– Мне сказали, что …. Ну, в общем, отсоветовали.

– Кто? Почему отсоветовали.

– Ну…. Как вам лучше сказать. Говорят у вас там, что-то происходит?

– Что происходит?

– Ну, вот жена умерла. Потом дочь. В общем, что-то неладно там у вас.

– А кто это всё сказал вам?

– Нну-у…. Если честно, то я не знаю. Звонила женщина…. Нну-у и вот…. Извините.

Он хотел продолжить разговор, но в трубке запикало.

Через две недели перезвонил сын. Поинтересовался, как дела. Он рассказал сыну о проблемах, возникших с продажей квартиры. Сын посетовал, сказал, что приехал бы сам и помог, но сможет только через месяц, не раньше – начинаются большие учения. Он успокоил сына и пообещал, что всё будет хорошо и в ближайшее время постарается приехать, а если квартиру не купят, то он сдаст её кому-нибудь. Так и решили.

На другой день он отвёз в редакцию газеты объявление о сдаче квартиры внаём.

Он уже возвращался, когда зазвонил телефон. Он ответил и услыхал её тяжёлое дыхание больше похожее на стоны:

– Куда это ты собрался, милый? Я не отпущу тебя. Ты мой…. – Пошли гудки. Он свернул на обочину и заглушил двигатель. Откинувшись на спинку сидения, он закрыл глаза. Сердце колотилось, руки дрожали. Он с ужасом смотрел на телефон.

Вечером снова звонил сын. Сказал, что начались учения и в ближайшее время у него не будет возможности ни звонить, ни писать, но, как только с квартирой уладится, можно будет приехать. В части предупреждены.

В эту ночь она не пришла, но утром, на полу перед диваном, он увидел разорванную фотографию сына. Альбомы с фотографиями хранились в большой комнате. Теперь они лежали на полу. Фотографии пёстрым ковром устилали полкомнаты. Он начал поднимать их одну за другой. Глаза жены и дочери проколоты чем-то острым. Фото сына разорваны так, что голова везде была отдельно от тела. На общих фотографиях, где все они снимались вместе, его изображение был вырвано.

Он начал собирать фотографии в одну большую кучу. Руки дрожали. Потом он задумался и прошёл на кухню. Открыв крайний шкаф, он достал упаковку с мешками для мусора, но она оказалась пустой. Он бросился в ванную за ведром, распахнул дверь и замер. Прямо у входа, привязанная к трубе с холодной водой, свисала верёвочная петля.

Он попятился. Сжал голову руками. Потом на секунду задумавшись, метнулся в спальню и схватил телефон. Его трясло. Кое-как он отыскал номер сына и нажал вызов. После трёх гудков он услыхал сообщение: «Телефон вызываемого абонента отключен или находится вне зоны действия сети». Он сорвал петлю с трубы. Его обуяло бешенство. Вновь сняв со стены топорик для разделки мяса, он изрубил верёвку и сбросил с балкона.

А через два дня из воинской части, в которой служил сын, пришла телеграмма. Её доставил почтальон уже к вечеру. Почтальон прятал глаза и, как только он расписался в получении, поспешил уйти. Каждое слово телеграммы тяжёлым колоколом отдавалось в голове.

«Ваш сын, прапорщик Российской Армии, Сергей Владимирович Рудин, геройски погиб во время учений, спасая жизни новобранцев». Дальше шли дата и всё остальное. Он тихо опустился на пол у открытой входной двери и прислонился спиной к стене. Телеграмма так и осталась зажатой в кулаке. Поднимающийся по лестнице сосед заволок его в комнату и уложил на диван. Прочитав телеграмму, он вызвал скорую и не уходил, пока не прибыли врачи.

Началась суета. Уколы, носилки, больница. Всё это время он лежал на спине и смотрел остекленевшим взглядом перед собой. Там, в вышине, он видел её улыбающееся лицо. Она двигала губами, но он ничего не слышал.

На второй день после получения телеграммы на телефон поступил вызов. Звонил сопровождающий из воинской части. Привезли тело сына. Ему казалось, что он сидит за толстым стеклом и все события проплывают мимо него, но он ничего не слышит. Кто-то входит, кто-то выходит. Ему что-то говорят, но он не слышит, что.

Перед ним гроб. Закрытый гроб. Сопровождающий рассказал, как всё произошло на самом деле. Он опустил глаза и попросил не распространяться. Всё оказалось банально и просто. Прошёл дождь. Урал с продуктами питания завяз в грязи. Подогнали БТР. Лопнувшим тросом сыну начисто снесло голову.

Похорон он не помнил вовсе.

Он пришёл в себя лёжа на диване. За окнами ночь. Свет только в прихожей. Он знал, что она рядом, но у него уже не осталось сил сопротивляться. Он почувствовал, как по его щеке скользит холодная ладонь. Он закрыл глаза и прижался щекой к этой ладони и слёзы хлынули из его глаз. Рука мгновенно потеплела. Он открыл и поднял заплаканные глаза. Рядом с ним на краю дивана сидела его Любаша. Она гладила его по волосам, улыбалась и почему-то была без одежды. Он протянул к ней руки, и она легла рядом. Он прижался к её большой и тёплой груди и уснул.

Утром он оторвал голову от мокрой подушки. Никого. Из большой комнаты доносились звуки работающего телевизора. В комнате дочери играла музыка. Он встал. Заглянул на кухню. Жена, как всегда, готовила завтрак. В большой комнате он увидел сына. Тот сидел перед телевизором и не оборачивался. Дочь лежала на кровати и качала головой, в такт льющейся из колонок мелодии. Он снова вернулся на кухню. Жена будто не замечала его. Они все не замечали его. Он поднялся и прошёл в ванну. Петля снова висела на том же месте. Не обращая на неё внимания, он прошёл мимо, открыл кран и сунул голову под холодную струю. Звуки стихли.

Он вышел из ванной и остановился в проходе. Никого. В кухне на столе составлены тарелки с остатками поминального обеда. Рядом стоят три початые бутылки с водкой. На краю стола две рюмки. Он смотрит на них. Хмурит брови. Он опускает голову, прижимает ладонь ко лбу и снова смотрит на бутылки, закуску и рюмки. Он, будто вспоминает что-то.

«Почему две рюмки?».

Он садится за стол. В недоумении он осматривается по сторонам. «Это не его кухня. Где он?». За окном шумит дождь. Справа тихо потрескивает огонь в печи. Пахнет квашеной капустой и женскими духами. Обитый клеёнкой стол. Тарелки с закуской, три початые бутылки водки. Он оглянулся – за спиной сервант. Когда он поворачивал голову, то увидел её. Она виновато улыбалась и застёгивала на большой и белой груди верхнюю пуговку халата.

– Извини. Я только переоделась. Ну, наливай, что ли?

Он налил в обе рюмки. Он взял одну, она другую.

– Ну. – Она подняла свою рюмку. – Ещё раз за знакомство?

Звякнуло стекло. Выпили. Водка обожгла пищевод. И вдруг ему стало хорошо и радостно. Он перестал удивляться. Он ел и наливал ещё. Она что-то тихо рассказывала, но он почти ничего не слышал. Он смотрел на её колышущуюся грудь, на рыхлый в складочку живот, белеющий между пуговицами халата. На краешек голубых трусиков, выступающий из-под полы. Она виновато улыбалась. Опускала глаза и запахивала халатик на белых бёдрах. Её щёки становились всё румянее, а глаза блестели призывным огоньком. Верхняя пуговка халатика иногда расстёгивалась, и он видел край тёмного соска.

Потом она протянула руку к его голове и погладила его по волосам. Он прижался щекой к ладони и поцеловал её. Она жарко дышала и её большая грудь вздымалась, как океанские волны. Он почувствовал запах возбуждённой женщины и потянулся к ней через стол.

Она встала.

– Погоди немного.

Она скрылась в зашторенном дверном проходе, который вёл в другую комнату и через минуту оттуда донёсся её приглушённый голос.

– Иди ко мне, милый.

Он раздвинул шторы и замер. Она лежала на розовом покрывале, отделанном белыми рюшами. Её халатик и трусики висели на спинке стула. Она заложила руки под голову, а колени широко раскинула в стороны. Он, шагнул к ней, содрогаясь от возбуждения.

– Сними одежду, милый. – Прошептала она, и пока он раздевался, обшаривала его взглядом широко открытых и горящих от возбуждения глаз. Он встал перед ней совершенно голый, а она протянула к нему руки и ещё шире раскинулась перед ним. Он взобрался на кровать и навис над ней. Она обхватила его руками за шею и с силой притянула к себе.