Дмитрий, вернувшись с работы, сразу ушел к себе. На протяжении всего месяца, что Дмитрий жил у Мари, все повторялось по одному и тому же сценарию: рано утром Дмитрий садился в свой «Паккард» и уезжал по делам фирмы, в основном это были северные департаменты, где он находил клиентов и сбывал им вино, а вечером уставший возвращался домой. Перебросившись с Мари несколькими незначащими фразами, он поднимался к себе и уже не выходил из своей комнаты. Несколько раз Мари пробовала вытащить брата из его берлоги, чтобы вспомнить прошлое, поговорить о будущем, но Дмитрий всякий раз отказывался и оставался у себя. Он включал граммофон и ставил пластинки композиторов немецкой романтической школы, чаще других Вагнера, а из Вагнера чаще всего «Полет валькирий». Звуки доносились до гостиной, где Мари обыкновенно коротала вечера за шитьем, и они действовали ей на нервы. Как только вступали трубы, Марию охватывало сильнейшее раздражение на брата, и оно нарастало по мере нарастания возвышенного пафоса самой музыки. Но пока она терпела. Она знала, что помимо прослушивания музыки, Дмитрий также предается возлияниям вином, так как по утрам, после его отъезда, она видела, как Петр, его ординарец еще с отроческих лет и поныне продолжавший служить при нем, выносил пустые бутылки. Это беспокоило Мари еще больше, чем игра брата в молчанку, но на серьезный разговор с ним она пока не решалась.

В семь часов вечера гости были за столом. Все хвалили блюда приготовленные Мари, подчеркивая, что она не только талантливая швея, но и одаренный кулинар. Мари было одновременно приятно и неловко слушать нескончаемые комплименты. Она пыталась переменить тему, однако гости продолжали, особенно упорствовал мсье Беллами, толстый владелец магазина женского платья на Монмартре, единственный пришедший без жены.

– Неподражаемо, – сказал он, проглотив первую ложку сырного супа.

Мсье Беллами вообще был в ударе, он все время шутил и не упускал возможности подчеркнуть, как он уважает императорскую фамилию, и как сожалеет, что ее постигла та же участь, что и династию Бурбонов более ста лет назад.

– Власть монарха самая естественная власть, – не раз повторил он.

Когда же мсье Беллами узнал, что у Мари гостит ее брат, то заявил, что желает непременно засвидетельствовать ему свое почтение. Мари коротко ответила, что Дмитрий не здоров и не может принять участие в застолье, однако мсье Беллами настаивал, и его в этом поддержала мадам Беар, молодая худощавая дама, которая была наслышана о Дмитрии, и которой хотелось хотя бы одним глазком взглянуть на него. Мари были понятны желания ее гостей, но она боялась беспокоить брата, зная, что когда он не в духе, он может быть весьма неприятен. Поэтому она послала Мадлен спросить у Дмитрия, не уделит ли он пару минут ее гостям, на что вернувшаяся Мадлен сказала, что Дмитрий даже не открыл ей дверь.

Когда основные блюда были съедены, гости перешли на террасу, где их ждал кофе. В хлопотах Мари не заметила, как от их веселей компании отделились мсье Беллами и мадам Беар. А те вернулись в дом и поднялись наверх. Мсье Беллами к этому времени изрядно захмелев, в одной руке держал откупоренную бутылку шампанского, в другой два пустых бокала. Они остановились у двери Дмитрия.

– Думаю здесь, – сказала мадам Беар, предвкушая встречу с Дмитрием.

Мсье Беллами протянул ей бокалы и свободной рукой постучал в дверь. Пока они ждали реакции с противоположной стороны двери, мсье Беллами поправил галстук. Реакции не было, даже не было слышно звука шагов. Мсье Беллами постучал снова.

– Прошу простить за вторжение, ваше высочество, – произнес он – Меня зовут Поль Беллами, и я пришел засвидетельствовать вам свое почтение.

Мадам Беар толкнула его в бок.

– Ах да, со мной также мадам Беар, – добавил он.

– Франсуаза Беар, – сказала она.

Ответа из-за двери не последовало. Мсье Беллами и мадам Беар стояли, глядя друг на друга. На их лицах по-прежнему были радостные выражения, но постепенно они становились натянутыми.

– Ваше высочество, мы не отнимем у вас много времени, – снова произнес мсье Беллами – У меня к вам маленькая просьба – я всегда мечтал выпить на брудершафт с великим князем, уж не откажите старому роялисту в его мечте.

Ответа все не было.

– Может, он спит, – вдруг подумав об этом, с тревогой сказала мадам Беар.

Мсье Беллами ничего не ответил.

– Выше высочество, – снова возвысил он голос – Если бы вы знали, как я люблю Россию. Мой прадед Жак Беллами в армии Наполеона отправился в Россию и после их поражения остался там. Женился на русской девушке и обзавелся семьей…

Мадам Беар снова толкнула его в бок.

– Что вы несете?

Но мсье Беллами отмахнулся и продолжил.

– … но связи с бывшей семьей, т.е. нашей не порвал и находился в переписке. Так что в России живут мои родственники. Я их никогда не видел, но всегда мечтал это сделать.

За дверью стояла могильная тишина, словно там никогда не обитала ни одна живая душа, и это начинало раздражать мсье Беллами.

– В своем магазинчике, я всегда делаю скидки для покупателей из России, но для вас, если вы когда-нибудь найдете время почтить меня своим вниманием, я любую вещь отдам бесплатно. Магазинчик правда женский, но если у вас есть знакомая дама, которой вы хотели бы сделать подарок, то милости прошу.

Мадам Беар в третий раз толкнула его в бок, и сделала это уже намерено больно.

– Что за чушь вы плетете, черт бы вас побрал? – зло сказала она.

– С меня хватит, – ответил мсье Беллами – Я, что не достоин того, чтобы он уделил мне пару минут его бесценного времени?

– Если будете нести чушь, то недостойны.

Мсье Беллами всучил мадам Беар бутылку шампанского.

– Если хотите, оставайтесь, а я не намерен и дальше терпеть такое пренебрежение к своей персоне.

Развернувшись, он пошел прочь с гордо поднятой головой. Понимая, что стоять с шампанским и бокалами у двери глупо, мадам Беар тоже зашагала прочь.

Тем временем кофепитие на террасе продолжалось. Сидя за большим круглым столом, гости болтали. Мари была довольна, что всем весело. Неожиданно негромкий звук голосов гостей прорезал словно нож, взволнованный сонм вибрирующих скрипок. Мари повернула голову. Окно в комнату Дмитрия была открыто, и был виден краешек граммафона, который стоял на подоконнике. Еще немного и в дело вступили трубы, которые Мари так не любила. Громоподобная кавалерийская по духу музыка наполнила собою террасу. Мари стало неловко перед гостями, которые повернули головы в сторону открытого окна. Поставив на стол чашку, она встала с шезлонга и пошла по направлению к дому, но не успела она дойти до крыльца, как ее взору предстала неожиданная картина: из-за угла флигеля, за которым Дмитрий сразу после заселения устроил небольшую конюшню и где держал пару лошадей взятых напрокат, он выехал верхом, точнее вылетел верхом. На нем была форма для игры в поло, а в правой руке он держал клюшку. Следом за ним верхом вылетел Петр, тоже с клюшкой.

Не обращая ни малейшего внимания на озадаченные взоры присутствующих, Дмитрий подбросил в воздух мяч и со всей силы ударил по нему клюшкой. Мяч улетел на другой конец террасы.

– Слухи не врут, он правда хорош, – сказала мадам Беар, обращаясь к мсье Беллами.

Петр, доскакав до мяча, отправил его клюшкой на половину террасы, где был Дмитрий. Взмахнув клюшкой, Дмитрий снова заставил мяч улететь.

Гости зааплодировали. У Мари, которую вначале насторожил неожиданный поступок брата, отлегло от сердца. Она вернулась к гостям.

– И часто их высочество так играет? – спросила мадам Беар, когда Мари с ней поравнялась.

– Признаться, первый раз с тех пор как переехал? – честно ответила Мари и села на шезлонг.

Дмитрий продолжал перебрасываться с Петром мячом, и точность, с какой они это делали, каждый раз вызывала восхищение у гостей, выражавшиеся в хлопках, а один из гостей при очередном точном попадании даже выкрикнул:

– Браво, ваше высочество!