4
За окнами грузовика мелькали дома и магазины посёлка, отвороты и переулки. В приоткрытое окно кабины влетал тёплый июльский ветерок. Владимир Тимофеевич уверенно правил автомобилем, удерживая руль левой рукой, а правой он обнимал жену. Сегодня, наконец-то, они переезжают. Они покидали старый, надоевший за двадцать лет жизни, деревянный барак, построенный ещё во времена царя гороха. Решением жилищной комиссии дом был признан ветхим и подлежал сносу, и вот теперь они вселяются в новую квартиру.
Вот площадь, вот вокзал, вот школа в которой он проучился десять лет. Теперь нужно свернуть налево. Перед поворотом его взгляд скользнул по остову уже развалившегося частного дома. Крыша разобрана. Огород зарос полынью. В окнах нет стёкол, а кое-где и рам. На углу, повиснув на одном гвозде, чудом уцелела табличка с номером шестьдесят восемь. Руль чуть дрогнул. Грузовик вильнул в сторону разделительной полосы, но Владимир Тимофеевич выровнял его. Жена взглянула с тревогой.
– Так. Что-то сердце кольнуло. От радости, наверное.
Свернули к дороге. Вот она, мечта всей жизни. Трёхэтажный, только что отстроенный дом. Второй подъезд. Правда, квартира на первом этаже, но это ничего. Главное, что квартира новая, просторная, в три комнаты, большая кухня, раздельный санузел и балкон. Да, балкон. Несмотря на то, что первый этаж, балкон всё равно установили. Большой и застеклённый снаружи. А под балконом прекрасное место для стоянки грузовика. Всё на виду.
Разгружались и заселялись до вечера. Мебель и вещи пока бросали без порядку. Потом расставим. Главное вселиться. К вечеру оба валились с ног, но усталость эта была приятной.
Пока жена возилась на кухне с ужином, он вышел на заваленный узлами балкон. Сдвинул створку остекления в сторону и выглянул наружу. Ветер стих. Листья тополей едва колыхались. За тополями он снова увидел остов заброшенного дома и долго смотрел на его почерневшие от времени бревенчатые стены, на окна с выбитыми стёклами.
В памяти всплыло всё, до мельчайших подробностей. Её белое пышное тело на розовом, обшитом рюшами покрывале. Размётанные по подушке волосы. Её испуганные тускнеющие глаза и отвисшая челюсть. По спине пробежал холодок. Он тряхнул головой и ушёл внутрь квартиры.
Поужинали и улеглись пораньше. Диван стоял посреди зала, а вокруг него в беспорядке возвышались шкафы мебельной стенки. Окна ещё без штор, потому отблески луны ложились на пол и разбросанные по нему вещи.
– Слушай, Володь? – Жена прижалась к его плечу. – Серёжка из армии вернётся, вот обрадуется. У Юльки теперь своя комната будет. Представляешь, приедет из лагеря, а тут комната своя. – Она глубоко вздохнула и сильнее прижалась к тёплому плечу мужа. Но он не ответил. Она подняла глаза. Муж уже засыпал, уставший за день. Глаза жены блестели в ночи, на лице счастливая улыбка. Вскоре уснула и она.
Разбудил их шум и ещё какой-то звук, спросонья не понять. Владимир Тимофеевич вскочил и прислушался.
– Как будто ветер шумит. – Жена испуганно смотрела на него. – Он встал и прошёл в комнату с балконом. Застеклённая балконная дверь была распахнута настежь, а во всю длину стеклоблока из угла в угол протянулась трещина.
– Ах, что б тебя. Теперь придётся блок менять.
Наступая в темноте на узлы, он вышел на балкон и встал у открытой створки балконного остекления. Снаружи шумела листва, раскачивались макушки тополей. Луна тускло просвечивала между наплывающих туч. Его лицо обдало потоком воздуха. Он непроизвольно бросил взгляд в сторону заброшенного дома, и ему показалось, что…. Нет, просто показалось. «Наверное, с утра дождь врежет. Хорошо, что сегодня всё успели». Захотелось курить. Он задвинул створку, запер балконную дверь и вернулся в постель к жене.
– Что там?
– Да балкон не закрыл. Дверь ветром и распахнуло. Стекло треснуло.
– Ну, надо же….
– Ладно, спи, заменю в выходные.
Она появилась из светящейся дымки. Голая и посеребрённая лунным светом. Она стояла, с укором смотрела на него и качала головой. В руках она держала одежду.
– Что же ты, Володя, не одел меня. Я так замёрзла.
Запищал будильник. Он открыл глаза. Жены уже рядом не было. Из кухни доносился шум кипящего чайника, и запах яичницы с колбасой и луком. Голова была тяжёлой. Он не выспался.
Но вскоре хорошее настроение опять вернулось к нему. Он принял душ. Какое блаженство. Теперь это можно делать хоть по десять раз на дню. В ванной всё блестело и радовало глаз. Горячий чай и яичница, окончательно развеяли воспоминания о прошлом.
Пропустив на перекрёстке группу школьников, он весело просигналил им и дал газу. Вывернув на главную улицу, он бросил взгляд на остов заброшенного дома. Таблички с номером шестьдесят восемь уже не было. Солнце отразилось на осколках разбитых окон, и ему показалось, что за стеклом крайнего справа окна мелькнуло бледное лицо. Руль дёрнулся в его руках. Сердце застучало сильнее.
Давно она не приходила.
Сразу после всего, что произошло, он видел её чуть ли не каждый день в течение двух лет. Она садилась к нему на край кровати и плакала, или просила выпустить её. После свадьбы с Любашей сны прекратились.
Воспоминания накатили холодной волной.
Его опрашивал следователь. Потом проверяли и его машину, но ничего не нашли. У него хватило ума сменить колёса и избавиться от лопаты. Он промыл багажник бензином, перестирал одежду, в которой был на свадьбе, на несколько раз. Он так боялся, что не мог уснуть по ночам. Её тело так и не нашли, и дело, по которому он проходил, как свидетель, было приостановлено, а потом и прекращено за давностью лет. Тогда он и начал пить. Сначала это помогало забыться, потом вошло в привычку.
После свадьбы с Любашей, он завязал с выпивкой – рюмка перед едой да пару в праздники. Всё наладилось в его жизни, и он вспоминал о происшествии всё реже и реже. И вот опять. «Это всё из-за этого дома. Ещё устал вчера. Всё хорошо. Всё пройдёт. Всё уже прошло».
В обед позвонила жена.
– Представляешь, утром села к зеркалу, только достала тушь, а оно пополам. Кусок вывалился и об пол вдребезги.
– Наверное, во время переезда перегнули, вот стекло и лопнуло. А в суете не заметили.
– Наверное. Ты сегодня не задерживайся. Дома работы полно.
– Да понимаю я.
Он выключил телефон и почувствовал лёгкое раздражение.
По дороге с работы заехал в магазин. Купил стеклоблок и зеркало – и домой. Весь вечер расставляли мебель. Он бурил стены для полок и шкафов, вворачивал винты, вбивал дюбели. Когда улеглись, часы показывали начало двенадцатого. Уставшие и довольные они уснули. Снова приснилась она. Снова просила согреть и смотрела так, что холодело внутри.
Утром он встал с тяжёлой головой. «Хорошо, что сегодня суббота». У жены рабочий день. Её смена в магазине. Он позавтракал и занялся делами. Но, на первом же саморезе, шуруповёрт сорвался и он со всего маху вонзил биту в верхнюю фалангу большого пальца. На стену хлестнуло кровью. Пока искал аптечку, залил кровью пол в ванной.
– Ччёрт!
Палец распух и ужасно болел. Принял таблетку Темпалгина и вышел на балкон. Снова захотелось курить, но он снова сдержался. Уже год прошёл с тех пор, как он выкурил последнюю сигарету и выпил последнюю рюмку и, к радости жены и дочери, пообещал, что больше никогда не прикоснётся к этой гадости.
Он вернулся в квартиру и осмотрел балконную дверь. Распаковал и заменил стеклоблок. Потом обрезал по размеру и вставил зеркало на место разбившегося. Собрал трюмо и установил в прихожей.
Пискнул мобильник. Звонила жена. Голос дрожит.
– Я из больницы. Красилась перед работой и кусок туши попал в глаз. Я промыла, но стало ещё хуже. Глаз весь опух. Меня Валя подменила на сегодня. Заедешь за мной?
Завёл грузовик. Двинул к поликлинике.
У Любани повязка в пол лица. Он довёл её до машины, усадил.
– Болит?
– Очень. Не надо было в разбитое зеркало смотреть.