– Шуточки у вас, – кивнула Юля.

– Смешно, – честно признался Паша.

– Не пропаду – не дождетесь! – подал сверху голос Мишка Сомов.

Он уже совсем пропал из виду. Внизу было такое ощущение, что на верхних ярусах завелся крупный зверь, и теперь он ползает и шуршит всем, что ему попадает под лапы.

– Вот они! – еще минут через пять крикнул Сомов. – Нашел! Холсты из коллекции купца Мельникова. Да тут их несколько упаковок!

– Тащи сюда! – разом оживившись, крикнул Паша и сам полез наверх. – Подавай мне!

Общее дело неожиданно сплотило соперников, и скоро Паша Киселев уже перехватывал и спускал вниз одну упаковку картин за другой.

– Только они мягкие, – заметил он.

– Это понятно, – ответил Куприянов. – Их сняли с подрамников, чтобы они места занимали меньше. Все равно они большей частью изодраны, насколько я помню, их надо реанимировать полностью.

В ближайшие десять минут Паша Киселев стащил вниз четыре картонных ящика с полотнами. Они были запыленными, самого что ни на есть чердачно-подвального вида.

Куприянов брезгливо потрогал пыльные ящики.

– Ну что, посмотрим, посмотрим, – сказал он. – Несите их на свет, там, где у нас стол. Вам потом их еще обратно укладывать.

– Что?! – сверху высунулась голова Мишки Сомова. В глазах его кипели отчаяние и гнев. – И опять мне?!

– Мишка, я тебя поцелую за это нежно, – тут же пообещала Юля. – Честно-честно!

– Я их сам обратно уложу! – вдруг сказал Паша.

– Ну уж нет, – оборвал его Сомов. – Ишь, раздухарился.

– О, женщины, – усмехнулся Куприянов. – Что они только с нами ни делают! Берите упаковки, рыцари ее круглого стола, и за мной.

Когда полотна в четырех картонных ящиках были принесены на светлое просторное место и составлены у стола, искусствовед заметил:

– А что вы думаете, молодые люди, сколько великих полотен и других произведений искусства было найдено за историю человечества на чердаках и в подвалах! Вытащено на свет божий, приведено в порядок и выставлено на всеобщее обозрение!

– Правда? – спросил Мишка, грязный с ног до головы.

– Разумеется, – кивнул Куприянов. – Несколько лет назад на чердаке частного дома на юго-западе Франции было найдено полотно, и, как вы думаете, чьей кисти оно принадлежало?

– Просветите, – кивнула Юля.

– Кисти Караваджо! «Юдифь и Олоферн». Конец шестнадцатого века. Полотно пропало во время Наполеоновских войн. А знаете, какая стоимость этого полотна?

– Какая? – спросил Мишка.

– А-а! Большая, молодые люди! Сто двадцать миллионов евро.

– Ух ты! – не удержалась от восклицания Юля.

– Быть такого не может, – замотал головой чумазый Сомов.

Сумма превосходила все его самые грандиозные ожидания.

– Еще как может! – усмехнулся Куприянов. – Все доказано, молодые люди.

– Может, мы откроем первую коробку? – предложил Паша. – Только тряпочку бы вначале, обтереть чехлы.

– Сейчас оботрем и откроем, – кивнул Куприянов. – А четыре года назад в подвале частного французского дома нашлась картина Ван Гога «Закат в Монмажуре». Стоимость – сорок миллионов евро.

– Вот это подарок к Новому году, – вдохновенно выдохнул Мишка.

– А семь лет назад на чердаке коттеджа в Беллпорте, в штате Нью-Йорк, нашли обширнейшую коллекцию картин Артура Пинаджана, – искусствовед кивнул на упакованные холсты, – общая стоимость коллекции – тридцать миллионов долларов! И таких случаев – десятки и даже сотни!

– А если мы сейчас найдем что-нибудь великое, в этих чехлах, нам что-нибудь достанется? – спросил Сомов. – Хотя бы процентов десять от общей стоимости? За инициативу?

– Директор музея господин Рябчиков вам грамоту вручит, молодые люди. На это вы можете точно рассчитывать! А теперь я вам дам тряпки, покажу, где набрать воды, вы оботрете эти чехлы, а потом уже мы будем открывать миру великие шедевры! Идемте за мной, конкистадоры!

Очень скоро предварительная работа была сделана, ящики с картинами очищены, и Куприянов взялся распаковывать их. Мишка тоже хотел почиститься, но искусствовед остановил его:

– Вы забыли?

– О чем? – спросил Сомов.

– Что вам еще обратно лезть, молодой человек? В ту же самую черную дыру?

– А-а, точно! Поцелуй! – кивнул Мишка.

И подмигнул Юле. Та пожала плечами, что означало: если я обещала – жди!

Все четыре картонных ящика были пронумерованы. Борис Борисович вскрыл первый ящик. Холсты были проложены специальной пергаментной бумагой. И вот один за другим Куприянов стал доставать полотна на свет божий и передавать молодым людям, а они уже разворачивали их и укладывали на застеленный пол. Холсты и впрямь были помяты, где-то порваны. И все, как один, поблекли. То, что увидели старатели, разочаровало их: шли бесконечной чередой пейзажи. Леса да перелески, тропинки да полянки, озерца да Волга-матушка, дороги до горизонта через рыжую степь или золотое пшеничное поле. Причем все было написано скорее рукой самодеятельных живописцев, чем истинных профессионалов.

– Да-с, – почесал седую бородку Куприянов. – Это вам точно не Левитан! Даже не Шишкин! Кто такое возьмется реставрировать? Так и пролежит еще век…

Затем вскрыли второй картонный ящик. Тут уже пошла жанровая живопись: поля и косцы, иногда появлялись кони, написанные довольно примитивно и неумело, дворовые за работой.

– Тоска, – вздохнул Куприянов.

Вскрыли третий ящик. И тут случилось оживление. Портреты!

– Недурно написано, очень недурно, – вдруг заговорил искусствовед. А вот, кажется, и сам Мельников! Во фраке, надо же! А вот и его жена с детьми, так-так! Кстати, надо почаще заглядывать в запасники!

А портреты все шли чередой. Представители сословия русских капиталистов второй половины девятнадцатого века. Было ясно, что все эти люди – близкие родственники промышленника Мельникова. Несколько раз возникало лицо самого Ивана Мельникова, например, сидящего на диване с сыном или в кресле перед зеркалом. Некоторые картины были откровенно изодраны.

– А что это за дырки в них, Борис Борисович? – спросил Мишка.

– Не догадываетесь? – усмехнулся искусствовед.

Сомов замотал головой. Юля пожала плечами. Паша только нахмурился.

– А вы присмотритесь к этим дыркам, – усмехнулся Куприянов. – Тут не камешки в них бросали. Форма-то какая! Это пролетарским штыком поработали! А где-то и «товарищем маузером»!

– Да ну? – удивился Сомов.

– Ага, – кивнул Куприянов. – Это они классовых врагов так попотчевали! Судя по легенде, семью купца Мельникова красноармейцы именно так и перебили – штыками. Что скажете, молодой человек в роскошной майке, специалист по вышеозначенным историческим персонажам?

– Да, я читал об этом в библиотеке. Но это его наследников перебили. Сам Мельников умер задолго до революции.

– Именно так, – кивнул искусствовед. – Кстати, вы увидели то, ради чего сюда пришли? Ради чего ваш коллега весь покрылся вековой пылью?

Юля и Мишка одновременно взглянули на Пашу, особенно требовательно смотрел «покрытый вековой пылью» Сомов, но их товарищ лишь отрицательно замотал головой:

– Пока нет.

– Ну что ж, тогда распакуем четвертый ящик, – предложил искусствовед Куприянов. – Готовы?

– Ждем с нетерпением, – корректно поторопил его Паша, который был недоволен чересчур разговорчивым куратором.

Куприянов аккуратно, как и прежние три картонных ящика, распаковал четвертый и полез за первым полотном.

– Ну-ка, ну-ка, – пробормотал он, – что тут у нас?…

Он положил укрытое полотно на пол и потянул на себя край оберточной бумаги…

– Ничего себе, – пробормотал Мишка.

– Лабиринт! – воскликнула Юля.

– Вот оно, – одновременно с ними горячо прошептал Паша, разглядывая сильно потертый холст. – Наше сокровище! Вот оно…

Удивление трех мужчин и девушки было велико. Им открылось поразительное зрелище! Не портрет и не пейзаж, никаких стогов сена или крестьян, или солидных промышленников, дородных купцов и купчих, или пасущегося скота. Это действительно был лабиринт! Но какой?! Настоящий! Замысловатый лабиринт, сложенный из красного кирпича, чьи коридоры были спутаны самым хитрым образом. Эти коридоры обрывались тупиками, и в некоторых тупиках можно было увидеть человеческие кости! Желтые, высушенные временем. Черепа, кости таза, ребра, позвонки, скрюченные костяшки пальцев…