- Хорошо, что он не успел сказать про мою магию, – кивнул Эмрис. – А ведь попытался же...
- Это да…
- С чего бы Пендрагону убивать своего сына? – вдруг спросил Слизерин. – Я знал, что он был той еще мразью, но у них же вроде были хорошие отношения.
- Более того, Утер не раз был готов отдать за сына свою жизнь, – ответил Мерлин. – За сына, которым мог гордиться. За свою копию. Но не за того, кого презирает, и за того, кто разрушает все, что он создал. Хотя, мне кажется, Артур мне даже не поверил, что Утер собирался его убить.
Артур уже сто лет не сидел над документами так долго. И дело не в том, что они были какими-то невероятно сложными – ничего страшнее обычных проблем. Просто был момент, когда он уже хотел подписать очередной свиток с переписью провизии для рейда в Гастеж, отменить несколько смертных приговоров в судах Мелдрета, Барвелла и Гринсворда, заменив их на другие наказания, и написать распоряжение в крепость Ставелла предоставить ночлег и помощь группе измученных друидов, что появились с пустынных земель Ифтира. И в этот момент он неожиданно остановился.
Перед ним на столе лежали решения, которых никогда и ни за что не принял бы Утер. Как он там сказал, на их встрече за завесой?
“Если бы я был рядом, тебе бы не понравилось, что бы я сказал. Многие решения, которые ты принял с тех пор, как стал королем, противоречат всему, чему я тебя учил.”
Да, отец бы никогда не доверился мирному договору настолько, чтобы делить с соседним королевством урожай Камелота. Он бы никогда не отменил казнь под предлогом того, что обвиняемый – двенадцатилетняя девочка, своровавшая лекарства для больной матери. Он бы даже не узнал об этом, что уж тут. И уж точно он бы не пустил на порог друидов, даже если те голодны, истощены и просят всего лишь о крыше над головой в холодный ноябрь. Утер во всем этом увидел бы угрозу авторитету и безопасности Камелота. Артур же видел лишь...несчастных людей, которым нужна была помощь. Даже если есть риск, лучше рискнуть, чем оставить этих людей умирать. Ведь Утер именно так создавал своих врагов.
“Ты игнорировал наши традиции, наши древние законы.”
Он откинулся на спинку стула, вертя в пальцах перо и оглянувшись на кровать. Гвиневра все еще спала, хотя служанка успела ее переодеть и переплести волосы. Гаюс сказал, что она выздоровеет через пару дней, как только весь дым покинет ее легкие. Она едва не умерла там, в этом запертом и горящем чердаке. И это было сделано призрачными руками Утера.
Артур все детство и юность наблюдал, как отец отправлял на казни людей. Некоторые из них казались ему совсем не преступниками, но Утер говорил, что они маги и обманщики, что они просто хотят спасти свою шкуру, стоя на плахе, что им нельзя верить, что голова судьи должна быть холодной. Наверное...да, но...
“Это твоя обязанность – укреплять и защищать королевство. И ты провалился.”
Долгие годы он не перечил отцу. Свято верил, что все, что тот делает, хоть каким-то образом оправдано. Пытался подражать ему, ненавидя то, что из этого получалось. Но пришло время, ему на голову возложили корону, и у него появилась возможность все исправить. Возвести на трон матери служанку, ставшую великолепной королевой. Посвятить в рыцари тех, кто этого заслуживал, а не тех, кто был рожден с таким правом. Отменить это жуткое глупое правило, при котором слово простолюдина было ничем рядом со словом аристократов. Верить вместо того, чтобы бояться. Объединяться вместо того, чтобы отгораживаться. И мало-помалу Камелот становился другим. Его люди заселяли пограничные земли, не боясь, что очередная война уничтожит их поля, люди обращались за помощью и получали ее, люди выбирались из бедности благодаря умеренным налогам и удобной торговле, люди пользовались помощью лекарей в каждой захолустной деревеньке, люди не боялись голода, зная, что по договорам соседние королевства помогут им в беде, люди выращивали богатые урожаи, не страдая от набегов разбойничьих шаек, а потом приходили в столицу, чтобы с улыбкой кланяться ему при встрече. Его народ процветал. Его рыцари раз за разом доказывали свою верность, отстаивая принципы чести и благородства. Его королева мудро и дальновидно делила с ним власть.
И он наивно думал, что отец встретит его с радостью, признает, что был не прав, что наконец-то похвалит, что уймется внутри тоска.
А получил то, что получил. Едва не погибших друзей, жену и...
Мерлин сказал, что отец хотел убить его. Это было настолько дико, что Артур хотел бы не верить в это.
Только вот Моргана тоже когда-то была ему верной и любящей сестрой. А Агравейн был мудрым наставником, оставшимся тонкой живой нитью к матери. А они оба вместе взятые не могли бы иметь такой характер, как Утер Пендрагон. Так что, видимо, из его семьи нет никого, кто бы не пытался его убить.
“- Я всегда хотел, чтобы ты гордился мной.
- Как я могу гордиться сыном, который игнорирует все, чему я его учил? Который уничтожает мое наследие?
- Я добился установления мира...
- Какой ценой? Мир долго не продержится. Если ты слаб, королевство падет.”
Конечно, Артур помнил все жестокие поступки отца. Но также он помнил и его теплый взгляд, из далекого детства, когда он мальчишкой возмущался отцу, что ему на тренировках дают деревянный меч, а не настоящий. Отец тогда смеялся, так легко и спокойно... Он помнил руку, державшую его перед собой в седле, когда они вместе ездили в лес, чтобы немного побыть просто семьей, вдали от замка и его законов. Там, в лесу, отец был просто отцом. Он улыбался, он смеялся, он рассказывал увлекательные истории из лихой молодости о разных сражениях, шутки о вельможах и приезжих королях, он возился с сыном в траве, слушая его заливистый смех и ероша светлые волосы. Этот человек был столь же близким, сколь далеким был он во дворце среди всех этих людей, знавших его только как сурового монарха. Зато Артур знал, как глаза его отца могли сиять. Он все еще помнил, как его впервые ранили, и Утер, напряженно следя за Гаюсом, сказал ему, что это не в последний раз. Он помнил, как твердо ложилась на его плечо рука отца перед турнирами и на встречах с послами. Помнил, как на миг тот самый, близкий и простой отец проглянул в глазах короля, когда ему исполнилось двадцать один, и его короновали как наследника трона.
И в этом же человеке победил не отец, а перепуганный эгоист. Утер готов был отдать жизнь за сына, пока тот оправдывал его ожидания. Но теперь...теперь он действительно стал его большим разочарованием, даже достойным смерти. Что ж...это не первый его родственник, пришедший к такому выводу, но у отца хотя бы были причины, в отличие от дяди и сестры.
В дверь постучали.
- Милорд, – склонив голову, вошел Леон, – простите за позднее вторжение, но вы, кажется, собирались отправить распоряжения в Ставелл уже сегодня.
- Прошу прощения, – скромно вошел следом лорд Вимон, – но рейд в Гастеж тоже запланирован на завтра. Вы уже решили, сколько провизии отправит Камелот?
“- Кто будет бояться короля, который не имеет жесткой позиции?
- Я не хочу, чтобы мой народ уважал меня, только потому что он меня боится.
- Тогда он вообще не будет тебя уважать.”
Артур усмехнулся, взглянув на вошедших. В голове промелькнула шальная идея, словно это был просто очередной спор с отцом. Последний раз ведь они спорили на то, сумеет ли Утер уговорить Олафа отдать южные земли. Отец решил, что это дело чести, ведь сын за проигрыш назначил поход к главной поварихе с признанием в любви. Так что когда земли были отыграны, смеющийся Утер хлопнул сына по плечу и приказал за проигрыш купить Моргане платье. Правда, когда Артур заявился к сестре поутру, она от подола до выреза раскритиковала этот “фиолетовый кошмар”, как она его назвала, так что брат просто всучил ей платье и смылся. И решил отыграться. Вот только не успел...Моргана предала их, и Утер заперся в своих покоях, не реагируя ни на чьи слова, не желая ни с кем разговаривать и ничего решать.
