Ифтирские гости не упрощали им задачу. Рыцари в синих плащах патрулировали дворец, как свой собственный, с таким видом, будто они сразятся и с тысячной армией, если понадобится защитить королеву. Они почти не улыбались, почти не смеялись, они плохо понимали юмор (или, скорее, не хотели на него реагировать) и, в целом, были похожи на рой тучек, марширующих по замку. Вельмож Мерлин объявил самыми высокомерными существами, каких он только видел. Было ли это на самом деле высокомерие? Может, и нет, но, во всяком случае, эти вельможи тоже не отличались приветливостью. Они желали говорить только на серьезные темы, сдержанно и строго реагировали на шутки и почему-то постоянно норовили завести денежную тему. Грозная же королева этого сурового народа была невозмутима и величественна. Она критиковала все, что ей предлагали: от еды до погоды за окном. Впрочем, не было ощущения, что она заносчивая, только слишком чопорная. Настолько все это действовало на нервы, что сами камелотцы во главе со своими королем и королевой подстраивались под своих гостей и общались с ними, так сказать, на их языке. Мерлину все больше и больше казалось, что что-то во всем этом не так.

Вечером последнего дня пребывания в Камелоте ифтирцев Мерлин, Годрик, Гвейн, Артур и Гвиневра были в королевских покоях, пытаясь накормить и помыть ребенка. Бо, смеясь, выворачивался и уползал, куда ему надо было: либо к Артуру, либо к Гвен, которых он, по понятной Мерлину причине, явно признал родителями.

- Бо! – сердито воскликнул маг, весь мокрый, потому что ребенок обрызгал и облил его водой из таза, в котором его собирались помыть. – А ну иди сюда!

Артур откровенно смеялся над попытками слуги выкупать мальчика.

- Мне нравится, что делает этот ребенок, – присвистнул он, улыбаясь.

- Да, а ты сам попробуй, – упрекнула его Гвиневра и, закатав роскошные дорогие рукава, подняла на руки малыша. Тот жалобно-возмущенно всхлипнул, и король состроил ему смешную рожицу, когда он выглянул из-за плеча женщины. – Ну надо же помыться, солнышко. Да, а как ты думал? Сейчас мы помоемся и ляжем спать. Все моются перед сном. И я моюсь перед сном, и Мерлин. И даже Гвейн, правда, Гвейн?

Укоряющий вопрос опустился на склоненную голову рыцаря, который пытался оттереть молочные пятна с своих сапог.

- Что? – растерянно спросил он. Поняв, смутился. – Конечно, Ваше Величество.

- Если ты моешься перед сном, то когда в последний раз ты спал? – ехидно спросил Гриффиндор, удобно устроившийся в кресле. Гвейн шутливо замахнулся на него, друг успел пригнуться, и кулак впечатался в воздух.

- Тихо! – для проформы прикрикнул на них Артур. Он расслабленно сидел на кровати, наблюдая за всей этой уютной сценой.

- Это от тебя последнее время несет, – весело пробурчал Гвейн. – Что случилось, Гриффиндор? Я думал, ты не пьешь.

- Это не я, – мрачно ответил Годрик. – Это Сэл.

- Он запил? – серьезно спросил король.

- Нет. Не совсем. Почти... – протянул рыцарь. – Уже лучше, во всяком случае. Уже почти все нормально.

- Все равно не понимаю, – тряхнул волосами Гвейн, закончив с сапогами и метко бросив грязную тряпку в горшок для мусора. – Ты пьешь с ним?

- Нет, я для этого не гожусь. Я их поднимаю.

- Их?

- Да есть у него одна подруга... Дочь трактирщика местного. Она ему помогает паршивое настроение залить. Только благодаря ей он сейчас на человека похож.

- Знаете что, – отфыркиваясь от пены, прервала их Гвен, – смените тему.

- Да, – согласно пробурчал Мерлин, вместе с ней пытаясь помыть веселившегося ребенка, который вместо того, чтобы успокаиваться ко сну, наоборот завелся так, словно вся кипучая энергия, выплеснутая им за день, вернулась обратно и била сейчас из него разом. – Ваши разговоры как-то не настраивают на бой.

- Бой с ребенком? – насмешливо переспросил Артур. – А я тебя еще пытался научить держать меч...

- Да что там твои чудовища и армии! Этот ребенок похуже их всех вместе взятых!

- Половина врагов были колдунами.

- И их тоже. Бо! Да успокойся ты, уже поздно!

Но поздно было как раз для них, потому что неугомонный мальчуган настолько развеселился, что перевернул бедный таз. Вода волной хлынула на Мерлина и Гвен, таз закрутился юлой, издавая громогласный грохот. Артур сходил в женскую комнатку и вернулся с полотенцем для жены и малыша, Гвейн подал другое Мерлину, а Годрик, поискав тряпку, кинул ее в разливавшуюся огромную лужу. Гвиневра, едва натянув на плечи полотенце, в панике окинула взглядом комнату.

- Где Бо?!

Мерлин со стоном вздохнул.

- Ну если этот паршивец опять...

И тут их всех остудил шок.

На пороге покоев стояла Кандида Когтевран с Бо на руках.

Причем увидев эту картину, Мерлин вдруг неосознанно почувствовал, что что-то встало на место. Что случилось что-то правильное.

Королева улыбалась. Ребенок лез пальчиками к ее волосам и серьгам, а женщина улыбалась. Широко и искренне, очень мило, задорно и весело. Когда она обернулась к обитателям покоев, ее взгляд был недоуменно-ехидный. Будто слетела маска, и перед ними стоял настоящий человек. Вот только это все равно было невероятно.

- Господа, я могу спросить, чей это ребенок и что он здесь делает? – спросила королева.

Вся орава молча пыталась сообразить, что делать и как понять это ее новое поведение. Первым заговорил, вздохнув, Артур.

- Миледи, я все объясню. Этот ребенок – подкидыш. Его подбросили к нам в покои...

- Сегодня? – живо спросила леди Кандида. Рыцари удивленно переглянулись.

- В день вашего прибытия, – осторожно ответил король.

Королева Ифтира недолго понимала всю ситуацию. Оглядев комнату она, казалось, поняла каждую подробность без их пояснений. Мерлин вдруг увидел в ее взгляде то, чего не видел раньше – проницательность. Леди Кандида ухмыльнулась.

- И вы боялись международной распри, скрывая от меня и моих людей младенца несколько дней? – она весело повела плечами и, чуть запрокинув голову, рассмеялась.

Смех ее был до того задорный и залихватский, четкий и раскатистый, что всем в этой комнате вдруг стало тоже смешно. Кто улыбнулся, а кто хохотнул. Лишь Гвен еще решилась возразить:

- Простите нас, Ваше Величество, но ваше поведение не могло подсказать нам, что вы сочтете эту историю за безобидную.

Иностранная королева перестала смеяться и, чуть склонив голову на бок, задумчиво посмотрела на женщину, посмевшую упрекнуть ее в неправильных манерах.

- По-вашему, мое поведение было слишком категоричным?

Стоя перед ней в мокром потемневшем платье, Гвиневра бесстрашно кивнула.

- Прошу прощения, если мы вас поняли превратно, однако вы могли заметить, что нрав вашего народа круто отличается от нашего.

- И в этом проблема, – спокойно ответила леди Кандида. – Вы приняли неулыбчивость за недружелюбие.

Мерлин мог бы добавить, что к неулыбчивости еще прилагалась грубость, но, конечно же, промолчал.

- Что-то вроде этого, – согласилась Гвен.

Королева Ифтира задумчиво помолчала. Бо самозабвенно играл с ее серьгой. Потом она кивнула.

- Пожалуй, вы правы, Ваше Величество. Я забыла, что каждый народ имеет свое самосознание. Вы напомнили мне об этом, – искренне, как показалось Мерлину, улыбнувшись королеве Камелота, леди Кандида с достоинством посмотрела в глаза присутствующим. – Я приношу вам всем свои извинения. Я и мои люди пришли к вам со своими правилами, забыв, что мы гости. Это была наша ошибка. Ну и... – она снова ехидно, по-доброму насмешливо улыбнулась, – впредь, если встретите сдержанного человека – не считайте, что он злой.

Все хихикнули.

На следующий день разрешилась и другая тайна. С утра, как раз когда вся огромная ифтирская рать собирала вещи и снаряжала коней, во дворец заявилась женщина, утверждающая, что является матерью Бо. Сие не было хорошей рекомендацией. Ни король с королевой, ни рыцари, посвященные в тайну, не составили себе хорошего впечатления о матери Бо. Ведь как можно быть хорошего мнения о женщине, оставившей своего ребенка? Мерлин же с самого начала допускал, что у этой женщины должны были быть причины для подобного поступка, хотя он все равно считал, что это не выход из ситуации. Поэтому пришедшую все встретили очень холодно, включая леди Кандиду, которая в последний раз разговаривала со своими новыми венценосными друзьями в замке.