Сборник поучений и житий святых (Чуд. 19). Запись на л. 117
Записи рассказывают историю бытования рукописи в период с 1410 по 1425 гг., со времени переезда митрополита Фотия в Москву до смерти великого князя Василия Дмитриевича. Сначала Сборник был преподнесён митрополиту братом великого князя Андреем Можайским. Подарок мог быть сделан, например, в связи с основанием Колоцкого монастыря в 1413 г. в вотчине князя199. Тогда в Москве при участии митрополита происходило торжественное чествование Колоцкого образа Божьей Матери200. Или же – для восполнения возможных утрат в библиотеке митрополита после пожара, уничтожившего его «горницу» в 1414 г.201 Позже из библиотеки митрополита Фотия книга могла быть выдана великому князю Василию Дмитриевичу на время или преподнесена в качестве подарка на Пасху или в пасхальную неделю, о чём и была сделана соответствующая запись.
В Лествице прп. Иоанна Синайского (Иоанна Лествичника) конца XIV в. (не позднее 1391–1392 г.) (Чуд. 218), на л. 201 об. среди проб пера полууставом XV в. сделана запись: «Господину князю великому Василью Дмитриевичу бьет ти челом». Компонента «бьет ти челом» позволяет, на наш взгляд, трактовать ее как помету о преподнесении кодекса великому князю по аналогии с представленной выше записью о преподнесении Сборника поучений и житий святых митрополиту Фотию.
В Диоптре инока Филиппа 1388 г. (Чуд. 15), на л. 91 скорописью XV в. читаем: «г(о)с(поди)ну князю великому». Запись анонимная и интерпретируется как проба пера202.
Диоптра инока Филиппа была переведена на славянский язык в середине – второй половине XIV в.203 Как и Слова постнические свт. Василия Великого (Чуд. 10), она являлась новинкой. Так же, как и Слова, данный русский список Диоптры – один из древнейших. Созданы они были приблизительно в одно время в 1388 г.204 Интересующая нас запись по палеографическим приметам датируется XV в. и не принадлежит писцу205. Сложно представить, что в XV в. кто-то мог взять созданную ранее книгу для того, чтобы «испытать» на ней чернила и перо. Более вероятным, на наш взгляд, выглядит предположение о том, что данная запись – помета о выдаче, либо «дарственная» надпись. Новая книга, содержащая все известные в то время знания о человеке, извлечённые не только из творений святых отцов, но и из произведений античных философов206, несомненно могла заинтересовать великого князя. Вопрос – какого?
В отобранных нами рукописях имеется комплекс созерцательно-аскетической литературы. Это Слова постнические свт. Василия Великого (Чуд. 10), Лествица прп. Иоанна Синайского (Чуд. 218) и Диоптра инока Филиппа (Чуд. 15). Слова и Диоптра – литературные новинки, которые появились на Руси в конце XIV – начале XV вв. вместе с другими южнославянскими переводами. Эти новые книги оказали влияние на развитие русской литературы и культуры207. Нет необходимости рассказывать о месте князей московского дома в культурной жизни, об их связи с образованнейшими людьми своего времени, митрополитами, основателями монастырей, просветителями и т. д. Очевидно, что находясь в такой культурной среде, князья были в курсе движений в интеллектуальной сфере, в том числе посредством знакомства с новыми книгами. Возвращаясь к нашему комплексу из трех книг, отметим, что новыми и особенно актуальными они были именно в великое княжение Василия Дмитриевича. Не даёт ли это оснований для осторожного предположения, что «господин великий князь» в Диоптре – именно Василий Дмитриевич?
В Творениях прп. Иоанна Лествичника 1422–1424 гг. (Усп. бум. 18) на л. IX полууставом XV в. имеется сходная «анонимная» запись: «г(осподи)ну великому князю». Книга также являлась новинкой, рассматриваемый список с южнославянского перевода Творений был создан на Афоне208. Вероятно, упоминаемый в записи великий князь – это Василий Васильевич, сын Василия Дмитриевича, сменивший отца на великокняжеском столе в 1425 г.
Племянник великого князя Дмитрия Ивановича князь Семён Владимирович Боровский и Серпуховской упоминается в Требнике первой половины XIV в. (Чуд. 5). На л. 65 мелким полууставом XIV–XV вв. написано: «Господину князю Семену Володимерович(ю)».
В своем составе Требник содержит чин исповеди, который по мнению М. В. Корогодиной, был создан специально для княжеской исповеди, возможно, духовником одного из князей209. Князь Семён Владимирович умер от чумы в 1426 г., приняв перед смертью постриг в Троице-Сергиевом монастыре. Поскольку в записи указан титул и мирское имя князя, требник, скорее всего, принадлежал ему до пострига210. Запись сделана спустя более полувека с момента создания рукописи, мельчайшим полууставом, как и в Чуд. 10, мелко и с первого взгляда незаметно, как аккуратная помета о выдаче.
Итак, среди многочисленных записей в рукописях XIV–XV вв. имеются восемь записей одного типа, содержащие титул или титул и имя лица, в дательном падеже. Форма записей (подразумевается, что кому-то дали что-то), история бытования книг, в которых они представлены, особенности исполнения (киноварь, мелкий полуустав, расположение в книге), позволяют, на наш взгляд, сделать предположение о том, что записи такого типа могли являться пометами о временной выдаче из библиотеки или «дарственными» надписями.
О том, что рукописи свободно перемещались между монастырями в целях копирования, часто – вместе со своими владельцами, хорошо известно по тем же записям на самих книгах. В этом отношении интересна анонимная запись в Словах Федора Студита второй четверти XV в. (Чуд. 238). Возвращая одну книгу, адресант обращается к игумену монастыря (если Чудова, то – Питириму) с просьбой прислать другую: «Да пожалуи, господине игумен, пришли ми книгу Никона»211.
Думается, что князья московского дома также могли брать книги из монастырских библиотек, которые, кстати сказать, пополнялись в том числе благодаря их вкладам. Знакомству князей с книжными новинками способствовали и личные отношения с основателями обителей, от которых они могли узнавать о новых поступлениях. В «шаговой доступности» от княжеского двора располагался Чудов монастырь, из библиотеки которого происходят пять из семи наших рукописей. О том, что князья находили время для чтения, говорится в Послании прп. Кирилла Белозерского князю Юрию Дмитриевичу: «И ты, господине князь Юрьи, не подиви на нас о сем, понеже, господине, слышу, что божественное Писание сам вконец разумееши и чтеши»212. В источниках есть информация и о том, что князья сами переписывали книги. Согласно Житию Кирилла Белозерского, князь Андрей Дмитриевич «книгы же, много написав, церкви приложи»213.
Князья могли пользоваться и библиотекой митрополитов, которая хранилась в резиденции главы русской церкви в Кремле. Об этом может свидетельствовать рассмотренная выше запись в Сборнике поучений и житий святых (Чуд. 19).
Если представленные в данной работе записи рассматривать как пометы о выдаче из библиотеки или как «дарственные» надписи, можно составить представление о круге чтения великого князя Дмитрия Ивановича и его семьи. Он состоял из хорошо знакомых «классических» книг церковного круга (F 19–16), книг, интерес к которым был вызван определенными жизненными обстоятельствами (Чуд. 5) и книжных новинок, отражающих актуальные тенденции культурной жизни своего времени (Чуд. 10, 15, 19, 218, Усп. бум. 18). Надо полагать, что уровень образованности представителей московского княжеского дома был достаточно высоким не только для знакомства с последними тенденциями в интеллектуальной сфере, но и для их осмысления. Приведённые данные лишний раз указывают на вовлечённость московского великокняжеского семейства конца XIV – первой половины XV в. в духовную, интеллектуальную и культурную жизнь своего времени.
