Преподнеся в подарок Ксешинской картину собственной работы и из приличия обсудив с ней последние новости (кроме своего развода), Мари уединилась в уголке дворика в тени кипарисового дерева и один за другим осушила два бокала шампанского. Лелонг не замедлил появиться. Невысокий, живой, с аккуратно подстриженными усиками, он прохаживался под руку с молоденькой худой девушкой почти на голову выше его, явно очередной его моделью. Мари решила не обращать на него внимания и стала смотреть в другую сторону, на то, как три девицы переодевали в сухую одежду молодого человека, которого до этого искупали в бассейне, но Лелонг со своей спутницей сам направился к ней.

Подойдя, он вежливо поздоровался с Мари и представил девушку, которую звали Марион. Мари едва заметно кивнула на его приветствие.

– Сколько эти стервозины еще будут издеваться над бедным малым? – произнес Лелонг глядя на то, что одежда, в которую злые девицы нарядили молодого человека, была ему мала, рубашка была узка в груди, а брюки едва доходили до щиколоток.

– Кто он? – спросила Мари, которой было жалко юношу, и она не понимала, зачем он терпит эти издевательства.

– Вы должны лучше знать, он, кажется из младороссов, – ответил Лелонг.

Мари это ни о чем не говорило.

– Милая, ты не принесешь вина? – обратился Лелонг к Марион – А вам ваше высочество?

Мари отрицательно мотнула головой. Марион, придерживая подол платья изящной походкой пошла к столу с напитками.

– На прошлой неделе я заходил в салон князя Юсупова, – вдруг сказал Лелонг – Князь очень талантлив, очень, но иногда ему изменяет чувство меры, слишком много сиреневого цвета.

– Князь никогда раньше не одевал других людей, – заметила Мари – А только себя.

– Я не думал, что задержусь там, – сказал Лелонг – Но затем произошло нечто, что заставило меня изменить решение…

Он ожидал, что это заинтригует Мари, но ей было все равно.

– Одна из их девушек совершенно потрясла меня, – продолжил он – И даже не столько красотой, у них все девушки красивые, сколько печалью. Таких печальных глаз я никогда не видел.

Лелонг мельком посмотрел в сторону Марион, она в этот момент ждала, когда бармен нальет в бокал вино

– Каково же было мое удивление, – закончил он – Когда я узнал, что эта девушка ваша сестра.

– По отцу, – сказала Мари, – Мы с Натали носим разные фамилии.

В этот момент подошла Марион и протянула Лелонгу бокал с вином.

– Благодарю дорогая, – сказал он, взяв бокал.

Мари не хотела дальше поддерживать ненужный разговор и все внимание сосредоточила на молодом младороссе, который похоже, наконец, осознав, что все хлопоты о нем девиц, не более чем издевка, в порыве гнева махнул рукой, чем еще больше развеселил своих обидчиц. Он зашагал в сторону выхода, но его догнал другой молодой человек с черными как смоль гладко зачесанными назад волосами и усами щеточкой. Черноволосый стал уговаривать обиженного младоросса остаться и тот, несмотря на то, что действительно был обижен, не стал возражать, и они вдвоем подошли к столику с напитками, где обиженному младороссу уже протягивали примирительный бокал.

«Этот черноволосый похоже имеет над тем власть», – подумала Мари, но ее размышления прервал Лелонг.

– Ваше высочество, я могу просить вас об услуге? – прямо обратился он.

Мари не ответила, но Лелонг продолжил.

– Мы расширяемся, приглашаем новых девушек, вот Марион одна из них, – он провел пальцами по ее руке от плеча до запястья, отчего девушка зарделась – Не могли бы вы передать вашей сестре, что я хотел бы видеть ее у нас.

– Почему бы вам самому ей об этом не сказать?

Лелонг улыбнулся.

– Это будет выглядеть не очень этично, будто я переманиваю у князя моделей, а так ваша сестра сама сделает выбор, – ответил он.

– Не думаю, что Натали вообще это нужно, – холодно ответила Мари – Для нее это временное занятие.

И не сказав больше ни слова, она зашагала прочь от Лелонга и его спутницы.

– Ваше высочество! – услышала Мари позади себя, но не остановилась.

Оставив Марион, кутюрье поспешил за удаляющейся Мари.

– Почему вы не хотите оказать помощь вашей сестре, – сказал он, догнав Мари.

– Помощь?! – переспросила Мари.

– Конечно, я буду ей платить несравненно больше чем князь.

– Помощь нужна вам, а не Натали, – сказала она – Зачем? Я догадываюсь. Но я не оказываю услуги людям, которые дурно поступают по отношению ко мне.

– Дурно?! – воскликнул он, зашагав с ней в ногу – Вы про мои слова в «Матэн»? Но разве я мог покривить душой? Я профессионал.

– Мсье Лелонг, – ответила Мари – Наш разговор закончен, я не стану способствовать вашему с Натали знакомству, а что касается, моей мастерской.

Мари запнулась, словно подбирая фразу посильнее, которая сразила бы Лелонга наповал, но ничего такого придумать не смогла и лишь произнесла:

–Мы еще посмотрим, чего стоит мой «Китмир».

Мари продолжила идти, а Лелонг остановился и посмотрел ей в след. Не будь она сестрой Натали Палей, о которой шла речь, он не стал бы оправдываться за свое интервью, а сказал бы, что готов подписаться под каждым своим словом данном газете, но… Он действительно желал познакомиться с печальной красавицей Натали, и не хотел начинать это знакомство с испорченными отношениями с ее родственницей.

***

Для огорчения в этот день у Мари была еще одна причина, которая занимала ее мысли все последнее время, не меньше, если не больше, чем ее развод, и этой причиной был ее брат Дмитрий. Близкие всю жизнь, последние два года они отдалились друг от друга, вернее отдалился от нее Дмитрий, который также, как и прочие эмигранты был вынужден начать сам зарабатывать себе на жизнь, для чего устроился торговым агентом в винодельческую фирму в Реймсе, в Шампани. Мари не раз предлагала Дмитрию встретиться, провести вместе вечер, сходив в театр, ресторан или просто на прогулку, но всякий раз он ссылался на занятость. Мари беспокоила его одинокая жизнь, его хандра, ставшая его постоянной спутницей с тех пор, как они оказались на чужбине, а также попытки побороть ее с помощью товара, которым он торговал – вином. Именно поэтому приехав в Кап-д’Ай она решила провести с Дмитрием решительный разговор, целью которого было предложить ему переехать к ней в Булонь, в особняк, который она снимала, и откуда Путятин уже съехал. Она надеялась, что, держа Дмитрия под своим присмотром, она не допустит его увлечению спиртным перерасти в пагубную привычку.

В одиннадцатом часу, когда под воздействием всего выпитого и съеденного, между гостями установились самые доверительные отношения, к порогу виллы подъехал «Паккард». Из него вышел высокий и стройный мужчина с женственно-нежными чертами моложавого лица, с которого на окружающий мир смотрели большие, подобно двум блюдцам, серо-голубые глаза. С бумажным пакетом в руке, непринужденной походкой, он прошел до парадного входа и зашел в дом.

В прихожей гость снял шляпу, обнажив свои светлые, отливающие медью волосы, причесанные самым тщательным образом и протянул ее горничной.

– Здравствуйте, ваше высочество, – несколько смущенно произнесла девушка.

– Здравствуй, Людивин, – ответил гость.

Выйдя во внутренний двор, гость принялся глазами искать виновницу торжества, но она нашла его раньше, и, всплеснув руками, воскликнула:

– Дмитрий, дорогой, ну наконец-то!

Подойдя к Кшесинской, которая продолжала беседовать с Графом, Дмитрий расцеловал ее в щеки и, развернув пакет, протянул ей темную бутылку с остатками соломы и пыли. Кшесинская посмотрела на этикетку – ром.

– Это бутылка из первой партии, которую в 1888 году компания Бакарди отправила испанской королевской семье, став ее поставщиком, – не без гордости произнес Дмитрий.

Кшесинская поблагодарила за подарок.

– Как Кирилл? – спросил Дмитрий Графа, пожимая тому руку.

– Одолевает ревматизм, – ответил Граф – Поэтому я здесь вместо него.

Дмитрий сочувственно кивнул.