Когтевран в спокойном удивлении вскинула брови.

- Меня?

- Я не знаю, что бы с нами было, если бы не вы, – горячо сказала собеседница.

- Полно, дорогая, – с небрежной улыбкой отмахнулась Кандида. – Ваш план был блестящим, я лишь вставила пару дополнений.

- И эти дополнения потрясающе нас спасли. Я хочу вас поблагодарить за них.

- Это меньшее, чем я могу отплатить вам за то, что вы сделали для меня, – серьезно ответила волшебница.

- Тогда будет пир в честь Камелота, – примирительно предложила Пуффендуй.

- За любовь к Камелоту! – засмеявшись, процитировала Гвиневра боевой клич своего мужа и его рыцарей.

Вернувшись, Гриффиндор возблагодарил небо за силу воли друга – тот был в сознании, хотя и вряд ли бы смог защититься, если бы кто-то напал. Рыцарь присел рядом с ним. За спиной у него развевалась черная норфолкская мантия, вторая такая же была перекинута через локоть.

- Изменник... – негромко выдохнул Артур, закрывая глаза. – А как же клятва...верности Камелоту?..

- На ближайшие минуты я не ваш рыцарь, милорд, – ответил Годрик, торопливо разворачивая вторую мантию. – Более того – вы не король Камелота. Мы с вами два доблестных рыцаря Норфолка. Как вам перспектива?

- Я предпочитаю...фермеров...

Маг как мог осторожно оторвал друга от дерева и надел на него чернильную ткань. Затем взял в руки шлем, который отложил сначала.

- И почему у вас такая заметная шевелюра, – проворчал он, надевая на короля вражеский шлем.

- Ма-амина наследственность...

Закончив с маскировкой, Гриффиндор сунул Экскалибур королю в ножны (все равно тот не смог бы им орудовать), обнял за плечи и с трудом поднял.

Время пошло.

Они двигались медленно, по возможности тихо, углубляясь туда, где ели обступали их наиболее густо. Раз или два вокруг раздавались шаги, но то ли срабатывала маскировка, то ли враги решали, что им показалось, однако они не встретили норфолкского кордона на всем пути, пока не перебрались через границу. Увы, именно там им нельзя было облегченно выдыхать – почти сразу на них напали, похожие на воронов в своих черных мантиях рыцари Одина. Видимо, они были предупреждены тем свистуном, или же просто слишком хорошо друг с другом знакомы, но они распознали в двух мужчинах камелотцев (хотя и вряд ли поняли, что раненый – король).

Годрику хватило времени только на то, чтобы немного резко опустить друга на землю и выхватить меч. Ситуация казалась отчаянной, против него стояло человек двадцать врагов, а позади – раненый Артур.

Но черта с два, он положит здесь свою жизнь, он даст распилить себя на кусочки, но не подпустит ни одну из этих шавок к своему королю!

С яростным рыком он кинулся в драку, полагаясь на свою силу и навык. Ему казалось, еще чуть-чуть, и его магия превратит его самого в каменную стену – так сильно было его желание загородить друга. Враги напирали, и оставалась всего пара секунд до того, как его безумное сопротивление было бы сломлено, как вдруг...

- За любовь к Камелоту! – раздался крик Леона, и красная волна хлынула на стаю ворон.

Годрик не знал, почему они кинулись в драку. Видимо, увидев сражение, решили, что там, за сонмом черных мантий защищаются от напора их товарищи. На каждого норфолкца наставил меч камелотец, и Гриффиндору оставалось только устало опуститься на землю и опереть о свои колени друга, боясь за каждый его задержавшийся вдох. Над ними бушевал бой и качали верхушками ели.

Пал последний рыцарь Одина. Алые мантии оказались совсем рядом, засвистел у головы клинок.

- Стой! – закричал Гриффиндор, выкидывая в инстинктивном жесте защиты руку. – Стой, это мы! Я Годрик!

Тяжело дыша от битвы, Элиан опустил руку. Узнав товарища, он с размаху всадил меч в землю. Рыцари обступили сидящих друзей.

- А это кто? – спросил сэр Озанна.

- Артур! – выдохнул Леон, бросаясь к своему королю и стягивая с его головы вражеский шлем. Артур был без сознания, по кольчуге, давно пропитав повязку, растекалась кровь. Рыцарь быстро овладел собой. Повысив голос, он крикнул остальным: – Сейчас же, все, едем в Камелот, ни один не остается на границе. Королю лошадь, живо!

Гаюс недолго присутствовал на пиру. Не потому что не было настроения – наоборот, он был очень доволен тем, как сработались за спасением Камелота Гвен, Пенелопа и леди Кандида. Нет, просто жизнью стариков распоряжается, отнюдь, не настроение, а многочисленные части тела, которые могут болеть. В этот раз заныла поясница, и лекарь, с досадой откланявшись, покинул празднество, направившись к себе.

Похмельных в его покоях уже не было. Гвейна, как известно, ничто не брало, и он, под предлогом того, что у него уши вянут от песнопений Мерлина и он больше никогда не пойдет с ним пить, ушел на кухню, выпрашивать у какой-нибудь красивой кухарочки рассола от похмелья. А вот Мерлина приложило так, что Гаюс его самолично отправил позже туда же. Так что придя к себе, старый лекарь рассчитывал на покой и тишину, в которых он смог бы намазать поясницу мазью и лечь полежать. Но, видимо, размечтался.

Топот ног он услышал заранее, а за ним различил бряцание кольчуги. Дверь ударила о стену, распахнувшись, и четверо рыцарей внесли своего короля. Мигом забывший о своей пояснице Гаюс велел положить его на кушетку и вкратце рассказать, что произошло. Услышав про стрелу, он кивнул, на ходу собирая нужные лекарства и бинты, отогнал столпившихся у кровати мужчин и присел на разумно подставленный ими стул.

- Доложите обо всем королеве, – велел Гаюс Леону.

Тот, кивнув, потащил за собой Элиана и Персиваля. Годрик остался в комнате, в сильном волнении наблюдая за работой лекаря. Старик дал раненому понюхать сильнопахнущую жидкость в прозрачной склянке, и тот, очнувшись, чихнул, тут же скривившись от резанувшей боли.

- Будьте здоровы, – невозмутимо пожелал Гаюс.

Некоторое время он работал в относительной тишине, нарушаемой только рваным дыханием короля. А потом снова со стуком распахнулась дверь, впуская двух женщин. Пенелопа с разбегу кинулась к Годрику, забыв от радости обо всех приличиях. Закинув ему руки на шею, она стиснула его в бурных объятьях. Расплывшийся в широченной улыбке рыцарь сжал ее в ответ, спрятав на минуту лицо в ее медной косе. Гвен тем временем остановилась над кроватью мужа. Лицо ее полыхало гневом, ладони взлетали в такт словам.

- Как ты мог?! Полез! В лес, кишащий бандитами Одина! С маленьким отрядом! После того, как один патруль уже убили! А я ведь чувствовала, что это ловушка, и ты это тоже знал, но ты все равно полез! А мне волноваться?!

- Гвиневра... – слабым голосом попытался вставить слово в поток возмущений жены Артур, но та этого даже не заметила.

- Я что просила?! Не рисковать собой! Ты не понимаешь, что за тебя весь Камелот переживает? Я уже не говорю о себе, но подумай о королевстве. Что будет с ним, если король погибнет, потому что отправился прямиком в ловушку всего с парой рыцарей? Эгоист!

- Гвиневра...

- И не надейся, что ранение поможет тебе избежать моего гнева! Нет, ты подумай... – тут она оборвала сама себя, вдохнув немного воздуха. – Он еще и ранен! Ты вообще издеваешься?!

- Гвиневра!

- ЧТО?!

- Ты такая красивая сейчас.

Королева опешила.

- Когда ору на тебя?

- Ага...

- Знаешь, дорогой, у тебя какая-то болезненная расположенность к тем, кто на тебя орет.

- Может быть.

- Ты хоть слово разобрал из того, что я наорала?

- Не-а...

- Гаюс, – с женщины слетел весь запал, все возмущение, она обеспокоенно и взволнованно обернулась к лекарю. – Гаюс, с ним все будет хорошо?..

- Не волнуйся, Гвен, – улыбаясь, ответил старик. – Он потерял много крови, но рана не опасная. Уже через две-три недели ты сможешь самолично его убить.

Годрик и Пенелопа, со смехом наблюдавшие за семейной сценой друзей, не разрывая объятий, усмехнулись. Гвиневра ответила благодарной улыбкой на слова лекаря. Гаюс собрал свои склянки и ушел к столу, чтобы королева могла занять его место. В ней не осталось ни следа гнева, она села на стул и положила ладонь на пылавший от жара лоб мужа. Король блаженно закрыл глаза.