– Отец, оставь меня в покое, – сказала Карина, и голос её был ледяным.

– Знаете, что…, – сказал Корс. – Вы действительно друг друга стоите!

Он вышел, громко хлопнув дверью.

Вернулся к Никто.

– Она говорит, что целовалась с одним из твоих нечистых. Вы тут её все уже перетрахали? Моя дочь шлюха, а Элис идиот.

– Говорил тебе, не трогай их.

– Но я даже не предполагал… – Корс был подавлен. – Она такая же, как вы. Она пьяная сейчас или под наркотой, или она, как там вы говорите, дуплит. Она с тобой спала? И с князем? Как только Элис согласился жениться на ней! А я ещё требовал, – Корс усмехнулся, – будто она приличная девушка. А она наркоманка и шалава, которая сосётся, как она выразилась, с нечистыми. Ещё так спокойно при нём это сказала. Твой Лис, наверное, просто сумасшедший. Хотя, его мамашка была такой же, он привык, видимо.

– Прекрати, Корс! Карина – воин и очень хорошая девушка. Ты должен гордиться ею! Мы все очень любим друг друга, мы одна любящая семья!

– И они останутся вместе после такого?

– Ну конечно! Не волнуйся, Лис не опозорит твою дочь, не выгонит.

– А я бы выгнал!

Карина и Лис остались в комнате вдвоём.

– Зачем ты ему сказала? Ты меня опозорила!

– Пошёл он на хуй! – сказала Карина. – Прости меня.

– Все уже поняли, что я терпила. И теперь твой отец тоже.

– Ну, пошли меня тогда, если тебе важно их мнение! Я уйду, и все скажут, что ты крутой!

– И… ты уйдешь?

– Да!

– Я не могу тебя прогнать!

– Почему? Я тебя позорю. Прогони, восстанови свою честь перед ними, а я пойду и скинусь со стены!

– С ума сошла! – Лис схватил её. – Я люблю тебя! Похуй мне на их мнение!

Он притянул её к себе, прижимая свои губы к её губам, целуя жадно, но в тоже время не делая резких движений, Карина обмякла в его руках, чувствуя, как крепко он сжимает её, наверняка от его пальцев снова останутся синяки, ну и пусть! Одно только ощущение его раздвоенного разрезанного языка сводило её с ума, заставляя задыхаться в предоргазменном состоянии.

Он отстранился:

– Ну? Со мной лучше? Или с Нидже?

– Прекрати! Пожалуйста! Прекрати, ты лучше всех!

– Мой язык покалечен, а у него нормальный, – Лис сел на кровать, он выглядел очень грустным сейчас, подавленным, каким-то обескураженным. В очень редкие моменты она видела его таким. Лис, который ничего из себя не строит. Лис без своей извечной маски циничного безразличия, привычной нахальной крутости. И эти моменты его ранимости, беззащитности пугали её и одновременно накрывали волной непередаваемой нежности. Такого настоящего Лиса даже она видела редко, так привычно было для него защитное выражение лица. Оно не менялось, что бы с ним ни происходило. Бедный Лис, вечно скрывающийся за наглой усмешкой чуть приподнятого презрительно уголка губ. И вот сейчас он был настолько обескуражен, выбит из колеи её поступком, что даже потерялся.

– Не говори так. Ты лучший!

Он скривился, возвращая контроль над ситуацией. Чуть высунул изо рта кончик раздвоенного языка и пошевелил по отдельности сначала одной частью, а потом другой:

– Нравится?

– Перестань! – закричала она с отчаянием, и он зло и горько усмехнулся. Карина бросилась к нему, обнимая, целуя, заваливая навзничь. Он сразу перевернул её, чтобы быть сверху. На самом деле Корс застал уже последний воспитательный всплеск Лиса, а до этого он, уведя её с площади, как следует потаскал в коридоре, как раз без лишних глаз и свидетелей.

Лис отстранился, и задумчиво посмотрел на неё:

– Лицо тебе разбить, что ли…

– Нет, нет, пожалуйста, прости меня, – Карина испуганно дёрнулась под ним, пытаясь выскользнуть, но Лис только сжал её сильнее.

– Это всё плохо кончится, – сказал он очень серьёзно, – Я едва сдерживаюсь, чтобы не покалечить тебя, ты это понимаешь?

– Да. Да. Любимый…

– Заткнись, – он снова впился в её рот губами, Карина ответила на поцелуй со всей страстью, внутри не расслабляясь, понимая, что он ещё не до конца успокоился и что ей ещё достанется, и он не закончил и может бить и трахать её теперь долго. Только бы лицо не трогал, как он всегда это делал, не портил её красивое лицо. И словно подтверждая её опасения, или скорее, она просто уже слишком хорошо его знала, он, не прекращая целовать её, коротко ударил кулаком внизу и чуть сбоку живота, заставив дёрнуться под ним и ощущая этот её рывок губами, то, как она дёрнулась в поцелуе, пытаясь разомкнуть его, Лис не отпускал. Она больше не сопротивлялась, и только тогда он отстранился. Карина обняла его, прижимая со всей любовью, глядя на его покрытое тонкими, едва заметными полосками шрамов лицо. Он смотрел на неё тоже, и сейчас в его взгляде больше не было растерянности. Чуть сдвинувшись вниз, принялся целовать её шею, которую давно в прошлом, когда его зубы ещё были остро подпилены, он испортил, навсегда оставив следы. Лис принялся раздевать её, он больше не бил, и Карина немного расслабилась. Целовал, спускаясь всё ниже, грудь, живот, и Карина поняла, что он хочет сделать, и замерла от страха и восторга одновременно, это было лучше всего!

Корс, хоть и вернулся за праздничный стол, настроение у него было уже совсем не праздничное. Пьяная Аня, забросив скрещенные ноги на стол, сильно откинулась на спинку стула и с грохотом упала навзничь. Все принялись ржать, но Корс даже не улыбнулся.

Он не находил себе места и через некоторое время, не удержавшись, встал и, не сказав никому ни слова, снова направился к комнате Лиса. Он волновался за Карину, несмотря на её непростительное поведение. Но подходя к их двери, ещё в коридоре, Корс услышал такие громкие и полные удовольствия стоны своей дочки, что остановился, как вкопанный. Лицо его перекосилось, и Корс бросился обратно.

– Я помню, как заставил Атли Элиса воткнуть себе иглу в руку между большим и указательным пальцем, – раскрасневшийся от выпивки, Красс продолжал как ни в чём не бывало общаться с Никто, предаваясь воспоминаниям. В отличие от Вараха, который смотрел на Никто с нескрываемым превосходством и даже какой-то презрительной усмешкой, Красса, похоже, не смущало ни серое лицо Никто, ни обведённые чёрным глаза, ни чёрные от татуировок кисти рук. Он воспринимал Никто и князя Арела как воинов и не судил о людях по внешнему виду, как другие благородные чёрные.

– Все мальчишки скулили и тряслись, так боялись этого наказания! А он терпел! Все занятия, несколько часов, проходил с иглой в руке, молча! Я уже тогда понял, что из этого полукровки выйдет толк. Он у меня бесконечно отжимался, подтягивался и держал на вытянутых руках свой меч как миленький. Ой, другие выли, когда у них руки отнимались держать и больно становилось. А он всё молча делал. Как молодой дикий зверёныш, действительно!

– Его тогда называли Лисом? – спросил Никто, пытаясь не встретиться глазами, с насмешливым взглядом Камиэля Вараха, от которого ему было не по себе.

– Ведь он и был как рыжий лисёнок. Все его так и стали называть. С его фамилией ещё сочеталось хорошо, так и говорили Элис-Лис. А когда он попал на первую линию, я был так горд за него! Мало того, что он остался жив практически один из всех новобранцев, ещё и отличился! Я хотел внести его в списки представленных к награде за отвагу, но в следующем бою он попал в плен, я был так расстроен, ведь столько в него вложил!

– Пиздил мальчишек в своей учебке? – спросил Никто, улыбаясь. И Даниэль Красс тоже оскалился довольно, явно не испытывая никаких угрызений совести:

– А как же по-другому! Ещё как пиздил! Они у меня летали!

Камиэль Варах осуждающе покачал головой и вышел из-за стола.

– Красс, а ты заставлял Лиса носить знаки полукровки?

– Таковы ведь правила, сколько он получал у меня нарядов вне очереди и в штрафном изоляторе сидел, всё равно вытаскивал их! Так извёл меня, что я махнул рукой! Заставлял только когда уж высшее начальство приезжало на смотр. Да он мне как сын родной!

За стол вернулся Корс.