Уход (В. С. Высоцкому)
"Ребята, всё не так…" Однако
теперь – совсем нараскоряку.
Наверное, пора.
В безвременьи нет места страху.
Но клаузулу век размаха
вдруг мной решит сыграть?
Или хотя бы даст представить
себя мессией прежней яви,
последним из людей.
И песня вырвется с надрывом,
не в духе нового "красиво",
но – как у лебедей.
…Уход со сцены – мир изведан.
Гремят шаги. Трясётся ветошь.
Трясётся шар земной.
И то ли мир простится с веком,
чьим слепо предан я заветам,
а то ли век – со мной.
Дмитрию Мозжухину
(солисту группы «Дайте танк (!)»)
Нельзя творить в кромешнейшей аскезе,
а можно ли, жуя запретный плод?
Пока не прерван род хороших песен,
но в каждой – нашей юности уход.
Вассалы, не вассалы – все мы в марше,
курьеры с лишним солнцем на руках.
И – вуаля – так скоро стали старше,
любуясь на зверушек в облаках.
Из глаз едва ли мы увидим искры
такой любви, что ей названье грех.
Чума на пир пришла к нам слишком быстро.
Спасатель утонул – а нам лишь смех.
Мы – авторы; бессмысленны страницы
истории, где наши имена.
У матрицы иссякли единицы,
синицу не достанешь ни хрена.
Вот цвет фигуры ты, допустим, выбрал,
а бросить кубик – просто страх берёт.
Натурхозяйство тянется к верлибрам,
кумирам дня совсем теряя счёт.
Так много эха в этом перезвоне,
что в панцире сидеть, пожалуй, честь.
Не строим крепость – вдруг как в Вавилоне?
Альтернатива есть? Пожалуй, есть.
Про то, что не было, забыть подавно.
Не видеть зла, не говорить о зле.
И золото, чтоб было неповадно,
оставить для сороки на столе.
Три четверти всех слёз скорей отплакать,
дождаться на качелях всех друзей,
и слушать ретро под мороз и слякоть,
и не бояться любящих людей.
Если (Р. Киплинг, перевод)
Если спокоен ты, когда повсюду
все не свои и в том винят тебя,
если в сомненьях слушаешь рассудок,
тем, кто в тебя не верит, не грубя,
если ты можешь ждать, не уставая,
и честным быть, когда тебе солгут,
и не гневиться, ненависть встречая,
и внешне жить притом, как все живут,
если мечтаешь, не прельщаясь тенью,
если в раздумьях помнишь: мысль не цель,
если, познав победу и паденье,
ты равными признаешь их в конце,
если готов увидеть, как меняют
плуты твою же правду под капкан,
как мир плоды всех дел твоих ломает,
и если не опустится рука,
если ты сам готов рискнуть плодами
всех дел своих и, всё же проиграв,
о пораженьи не держать и память
и заново начать, задрав рукав,
если пред ликом смерти скажешь телу:
"Служи", чтоб каждый подчинился нерв,
одною силой воли – властно, смело,
всё натянув в себе, как по струне,
если с толпою говоришь ты так же,
как с королём, с достоинством и в такт
если тебе не больно, что ни скажет,
ни сделает твой друг иль худший враг,
если в любой минуте не хоронишь
любой секунды неизменный бег
то мир весь твой, и все, что в нём и кроме,
и, что важнее, сын, ты – человек.
Ворон (Э. По, перевод)
Как-то раз бессонной ночью
я тонул в кругу порочном
мыслей, странных и неточных,
о забытом мной теперь;
понемногу забывался,
но внезапно стук раздался -
кто-то в дверь мою стучался,
кто-то мне стучался в дверь.
"Видно, гость, – пробормотал я, – гость в мою стучится дверь,
гость, и только, хоть проверь."
…Точно помню: это было
в декабре смурном и стылом,
искры ветром уносило
призраками в темень штор.
Ждал утра – под ночи тенью
в книгах я искал спасенья,
тщетно я искал спасенья