Одри сидя в своей привилегированной ложе, довольно быстро разгадала намерения Винни в его желании нанести физический ущерб Дмитрию и сильно разволновалась. Каждый раз после столкновения их лошадей, она прискакивала со своего места и, прикусив нижнюю губу, с тревогой смотрела в бинокль на Дмитрия. Она боялась, что Дмитрий, который был легче дюжего Винни, однажды не усидит в седле и окажется на газоне и, (не дай Бог!), под копытами лошади.

Первый тайм закончился победой команды Винни, которая забила два безответных мяча и в перерыве с гордым видом отправилась в свою зону для передышки.

Одри, не выдержав, встала со своего места. Она вышла из ложи и, миновав ряды трибуны, обойдя территорию, где размещались судьи и светские хроникеры, подошла к протянутой ленте, которая отделяла игроков от всех остальных. Она сделала жест Винни, давая понять, что хочет с ним говорить. Предчувствуя, что может стать предметом их разговора, Винни нехотя направил свою лошадь в ее сторону.

– Что ты задумал? – сразу спросила Одри, как только Винни к ней приблизился.

– Ты о чем? – силясь изобразить удивление, спросил Винни, и тот же понял, что ему это не удалось.

Эта наивная попытка обмануть ее, только разозлила Одри.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я?

Получить ответ Одри не удалось, поскольку судья окликнул Винни свистком и жестом попросил вернуться к своей команде. Одри направилась обратно к своей ложе, чувствуя, как ее бьет легкая дрожь.

Инициировав противостояние с Дмитрием, Винни не учел одного обстоятельства – хотя он и был тяжелее Дмитрия и уверенно держался в седле, но у него не было одного опыта, которой был у Дмитрия и который давал последнему преимущество – фронтового опыта. Будучи среди тех русских солдат и офицеров, которые приняли участие в первых боях с немецкой армией в Восточной Пруссии, Дмитрий узнал, что значит держаться в седле, когда рядом свистят шашки и пролетают пули, с чем не могли сравниться никакие занятия верховой езды ни в манеже, ни под открытым небом. И именно тогда, в условиях, когда он не знал, будет ли он жив в следующую минуту, Дмитрий научился у старших боевых товарищей приему, при котором в случае столкновения с противником, самому удавалось остаться в седле, в то время как противник поспешно вскакивал с земли, в страхе быть растоптанным собственной лошадью.

Когда начался второй тайм, Винни несмотря на слова Одри снова принялся за свое. Он не был злым по натуре, и скорее его можно было назвать добрым, такого, во всяком случае, о нем мнения были те, кто его хорошо знал, но когда дело заходило о соперничестве за женщину, то им, подобно первобытному человеку, руководил только инстинкт. Вот и теперь, понимая, что его дальнейшие попытки навредить Дмитрию, грозят испортить его отношения с Одри, он ничего не мог с собой поделать и продолжал начатое. Несколько раз он перерезал путь, получавшего от партнеров пас Дмитрию, и тому, дабы избежать лобового столкновения приходилось осаживать свою лошадь и прерывать атаку. Когда же в очередной раз, уже изрядно раззадоренный атаками американца, Дмитрий получил пас и помчался на половину противников, Винни снова бросился ему наперерез. Он ожидал, что и в этот раз, Дмитрий поспешно одернет свою лошадь в сторону и малодушно капитулирует, однако вместо этого, Дмитрий, пригнувшись к лошадиной гриве и ударив по лошадиным бокам шпорами, стал набирать скорость. Когда Винни сообразил, что Дмитрий не блефует и действительно готов к столкновению, и когда он попытался уклониться от этого столкновения, было уже поздно. Лошадь Дмитрия на полном ходу врезалась в бок лошади Винни, которая начала разворачиваться, слишком медленно и слишком поздно, при этом сам Дмитрий в момент столкновения съехал по левому боку своей лошади подобно обученному в джигитовке наезднику и повис над землей вниз головой. Потерявшая от удара равновесие лошадь американца пошатнулась и испуганно встала на дыбы, а сам растерянный всадник, выпустив из рук поводья, громоздко выпал из седла и тяжело упал на газон.

Когда Дмитрий вернулся в исходное положение и оглянулся по сторонам, он увидел лошадь Винни, которая отбежав на некоторое расстояние, уже спокойно стояла, опустив морду к траве. Со стороны зоны, где располагались люди, задействованные в организации турнира, быстрым шагом шел месье с саквояжем в руке и за ним едва поспевали двое крепких малых с носилками в руках. Винни же, с искривленным от острой боли лицом, лежал на траве, не в силах пошевелить левой ногой. Дмитрию стало жалко этого неудачливого соперника, но в тоже время он чувствовал, что его совесть чиста, что он сделал все, чтобы избежать такой развязке и в том, что так все закончилось виноват сам пострадавший.

Когда Винни под устремленные на него со всех сторон взоры, вынесли с поля и понесли в сторону кареты скорой помощи, к нему подбежала Одри. Впервые она увидела лицо Винни, выражавшем недовольство собой и окружающим его миром. Это выражение вскоре сменилось тревогой, перемешанной с раздражением.

– Аккуратнее несите, – кричал своим носильщикам и тут же вопрошал к доктору, который шел рядом – Скажите у меня не будет хромоты?

Когда он увидел Одри, то попытался взять себя в руки, но это у него получалось не долго.

– Аккуратнее, аккуратнее, – кричал он своим носильщикам, когда его затаскивали в карету скорой помощи – Откуда вас только таких взяли?!

5. Выбор Одри

Со дня злополучного турнира Кубка Карлтона прошло три недели. Команда Дмитрия тогда с трудом, но одолела оставшихся без Винни молодых людей, чьи упругие мышцы не могла скрыть даже одежда, но в финале уступила команде, чьи игроки приехали из города Орлеан, и значительный призовой куш вместе с его обладателями отправился в этот старинный город. И, хотя Дмитрий не получил денег, на которые после прохождения в финал серьезно рассчитывал, участие в этом турнире дало ему гораздо большее – сближение с Одри. Вини сам того не желая, своей неуклюжей попыткой, подсказанной ему не столько разумом, сколько инстинктами, исключить Дмитрия из числа соискателей на внимание Одри, поспособствовал преуспеванию последнего. На его фоне, а как, оказалось, он мог быть и раздражительным, и нервным, и мнительным (он очень боялся хромоты), Дмитрий выгодно отличался своим благородством, ни разу не позлословив в адрес поверженного соперника.

Первую неделю Одри навещала несчастного Винни каждый день, надеясь, что к нему скоро вернутся его жизнелюбие и оптимизм, однако дни шли за днями, а настроение Винни, чья нога заживала медленно и болезненно, не менялось. Мрачное состояние, в котором он пребывал большую часть времени, периодически прерывалось вспышками гнева, которые обрушивались как на окружающих, по большей части представителей медицинского персонала, так и тех, кто приходил его проведать, и в частности на саму Одри. Поэтому на второй неделе пребывания Винни в больнице, Одри навещала его уже через день, а на третьей зашла все один раз и то пробыла недолго, и под предлогом, что ей назначена встреча с подругой, поспешила уйти. Поэтому, когда тем же днем к ней заехал Дмитрий, как всегда элегантный и в хорошем расположении духа, она с радостью приняла его предложение отправиться в итальянский ресторан.

***

Мари читала книгу в своей комнате лежа в постели, когда Дмитрий после свидания с Одри в итальянском ресторане вернулся домой. Она читала «Обрыв» Гончарова. В прежние времена, в России, она не очень жаловала русскую литературу. Возможно, это было следствием принуждения, которому она подвергалась со стороны своих наставников в детстве, которые требовали от нее чтения классиков. Поэтому долгие годы, она вообще не притрагивалась к произведениям на русском языке, предпочитая французских, английских и немецких авторов, которых читала в подлиннике, но затем, оказавшись в отрыве от русской почвы, она почувствовала непреодолимую тягу к русской культуре, которая стала для нее в изгнании средством самоидентификации. Она жадно перечитала прозу Пушкина и Гоголя, и испытала чувство подобное тому, какое испытывает странник в пустыне, найдя посреди равнодушных ко всему живому песков, животворящий оазис и жадно пьющего спасительную влагу. Затем она взяла в руки Гончарова. Читая «Обрыв», она быстро узнала в тридцатипятилетнем герое Райском Дмитрия; не состоявшийся ни на одном выбранном поприще, Райский, как и Дмитрий был наделен открытой душой и стремлением наполнить свою жизнь высоким смыслом. Райский также потерпел крах и в любви, но это от того, думала Мари, что у него не было заботливой и любящей сестры, которая могла бы поспособствовать, направить его в сторону хорошей девушки. Благо у Дмитрия есть она. Дойдя до места, где Вера дает холодную отповедь попыткам Райского сблизиться с ней, Мари негодовала – как она слепа, не видя искренние чувства, которые питал к ней Райский и как она жестока, делая это в ультимативной форме. Душевные перипетии Мари были прерваны стуком в дверь.