– Предлагаю смазать маслом. –
подыграл Васильич и, не прощаясь, начал движение.
Глаша молчала. Ей выходить через примерно 20км. То есть, уже скоро. Василича предстоящее расставание, парадоксально, но не радовало. Он, почему-то в это не верил.
– Ногу что-то стало потягивать. – Василич не симулировал. Нога действительно разболелась – пересидел, что ли во время шашлычной дрёмы. Стало даже невмоготу давить на педаль газа. Потом затошнило. Накаркал?
– Что мне нехорошо как-то. –
И сразу Глаша, словно ждала (или сама накликала?):
– А едем со мной. Тут уже близко. Там и полечишься.-
– (Куда?) -
Стало сереть. Именно так. Может оттого, что вечернее небо затянулось облаками. И ещё душно, пуще прежней дневной духоты.
В спектакле жизни намечалась кульминация. Василичу, казалось, что в душе зазвучала надрывная струна, причём на одной, не самой высокой, но противной ноте, заглушая все другие внешние звуки. Раньше, когда смотрел фильмы ужасов, всегда удивлялся, куда это жертвы прут безголово в лес, или там в пустой дом? А вот и сам туда же. Дорога кролика в пасть удава…
Машину свернула опять на «просёлку» – кто ею управляет? Покачивало на ухабах, из под колёс с глухим щёлком «отшпуливали» камешки. Проехали какую-то улочку, похоже, единственную в небольшой деревушке, средней заброшенности. Упёрлись в речушку с узким пешеходным мостиком.
Далее – пешком. Не быстро. Глаша помогала идти, подперев сбоку, с того, что нога тянула, своим мягким, но сильным телом. Василичу стало приятно; всю дорогу диалеммил – отчего: от дружеской поддержки или, что ближе к истине, именно от этого волнующего прикосновения.
Калитка открылась со скрипом, и они вошли. В непонятную темноту, загадочную и мягкую. Пройдя несколько метров, остановились. Глаша усадила Василича под деревом:
– Отдохни, я скоро приду. –
Это скоро случилось и взаправду без заминки. Только в другом обличии: из темноты, словно иллюзионист перед заинтригованной публикой, предстал мужичок. Худой, рыжий, лет где-то около сорока. В руках нёс резную деревянную кружку, объёмом с пивную.
– Ты, что ли тут хворый с дороги? Вот, велели принести. Отведай.-
– Ну, я. А чего говоришь, как в сказке? И что там за замут? –
Василич с осторожностью принял подношение. Но колебаться не стал. Сказка? Тому и быть. Выпил залпом, не отрываясь. Прохлада напитка скрыла его истинный вкус, но чуть горьковатые и пряные мотивы всё же чувствовались. Ничего неприятного. Через минут десять, которые Василич провёл, свернувшись калачиком на траве, и вовсе стало хорошо. Тянущая боль в ноге и другие муторности прошли, отхлынули убегающей волной. Василич ожил, и прежде всего на секунду ужаснулся: где он? Но любопытство всегда сильнее страха. И не иначе. В другом раскладе человечество уподобилось бы дрожащей в углу глупой мыши.
– Мужик, где это я? – спросил у «рыжего», которого обнаружил присевшим у дерева напротив.
– Тут то – обитель ищущих. Тут бабка Марфа, великая знахарка, народу помогает. Вот и ты, вижу, оклемался. –
– Ладно, со мной всё определилось. А ты что нашёл? Или просто попить приходишь? Кстати, чем это тут потчуют? –
– « А не знаю» – наверное, честно ответил он. Потом побубнил ещё с минуту. Потом, видимо проведя некую внутреннюю мобилизацию, заговорил внятно, учительским тоном:
– Есть такая распространённая игра. Предлагается для сравнения два похожих рисунка и ставится задача: найти пять отличий. Или десять. Не важно. Так вот: даю упрощенный вариант. На рисунках два квадрата. Не станем подражать Малевичу. Чёрный цвет отвергнем. Наши квадраты, допустим, синий и зелёный. Собственно, это цветовое отличие и есть первое и последнее из ряда очевидных. Остальные надо придумать.
Как вам задачка? Поучаствуйте. Напрягите свою фантазию. –
«Рыжий» упорно и въедливо вперился в Василича. Э, дружок, да ты того… куку. Однако первый жгучий порыв послать «учителя» да покруче, быстро растворился. Может это недавно употреблённое питьё привнесло и душевную терпимость?
– Я бы попробовал картинки на вкус. Лизнуть то можно? Думаю, зелёная вкуснее.-
Неожиданно для себя, а скорее из-за возникшего чувства снисходительности, Василич вошёл в игру.
«Рыжий» отрицающее покачал головой:
– Нет, зелёная добрее. Или амбивалентнее?-
Предлагаешь и дальше валять «дурака»? Можно. Василич, поприкидовал, как ещё стебануться, чтоб позаумнее, но особо не получилось:
– Я бы сказал: зелёный квадрат–мелкодисперснее.-
– Вот. Уже получше, хотя всё равно, душевного восприятия маловато. Проникновенности, так сказать. Вот взвар ты отведал и, говоришь, полегчало. А ведь – не лекарство. Непонятный травяной коктейль. Вкус реальный, а подействовал в пользу потому, что душой не отторгнул. -
«Рыжий» набравший было ораторские обороты, вдруг осёкся и, глядя через плечо Василича, промолвил:
– Глафирия. К тебе, похоже, плывёт. -
Последние слова с каким-то внутренним вздохом. Потом встал и не спеша стал удаляться, словно уступая свою негласную вахту у гостя.
Глаша удивила. Прежде всего – одеянием. На ней был накинут халатик, неопределяемого ночью цвета, что естественно. Ещё более естественным оказалось понимание, что под этой накидкой ничего нет, в смысле белья. Волна трепетного волнения накрыла Василича.
Второе удивление – ноша. В правой руке – кипа текстиля: подушки, покрывала. В левой – ?.. лейка?
– Пора ложиться спать. Помогу тебе с душем. –
Градус волнения стал подниматься. И когда Василич, немного смущаясь, одной рукой прикрывая передние причандалы, подставился под прохладную струйку, его слегка стало потрясывать.
Но Глаша – просто печка. Под яблоней, на покрывале по мягкой траве Василич прижался к горячему женскому телу, ставшим податливым и… родным. Да, да, любовь всегда роднит, даже случайная и неожиданная.
Потом мимо притихшей пары неслышно проплыл дымчатый кот, хвост его, стоящий строго перпендикулярно, светился лунным светом, и лунная дорожка от него не кончалась, а уходила и уходила туда, в бесконечный верх-небесный купол.
Василич, заворожено и неотрывно наблюдал за этим фантастическим явлением до самого последнего момента, когда кот вновь растворился в сером мраке. Усмехнулся:
– Если у людей были бы хвосты, они и их приспособили бы под любовный инструмент. –
Глаша тоже улыбнулась. Прижавшись ближе, спросила:
– Тебе хорошо? –
Тихий ответ:
– Амбивалентно. –
*
(в начале августа, на балконе)
– Робин Гуды – зто такие подленькие человечики. Все другие что-то придумывают, вертятся, короче, зарабатывают, а эти – шары катают где-нибудь в лесу, потом налетают, трах, бах, отняли, поделили. Хочешь делить – дели,пожалуйста, но своё, заработанное. -
Пётр Иванович горячился. Его припёрли. Кириллу каким-то подлым образом донесли про размер денежнего презента, а чего удивляться: «доброжелателей» – тьма. На этом материале была сооружена конкретная «предъява». Пытаясь с неё «соскочить» Пётр Иванович, выигрывая время, вначале использовал найпервейший способ: удивление.
Суть его реакции перекликалась со сценкой, которую сам же Пётр Иванович наблюдал на одном из козырных московских рынков:
Одна дама выбирает фрукты. Конкретно, мандарины. И вроде как замечает: «А что они у вас по 500 р. за килограмм?». Продавец, колоритный кавказец с усами, в ответ: «Сам в шоке».
«Молодой», однако, зол был весьма сильно, удивление однозначно не проскочило. Даже второй, «железный» приём: посулы будущих более удачных проектов, им был решительно проигнорирован.
Кирилл говорил о честности. Об элементарной честности.
Нашёл о чём. Честный бизнесмен – это как …ээ … практикующая девственница! (Хорошо подвернул!) . Такое, в принципе, смешно.
Петра Ивановича давно обуревали мысли обобщающего характера. Более того, он получал огромное удовольствии в поиске и, как казалось, улавливании тонких закономерностей в течении финансовой жизни и в её окрестностях. Однако, случавшиеся открытия долго не жили, быстро обрушивались, и тут же рождались новые, что приносило новое восхищение. Непреклонно признал одно, главное – держаться в седле, а конь-судьба сам куда да вывезет. Если дальше использовать сравнение со всадником, то, конечно же, проскакать нон-стоп весь путь в одном ритме не получится. Ни у реального коня, ни у вымышленного. Намечаешь себе перевалочные пункты – это обязательно, именно так поступают основательные люди – и двигаешь к этим этапным целям, не щадя живота своего. (Тут Пётр Иванович усмехнулся, искоса окинув взглядом овальную округлость под майкой.) Удивительно, но оказывается, что не так уж и важно, если станция, к которой стремился вовсе не такая, какую предполагал. Награда – не достигнутая цель, а именно путь к ней. Пётр Иванович походя записал на внутренний диск последнюю мысль; неплохой спич к случаю.