Два дня он пролежал на полу в большой грязной луже, а потом его нашла хозяйка квартиры и вызвала карету скорой помощи, которая доставила его сюда. Он все время храпел, а теперь от этого проснулся. Когда ему подали грейпфрутовый сок, мог пошевелить только одной рукой, другая навсегда отнялась. А ему так хотелось продолжать изготовлять кожаные ремешки, они были такие очаровательные и на них приходилось тратить уйму времени.

Иногда он продавал их людям, которые появлялись в выходные.

— Ты знаешь, кто я, Манфред?

— Нет.

— Я — Арни Котт. Почему ты не смеешься или иногда хотя бы не улыбаешься, Манфред? Ты не любишь бегать и играть?

Габбиш посыпался из обеих глаз мистера Котта.

— Обычно он не слышит, Арни. Во всяком случае, нас интересует совсем другое.

— Что ты видишь, Манфред? Скажи нам, что ты видишь. Все эти люди, они собираются жить там? Это правда, Манфред? Ты видишь много людей, живущих там?

Он закрыл лицо руками и беспрерывный габл прекратился.

— Я не понимаю, почему этот ребенок никогда не смеется.

— Габл, габл…

Кожа мистера Котта скрывала мертвые кости, блестящие и влажные. Целый мешок костей, отливающих влажным блеском. Прозрачный череп глотал зелень, которая мгновенно распадалась.

Он видел кишащую габбишем жизнь, бурно протекающую под внешним покровом мистера Котта. А тем временем поверхностная человекоподобная оболочка произнесла:

— Я люблю Моцарта. Давайте послушаем эту запись. — На этикетке коробки было написано: «Симфония № 40 I.К.550». Мистер Котт стал вертеть ручки усилителя. — Дирижирует Бруно Вальтер, — объявил он гостям. Огромная редкость времен золотого века грамзаписи.

Отвратительные вопли и визги, похожие на предсмертные вскрики, раздались из громкоговорителей. Мистер Котт выключил магнитофон.

— Извините, — пробормотал он. Котт узнал звуки старого кодированного письма или от Рокингэма, или от Тимпла, или от Анны, от кого-нибудь из них. Одним словом, он понял, что запись случайно оказалась в его музыкальной библиотеке.

Потягивая содержимое своего стакана, Дорин Андертон возмущенно сказала:

— Какой отвратительный вой! Мог бы и пожалеть нас, Арни. Твое чувство юмора…

— Случайность, — серьезно перебил хозяин. Он разыскивал нужную ленту.

«Ладно, дьявол с ней», — раздраженно подумал Арни, и, обернувшись, произнес:

— Послушай, Джек! Конечно, извини за то, что я вызвал тебя, несмотря на приезд твоего отца, но мне очень хочется посмотреть на твои успехи с мальчуганом Стинера. Т-ты п-покажешь мне, о'кей? — От предвкушения интересного зрелища Арни стал заикаться. В ожидании ответа он пристально посмотрел на Джека.

Но тот даже не услышал его, так как, сидя на кушетке рядом с Дорин, оживленно о чем-то с ней беседовал.

— У нас не осталось водки! — громко произнес Джек, стукнув пустым стаканом по столу.

— Ради Бога, Джек, — взмолился Арни, — я хочу услышать, как идут дела. Можешь ты сообщить что-нибудь по этому поводу? Или вы двое собираетесь все время сидеть там, на кушетке, и только обниматься и шептаться?… Что-то я плохо себя чувствую…

Шатаясь, он прошел в кухню, где Гелиогабал, с тупым видом уставившись в журнал, сидел на высоком табурете.

— Приготовь-ка мне стакан теплой воды с питьевой содой, да поживее, приказал Арни.

— Да, да, Господин, — Гелиогабал захлопнул журнал и соскочил с табуретки, — я мигом. Почему вы их не пошлете подальше, Господин? Они совсем, совсем нехорошие, Господин. — Бликман вынул из аптечки над раковиной пакетик бикарбоната натрия и зачерпнул полную чайную ложку.

— А о ком же, по-твоему, мне следует заботиться? — спросил Арни.

С измученным усталым выражением лица в кухню вошла Дорин.

— Арни, думаю, мне пора домой. Я не могу долго выносить общество Манфреда, он непрерывно мельтешит перед глазами, бегает вокруг и не сидит на месте. Я совсем расклеилась. — Подойдя к Арни, она поцеловала его в ухо. — Спокойной ночи, дорогой.

— Как-то я читал о ребенке, воображавшем себя машиной, — сказал Арни.

— Он считал себя постоянно включенным. Я хочу сказать, что тебе следует остаться с этими «фруктами». Не уходи. Потерпи ради меня. Сам не понимаю, почему, но Манфред гораздо более спокоен, когда женщина рядом. Я чувствую, что Болен ничего не сделал, и хочу прямо сказать ему, что он — бездельник и дармоед.

Слуга бликман вложил ему в правую руку стакан теплой воды с питьевой содой.

— Спасибо. — Арни с облегчением стал пить.

— Джек Болен, — вызывающе заявила Дорин, — проделал прекрасную работу в сложнейших условиях. Я слышать не желаю про него ничего плохого. Слегка покачнувшись, она смущенно улыбнулась:

— Кажется, я немного пьяна.

— А кто из нас трезвый? — весело спросил Арни. Он обнял ее за талию свободной рукой. — Я тоже заболел от выпивки. Честно говоря, ребенок меня тоже достал. Я даже специально включил старую кодированную запись, и получил большое удовольствие, глядя на ваши обалдевшие рожи. — Поставив стакан, Арни расстегну верхние пуговицы ее блузки. — А ну, отвернись, Гелио! Давай, читай свою дурацкую книжку! — Бликман молча отвернулся.

Удерживая Дорин одной рукой, Арни другой расстегнул остальные пуговицы блузки и принялся за юбку. — Они опередили меня. Эти говнюки с Земли рыскают повсюду, куда только ни кинь взгляд. Мой человек в космопорту сбился со счета, а они все продолжают прибывать. Ну, ладно, пойдем-ка лучше в постельку. — Он стал целовать ей ключицу, постепенно сползая губами все ниже и ниже. Ее голова запрокинулась.

Оставшийся в гостиной с Манфредом Джек Болен стал возиться с магнитофоном, неуклюже пытаясь заправить новую ленту. Целиком сосредоточенный на своем занятии, он опрокинул свой пустой стакан.

«Что же произойдет, если они все-таки захватят землю раньше меня? думал Арни, приближаясь к Дорин и медленно кружась с ней по кухне. — Вдруг я не смогу ее перекупить? Тогда лучше сразу умереть! — Он заваливал девушку на спину, не переставая размышлять над мучившим его вопросом. Должно же там найтись место и для меня! Я слишком люблю красную планету, чтобы так просто отдать ее первому встречному».

Из гостиной приглушенно донеслась музыка — Джеку Болену наконец удалось попасть в нужную кнопку.

Дорин больно ущипнула Арни, после чего, оставив девушку приводить себя в порядок, он вернулся в гостиную, уменьшил громкость звучания музыки и твердо сказал:

— Итак, Джек, давай вернемся к делу.

— Хорошо, — покорно согласился тот.

Выйдя из кухни вслед за Арни, застегивая на ходу блузку, Дорин сделала широкий круг, стараясь как можно дальше обойти Манфреда, который, стоя на четвереньках, наклеивал вырезки из журналов на большой разложенный на полу кусок оберточной бумаги. На ковре вокруг мальчика повсюду виднелись белые пятна от канцелярского клея.

Подойдя к ребенку, Арни Котт низко нагнулся над ним и спросил:

— Ты знаешь, кто я, Манфред?

Мальчик не ответил и ничем не показал, что хотя бы услышал его.

— Я — Арни Котт, — продолжал тот. — Почему ты не смеешься или иногда хотя бы не улыбаешься, Манфред? Ты не любишь бегать и играть? — Он ощутил глубокую жалость к мальчику.

Запинаясь, Джек Болен сказал хриплым, дрожащим голосом:

— Обычно он не слышит, Арни. Во всяком случае, нас интересует совсем другое. — Его взгляд был пьян, рука со стаканом тряслась. Но Арни не обратил внимания на реплику и продолжал допрос:

— Что ты видишь, Манфред? Скажи нам, что ты видишь. — Он подождал, но в ответ была только гнетущая тишина. Не издавая ни звука, мальчик сосредоточенно клеил. Он создал какой-то странный коллаж на бумаге: зубчатая полоска зеленого и серого, плотный, угрожающий перпендикуляр.

— Что это значит? — спросил Арни.

— Одно место, — сказал Джек. — Здание! Я принес его с собой. — Он ненадолго вышел и вернулся с толстым конвертом, из которого достал большой, сложенный в несколько раз детский рисунок цветными карандашами и дал его Арни. — Это находится здесь. Ты хотел, чтобы я установил связь с ним… ну… я… это сделал. — У него случилось некоторое затруднение с произношением последних слов, казалось, язык застревал во рту.