Пурэ-Базелюрэ.

(*фигура речи из популярного ритуального заклинания; смысл.– непонятен; попытка созвучия с общей тональностью бытовой медитации.)

Смерть бабки Марфы и другое.

*

(июль, где-то в провинции)

Настоящие колдуньи живут в деревнях. Или в маленьких городках. Это, можно сказать, экологически чистые представители сией ипостаси. Можно было бы даже продолжить – истинные, но кто хоть что-то знает про шаманскую истину.

По разному их кличут: шаманами, вещуньями, экстрасенсами и т.д., но бабку Марфу – сугубо и однозначно: колдунья. Домик её спрятался неподалёку от трассы Воронеж – Ростов, просто так и не обнаружишь. Впрочем, те, кому надо, дорожку находили. Популярность тот дом снискал тёмную. То есть, если по-гоголевски, светлым днём стоял он тихо и одиноко. Ночью же сюда просачивались довольно многочисленные смурные посетители, корявые дрожащие тени коих не на шутку стращалиподзагулявших в этих краях прохожих.

Бабка Марфа жила тут давно. Сколько ей реально лет – тайна для всех, пожалуй, даже для Собеса. Помощнице Людмиле исполнилось 70, это известно. Но она-то пришла лет в сорок к Марфе, когда та уже была седая сгорбленная и (конечно же)с крюкой. Вот крюка-то эта и изменилась за промелькнувшее время: удлинилась и обрела перекладину для подмышечного подпора. Как ни верти – кривой в любом ракурсе – но полукостыль.

Приспособа с виду неказистая, однако, бабка Марфа уверенно шкандыбала с её помощью по своему широченному двору-саду, где не было протоптанных дорожек, но повсюду росли травы и цветы, живописно и организованно, словно по прихоти некого модняцкого ландшафтдизайнера-озорника.

Приходящий люд старался не приминать траву от калитки к дому. Уподобывались походке большого тёмного кота, который, обычно сопровождал всякого, но не ступал, а вполне натурально скользил по земле. Кот, весьма уместный здесь при старухе, днём красовался серо-пепельным окрасом, но с сумерками чернел. Он же спорадически противно мяучил, что, по всеобщему признанию, соответствовало свершаемым тут таинствам.

Собственно само колдовство происходило не в доме, новом, на белом кирпиче, не большом, но аккуратном. Построенный лет с десять назад под надзором Людмилы, он летом, при свете луны, казался пузатым туманным облаком в саду. Огибаешь его справа и натыкаешься на старую избу-хату. Перекошенная, но не дряхлая. Из печной трубы струится к небу жёлтенький колышащийся ручеёк, пахнет дымком, сушёнными и свежими травами, а некоторым, кто в своей теме, – анашой. Впрочем, этим некоторым, она везде мерещится.

Изба – Марфина сущность. По сути – её лаборатория, где старуха-профессор мутила в ступке и в печи какие-то снадобья по рецептуре из своей больной головы, куда, в свою очередь они занесены не иначе, как космическим ветром.

Теперь о колдовских деяниях. Есть вполне реальные зарегистрированные случаи чудейснейших исцелений. Ну как зарегистрированные? Несколько человек рассказывали схожие истории: особенно впечатляли описываемые успехи в безнадёжной онкологии. Впрочем, поражало другое совпадение: никто, вообще никто, старался ничего плохого о бабке Марфе не говорить. Прямо как о Компартии во времена застоя.

Местные бухаришки, по пьяной разудалости, пытались было разобраться со «старой каргой», но заканчивали хворью мучительной. В живот словно вселялся злобный червь, вплетался в кишки и так их скручивал, что враз трезвели и криками-стонами исходили. Вряд ли, Марфа, подушно нагоняла на них порчу. Она как всегда мирно бадяжила своё варево, тихо бормоча под нос что-то типа нескончаемой считалки. Так то оно так. Но колдовские круги, или назови иначе – восприятие или наша податливость чарам также тихо, но упорно, проистекали от избы.

*

( тот же июль, бизнес)

Кирилл Александрович только что пришёл из турецкого ресторана и, облюбовав кресло в своём кабинете, тупо обозревал противоположную стену. Как там сегодня сказал Пётр Иванович (с кем обедал): «В бизнесе невозможно всё время быть правым. Просчёты неизбежны и даже обязательны. Как выкарабкиваться? Вот тут тестируется мастерство и удача».

Не для души пошёл в кабак Кирилл с этим немолодым, похожим на медведя-увальня средних размеров, мужчиной. А пришлось. Пётр Иванович питал слабость к назидательности, и при своих, в своё время хорошо приподнятых финансах, мог себе позволить её открытое проявление. В любом виде.

– А скажи-ка Кириллушка, что такое по-твоему шук-шук? а? Надоумлю. Штукенция этакая, которая двигается повсюду и делает так: шук, шук, шук….(хе,хе) Ну ка, отгадай теперь, что такое чак-чак ? Нет, не чак, чак, чак… Не поезд. Кушанье, угощение сладкое татарское. (и вывод!) Умей пустышку отличить от взаправдашнего.-

При этом Пётр Иванович медленно отрезал малюсенькие кусочки от аппетитного бараньего рёбрышка в пряном золотистом соусе, отправлял себе в рот и, казалось, замирал, нежно смакуя.

Взять бы бутылку вина со стола и дать ему по самодовольному кумполу! Но нельзя. Есть шанс попасть под его крылышком в большой проект по строительству торгово-развлекательного комплекса. И ещё паровозиком – другой шанс: вылезти как-то из череды участившихся в последнее время неудач, коими выстлана дорога непосредственно в Анус.

Есть, конечно, у Кирилла друзья, с которыми трапеза по меньшей мере не напрягала и не раздражала. Хотя… Как сказать. Это было бы чревоугодие без пользы, все стали осторожны, помогать – не модно. В моду в таких бизнес-застольях вошло «поедание» партнёров; прежде всего тех, кто ослаб.

Кирилл сам позвонил Петру Ивановичу, с которым знаком-то был весьма отдалённо. Честно признался: «Хочу поучаствовать в деле». Пригласил на обед. Старик, неожиданно легко согласился. Залюбопытствовал? Ближе к десерту, объяснил своё согласие так:

– Недавно заночевал у знакомых. 16 этаж. Ночью один комаришко разгулялся. Укусил меня пару раз, да так сильно. Хотел прихлопнуть наглеца. Но не посмел. Подумал: этот малец смог залететь так высоко. Значит настоящий борец. А стремящихся надо поддержать. У меня такие принципы.-

Что ж сравнение с дерзким комаром можно принять за поощрение, тем более, что преподнесено в тональности сытой добродушности. Кирилл стал верить в успех своего предприятия.

Подействовало?

Вопрос не праздный, а имеющий свою небольшую, но мистическую предысторию. Где-то дней за пять до описываемого застолья, Кирилл Александрович засёк, как секретарша Оленька что-то там подливает в чашечку кофе. Дознание, проведенное на месте, было не лёгким. Первая версия –коньяк. Зачем? Не просил. Оказалось – приворот. Вроде её подруга «подсуропила», божилась: действует –«верняк».

–Что за гадость? –

–Бодяга на травах, безвредная.-

Сама спокойно отпила, потом и Кирилл попробовал. Нечего. Вкус даже отдаёт пикантной горчинкой. Оленька объяснила, что, тут собственно не слепое оболванивание, а возникновение единого понимания природы (кто вдолбил ей в башку эту дурь?) у тех, кто приложиться к снадобью. Ну не дура, чего ещё сказать. У Кирилла уже имелись подозрения о её неадекватности, особенно на фоне участившихся вопросов типа: уважает ли он её?

Значит ли это, что в их маргинальных служебных отношениях наступила стадия нетерпимой неопределённости? То есть вот сейчас позарез нужен ответ: просто ли она любовница со спорадическими вкраплениями романтических рандеву или есть перспективы к качественному скачку. Кирилл не стал даже вникать в эту дилемму: когда не стало денег – всё остальное досужее.

Через пару дней Кирилл как-то внутренне почувствовал, что «зараза» действует. Ему до зуда в крови захотелось почудить. Родился авантюрный звонок Петру Ивановичу.

За столом Кирилл уже не сомневался. Когда принесли чайник с зелёным чаем, он уверенно всыпал в горлышко щепотку травы:

– От моей бабушки. Бомба.-

Сам налил себе, демонстративно выпил и изобразил фигуру восхищения. Пётр Иванович вначале сомневался, но не удержался: на десерт подали пахлаву; поднимаешь квадратик – душистый мёд слёзно и томно стекает по бокам – съешь меня! К чёрту диабет. Один то кусочек с чаем не помешает.