– Юля, я….

– Не надо, папа. Я прошу тебя. Она уронила голову на руки и заплакала.

Он тихо закрыл дверь в её комнату.

В шесть вечера зазвонил телефон. Звонил Степаныч и просил поработать в выходные. Пришлось согласиться.

Ночью он проснулся от грохота. Рухнула книжная полка в комнате дочери. Дочь кое-как успокоилась и уснула, а он не смог. Так и сидел на кухне за столом и смотрел в окно. Когда он отвернулся от окна, то увидел её. Она сидела напротив него. Вся страшная, со вздувшимися волдырями на коже и обгоревшими волосами.

– Что ты наделал? – шептала она. – Что ты со мной сделал? Ты сжёг мой дом. Мне некуда идти, а вокруг такой холод. Теперь я буду жить у тебя.

Он гнал её, но она не уходила.

– Ты не можешь жить у меня. У меня дочь. Она ни в чём не виновата. Уйди, прошу тебя, – взмолился он, но она снова улыбнулась сухими растрескавшимися губами и протянула к нему руки. Запищал будильник и он проснулся. Он так и проспал до утра у кухонного стола, положив голову на руки. Тяжесть в груди не проходила.

Открыв холодильник, он с тоской взглянул на пиво и отправился на работу, не позавтракав.

Его поставили на маршрут, и он крутил баранку, гоняя автобус от остановки к остановке. В обед зазвонил телефон. В трубке зазвучал незнакомый женский голос.

– Владимир Тимофеевич Рудин?

– Да, это я. А вы кто?

– Юлия Владимировна Рудина – ваша дочь?

В груди всё оборвалось. Кровь прилила к лицу.

– Да. Что случилось?

– Вам немедленно нужно явиться в Районный отдел полиции кабинет номер десять.

– Что случилось?! – Прокричал он в трубку, но связь прервалась.

Он рванул к грузовику. Он летел, ничего не видя перед собой, и два раза чудом не слетел в кювет.

В кабинет номер десять его провели без задержек. За столом – строгого вида женщина в форме и с лейтенантскими погонами. Она взглянула на него сквозь стёкла очков и отвела взгляд. У стола на стульях классная дама Юли, с красными от слёз глазами, и двое одноклассников. Оба смотрели в пол.

– Что случилось?!

– Владимир Тимофеевич?

– Да, да, это я, что случилось?!

Классная дама подняла глаза. Она залопотала, сквозь подступающие слёзы, всё время прерываясь и всхлипывая.

– Мы разбили лагерь у реки…. Ну…, как всегда…. Костёр там, картошка…. – С каждым её словом, его сердце будто сжимала, чья-то холодная рука. Он опёрся о стену и сполз на стул. – Юличка и ещё три девочки вышли к берегу и ….

– Что? – Он медленно опустился на стул.

– Берег обрушился, и девочки упали в реку. – Она прижала мокрый носовой платок к глазам и тоненько заскулила.

– Ведутся поисково-спасательные работы, и ещё рано делать какие-то выводы. – Женщина в форме говорила спокойно, даже строго, но избегала встречаться с ним взглядом.

«Это страшный сон. Нужно проснуться. Он переутомился и ….» – Он почувствовал, что летит и потерял сознание.

В нос ударил запах нашатыря. Над ним нависло её лицо с обгоревшими бровями и ресницами. Она заглядывала ему в глаза, улыбалась и говорила:

– Владимир Тимофеевич, очнитесь. Очнитесь. Вы слышите меня?

Он тряхнул головой, её лицо исчезло. Рядом белый халат. Шприцы. Лоб в холодном поту. Он лежит на стульях, а кто-то трясёт его за плечо.

6

Закончились похороны – вся эта суета с деньгами, соболезнованиями и поминками. Они сидели вдвоём с сыном. На столе еда и водка. Они, не скрывая слёз, заливали горе.

– Ты давно начал, отец?

– Когда Люба умерла от рака, я закурил. А вот теперь и пить начал. Не могу. Сердце давит всё время. А с этим, – он кивнул на бутылку, – хоть на время отпускает. У тебя, всё хорошо там, в армии?

Сын опрокинул рюмку и опустил голову.

– Пап, я, наверное, не вернусь сюда. Закончу курсы и, наверное, останусь в части. Там всё-таки город. Не могу я уже здесь. Извини.

– Ничего. Я понимаю. Захолустье, оно и есть. Я и сам хотел…. Но всё как-то…. А потом уже годы, вас растить нужно было.

Налили ещё по одной. Выпили.

– Мы никогда с тобой не говорили, Сергей. Всё как-то…. То одно, то другое.

– Ещё поговорим.

– Да-да….

Оба замолчали, и старались не глядеть друг другу в глаза.

Молчание нарушил сын.

– А давай так. Я укреплюсь в части и тебя к себе перетащу. Ты же классный водитель со стажем. В части полно гражданских работает. Давай?

– Посмотрим. Ты думай за себя. Тебе дальше жить. А я привык уже. Я не могу сейчас ничего решать. Не могу. Ты уж сам.

– Всё, отец. Так и сделаем. А…. А, на их могилки будем вместе приезжать.

Сын ушёл спать, а он ещё долго сидел у окна и пил. Пил, пока не уснул за столом. В эту ночь она не пришла к нему.

Утром, проводив сына на поезд, он вышел на работу, но, увидев, в каком он состоянии, Степаныч дал ему, как он выразился «оклематься», и отпустил ещё на три дня.

Вернувшись домой, он допил водку, лёг на диван и забылся тяжёлым сном. Его разбудило чьё-то присутствие рядом. Он почувствовал щекой тепло и открыл глаза. Рядом лежала жена. Как всегда, прижавшись к его плечу, она дышала ему в щёку и тихо посапывала. Он смотрел на неё и не знал, верить или нет. Потом он отвёл взгляд и снова взглянул на место рядом с собой. Жена не исчезла.

– Люба. – Шевельнул он губами. – Ты же…. Ты как здесь?

Жена молчала и только улыбнулась чему-то во сне. По его щеке пробежала слеза. Он больше не думал ни о чём. Как это произошло? Что это вообще? Он ощутил глыбу усталости на своих плечах. Пусть это сон, но хоть во сне, пусть не долго, они будут рядом.

– Любаша, милая моя. – Он потянулся к ней губами и закрыл глаза.

Послышался вздох. Его губы коснулись чего-то холодного. В нос ударил смрадный запах. Он открыл глаза и застыл от ужаса. На месте жены лежала она. Волдыри на её теле содраны и кровоточат. Волосы опалены. Ни бровей, ни ресниц. Она тянула к нему растрескавшиеся губы.

От омерзения он пришёл в себя.

– Пошла вон! – Закричал он. – Что тебе нужно?!

– Я теперь всегда буду с тобой, милый. Нам теперь никто не помешает. Только ты и я. Да? Хочешь, я стану ей. Я смогу.

Он смотрел на её смеющееся лицо, и страшная догадка червем шевельнулась в его мозгу.

– Так это всё ты? Это ты сделала?

– Да, милый. Я освободила тебя. Теперь ты мой. Мой! МО-О-ОЙ!!

Она шептала и тянулась к нему губами, но луч восходящего солнца упал на её выгоревший затылок, и она растворилась, вздыхая и постанывая.

Запищал будильник. Он вскочил и осмотрел постель. Простынь рядом с ним была примята, а на подушке жены осталось углубление, будто кто-то лежал на ней. Он сел и обхватил голову руками. Он бездумно шарил взглядом по комнате. «Она не остановится. Она не остановится, пока не получит того, чего хочет. Пока не доберётся до него. Пока не изведёт их всех. Что делать?». Перед глазами всплыло улыбающееся лицо сына. Ему послышались его слова: «Я укреплюсь в части и тебя к себе перетащу». «Серёжка!». Он остановил взгляд на стеллаже с книгами. Чёрный затёртый корешок библии бросился в глаза. Жена всё время читала её и пыталась вовлечь и его, но он отказывался.

Он не стал мыться и завтракать, а наспех оделся и бросился к грузовику. Выбросив облако чёрного дыма, грузовик сорвался с места. Он гнал машину к церкви. Он колотил в дверь поповского дома, пока ему не открыли. Рыжебородый, с длинными до плеч волосами поп, щурясь заспанными глазами, вышел и выслушал его.

– Грехи наши тяжкие. Идём в церковь человече. Чтобы Христос простил тебя, нужно уверовать и покаяться. Тогда я, покорный его воле, смогу помочь в горе твоём. Изгнание нечистого – святая обязанность церкви.

Они пришли к церкви и вошли внутрь. Раньше в этом здании располагался поселковый дом культуры. Теперь из храма культуры его превратили в храм веры, надстроив купол и навесив у входа колокола. Он рассказал попу всё. Тот выслушал и изрёк.

– Похоть – вот твой грех. Но Христос милосерден. Он прощает своих детей неразумных и верит в искупление. – После этого поп обрызгал его святой водой и троекратно перекрестил. – Я должен подготовиться. Завтра ты заедешь за мной в это же время и мы, с божьей помощью, изгоним нечистого из твоего дома.