Через секунду страшный удар сбил Макса с ног, словно кеглю. Повезло, что сиденье у кресла было пластиковое, прикрученное к не очень тяжелой раме. Ещё больше повезло попасть под удар только сидячей части, а не цепи. Макс повернулся, держась за ушибленную руку и посмотрел на карусель. Та вся тряслась от невероятной скорости, готовая рассыпаться на детали, угрожающе свистели цепи. Кто-то схватил его сзади за футболку и потянул по земле. Мгновение спустя очередной снаряд сорвался с орбиты и врезался туда, где только что лежал Макс. Его тащил Чернышенко. Он же помог Максу подняться на ноги.

– Вставай, Максим, вставай, – паренек дёргано оглядывался, охраняя своего нового друга. – Побежали вон туда, к колесу. Там нас ничего не достанет.

– Где фотография? – выкрикнул Макс во время бега. – Ты не видел? Такая белая бумажка летала тут по воздуху,

Чернышенко первым добежал в безопасную зону и стал оглядываться.

– Ты имеешь в виду её, – тыкал он пальцем в сторону одной из кабинок, внутри которой, словно бабочка, бесновалось фото.

Макс не успел утвердительно ответить, как колесо пришло в движение, увозя заветную картинку.

– Я достану! – крикнул Чернышенко и бросился к аттракциону.

– Стой! – в ужасе заорал Макс. – Ты что совсем придурок! А если свалишься!

Чернышенко не послушался. Довольно ловко он вцепился в проезжающую кабинку и, не теряя времени, вскарабкался на крышу. Недолго думая, подпрыгнул и схватился за один из лучей, идущих от центра колеса. Оттуда он направился туда, где летала фотография. Гигантский железный круг пришёл в новый вид движения. Максу показалось, что механизм встряхивается своим металлом, как делает пёс, на которого села муха. Дрожь прошла от основания до кончиков, и висящие кабинки угрожающе закачались.

Максим суетился на одном квадратном метре, силясь придумать план дальнейших действий. Кричать «прыгай» – не с такой же высоты, да и куда? Оставаться там и держаться покрепче? А может выключить это чёртово, во всех смыслах, колесо. Тем временем машина вздрогнула еще раз и несколько ее кабинок сорвались вниз как спелые яблоки.

Инстинктивно прикрыв рукой лицо Макс принялся искать пульт управления, электрощит с рубильником, вилку с розеткой, в конце концов. Мысли бежать не было. Некое незнакомое чувство не позволяло ему бросить этого безумного персонажа один на один с железным чудовищем. Правда, если все образуется, ему также сильно хотелось собственноручно придушить Чернышенко за такие фокусы. Но тут он увидел, что колесо было не единственной проблемой. Падающие кабины заглушили другой скрежет металла и только сейчас Макс заметил ещё одного участника сего действа. Детский поезд невероятным образом спрыгнул со своих путей. Словно змея, он тащил за собой несколько вагончиков, набирая ход. В его прицеле был, естественно, Максим, и тому ничего не оставалось как оббежать колесо с другой стороны, использовав конструкцию в качестве баррикады. Приём сработал.

Расчёт Макса был примитивен: поезд просто расплющит о мощные опоры аттракциона, но тот оказался настолько крепким, что сумел нарушить устойчивость огромного сооружения. С протяжным стоном раненого чудовища, колесо сначала соскочило с центральной оси, вызвав новую волну падения корзин. В свою очередь, это крушение заставило рассыпаться множеству мелких перемычек и крепежей. Финальным своим па в этом предсмертном танце стал крен конструкции набок.

Макс бросился в сторону, чтобы после того, как аттракцион окончательно свалится, прийти на помощь Чернышенко. В душе ещё теплилась надежда на остановку полного обрушения. Оно зависнет в определенной точке, удерживаемое могучим сопротивлением металла, но надежды не были оправданы. С каждой секундой кинетическая или потусторонняя энергия все сильнее ускоряла падение. Макс успел увидеть фигуру Чернышенко в той самой кабинке и сразу после этого рухнувшие тонны железа подняли пылевую бурю. Макс не видел, как из этой завесы вылетело что-то тяжелое и стукнуло его по голове. Удар пришелся по касательной и не лишил Макса сознания, дав взамен жгучую боль. Он вскрикнул, покачнулся, прижав к ушибу руку. Ладонь была сухой. Перед глазами плыли разноцветные круги, ориентация нарушилась.

– Максим! – раздался из серой пелены знакомый крик.

Согнувшийся в три погибели Макс пробирался на голос.

– Я тут! – отозвался он и горло мгновенно же запершило от залетевшей пыли. Видимость медленно возвращалась.

Макс увидел возле помятого остова отряхивающуюся мешковатую фигуру. Хотелось ещё раз крикнуть, но внутри гортани подкатил ком, заставив остановится. Макс попытался шагнуть вперёд, но чувствовал, как его несёт в бок, неконтролируемо. Он всё–таки упал. Очень старался встать, но тело не слушалось, внутренний предохранитель не позволял.

Откуда-то сверху возник Чернышенко. Всё также довольно улыбаясь, он протягивал Максу фотографию.

«Ты безумный сукин сын» – хотел сказать ему Макс, но не смог – опять потерял сознание.

Вокруг лежал город. Замками–молниями растягивались в стороны железнодорожные пути, попыхивал трубой завод ОР (мало кто помнил расшифровку – Октябрьской Революции). На противоположном берегу реки рассыпались по холмам кубики домов частного сектора. Красота вида дала Максу несколько лишних секунд покоя, после того как он очнулся. Сей кругозор открывался из кабинки колеса обозрения, в высшей точке которого она сейчас и находилась.

«Фотография!» – мелькнуло в сознании и лишь затем восстановилась вся цепочка разрушительных событий. Макс высунулся наружу и увидел не те кадры, которые оставались в памяти.

Прекрасный тёплый вечер, прогуливающиеся по парку люди, стайка детишек внизу у кассы. С явно электронным, звучащим из динамика гудком, колесил свой маршрут паровозик.

Макс дождался приземления и осторожно вылез из кабины, ловя на себя любопытные детские взгляды. Да, мужчина, один катается на колесе, ещё и спал там. Конечно, запишут в классические пьяницы, грустно подумал Макс и побрёл в сторону своего автомобиля. Может, это знак приглашающий выпить?

Квартира встретила пустотой, неубранной постелью. Типичная берлога холостяка, снова омрачилось сознание Максима. Вот сейчас пива добавлю и идеальная картинка. Оживший шаблон.

Разложив на столе пасьянс из купленных пакетиков пивной снеди, он, не спеша, открыл первую банку. Прожевал по очереди сушеного кальмара, острую чипсу, сухарик и пару орешков. Когда во рту стало одновременно сухо и жарко с наслаждением ливанул туда прохладной жидкости. Не успела волна еще дойти до желудка как в дверь позвонили. Сеанс гедонизма был сорван.

Совершенно не интересовало кто пришел. Скорее всего, кто-то неважный, вроде разносчиков рекламы, но Макс по привычке направился открывать.

– Привет, еле тебя нашёл! – на пороге стоял радостный Чернышенко. Он тяжело дышал и глаза светились от счастья, словно Макс был его самым желанным кладом.

– Ты…ты как? – вопрос никак не формулировался в единый. Макс осмотрел гостя сверху вниз: парень был в порядке, в той же одежде, может чуть припыленный. Однако, учитывая обрушение колеса это воспринималось нормально.

– Я вот принес. Тебе же эта штука нужна? – он полез в карман и выудил фотографию. Максим все также обалдело смотрел на него и ничего не понимал. Если тогда в парке это было помутнение, да чего там скрывать – галлюцинация, то она теперь вернулась?

Реальный или нет, но Чернышенко спокойно стоял в пороге, ожидая какой–либо реакции.

Разве в такой день могло еще что-то удивлять или пугать? Если это и правда из–за доктора – то в Ворошиловграде жил настоящий гений. Вольф, мать его, Мессинг отдыхает.

– Ну ладно, заходи, чего тут стоять, – Макс приглашающее отошел в сторону. – Хоть пить не в одиночестве буду.

Чернышенко с удовольствием уплетал сухари, с шумом прихлебывая пиво. Макс же цедил каждый глоток, погрузившись в размышления. После второй банки думать было легче. Лишние мысли уплывали, голова становилась свободнее, как улица становится удобной и красивой, когда вечером с неё уходят люди. Никого не стесняешься, чувствуешь себя в личном мире.