1

Лагерь пылает.

Огненное зарево вспороло черноту беззвёздной ночи, осветило высокие деревья, что плотно обступили поселение. Пламя яростно глодает промасленные крыши юрт; верёвки между жилищами передают его, как эстафетный факел, отчего пожар быстро охватил всё поселение.

Люди в панике мечутся меж юрт. Кто-то пытается спасти своих из-под рухнувших остовов, кто-то носит воду с ближайшего ручья в тщетных усилиях погасить огонь, а некоторые режут верёвки, чтобы спасти немногие уцелевшие жилища. В хаосе никто не обратил внимания на закутанную в плащ фигуру, что быстро, но уверенно шагает в сторону деревянной хижины чуть в стороне от основного поселения.

Лицо человека скрыто низко надвинутым капюшоном. Виден лишь широкий подбородок, поросший чёрной щетиной. Движения, одновременно плавные и отточенные, выдают недюжинную физическую подготовку.

Человек скользит полуночной тенью. Пару раз по дороге попались жители лагеря. Тогда он прятался – за ближайшим деревом, среди разбросанных ящиков или просто во тьме.

Человек бесшумно отворил дверь хижины, чёрная фигура скользнула внутрь. Не скрипнули видавшие виды петли, не затрещали рассохшиеся от времени половицы – самый чуткий слух не уловит движения.

Внутри хижина неотличима от любого жилища деревенских бедняков в этой части Шол Каннар. Старые доски маленькой грубой конуры треснули от времени, интерьер кое-как украшают замызганный ковёр неопределённого цвета и пара кусков толстой, не слишком чистой ткани на стенах – местные почему-то называют их гобеленами, хотя на гобелены они похожи не больше, чем двуручный меч-клеймора – на кухонный нож. Обстановка – столь же грубая мебель, а венцом декора выступает гора ящиков, мешков и керамических сосудов, что валяются тут и там.

За столом у дальней от входа стены расселся мужчина. Спина скрючена, в руке – перо, на столе – лист пергамента. Пишется не очень – в неверном свете единственной лучины можно разглядеть несколько смятых клочков пергамента, а также бутылки – пустые, початые и ещё не открытые; парочка опрокинулась, содержимое разлилось вокруг. По комнате поплыл кисловатый запах алкогольных паров.

Пришелец затворил дверь. Раздался нарочито громкий кашель.

– Чего надо? – надтреснуто произнёс человек за столом. Он даже не поднял головы.

– Тебя, Канниш.

Голос, высокий, но твёрдый, заставил отвлечься от письма.

– Кто ты? – Канниш сильно пьян. Он с трудом держится на ногах – чтобы встать, пришлось опереться о край стола.

Выглядит Канниш неважно. Кожа приобрела нездоровый землистый оттенок, каре-зелёные глаза налились красным. Каштановые волосы давно не знали мытья, сальные пряди ниспадают на высушенное заботами лицо. Канниш – болотный эльф, абориген здешних краёв. Острые уши и раскосые глаза не дадут соврать.

– Чего нужно? – прозвучал новый вопрос.

Взгляд эльфа скользнул по пришельцу и застыл на груди. В свете лучины сверкнул кулон из неплотного, с зазором, переплетения двух металлических нитей чёрного и серебряного цветов. При виде кулона глаза Канниша расширись от страха. Ладонь лихорадочно шарит по столу, очевидно, в поисках оружия. Отвести глаза от пришельца эльф не посмел.

– Братство Эбена… – в шёпоте Канниша – суеверный ужас.

Неподалеку послышались голоса. Несколько человек идут к хижине, слышен негромкий разговор.

– Надо сказать Каннишу…

– Половина лагеря сгорела. Придётся уйти…

Фигура в чёрном слегка мотнула головой. Из-под капюшона тускло блеснули глаза.

В следующее мгновение то, что Канниш считал жизнью, закончилось.

Пришелец резко подобрался. Прыжок – и он стоит к эльфу вплотную. Короткий взмах кинжала вспорол Каннишу глотку. Эльф захрипел, на губах пузырится кровь. Глаза, и без того огромные от страха, расширились ещё больше, но уже через мгновение подёрнулись дымкой – душа Канниша отправилась в Ниир, подземный мир посмертия.

Мужчина бережно, словно любимую женщину, опустил тело на пол.

Взгляд упал на разбросанные записки. Пришелец похватал обрывки пергамента, рассовал мятые клочки по карманам. Несколькими ударами разбил все ещё не пустые бутылки. В лужу, что образовалась на полу, полетела лучина. Агент бесшумно выскользнул из хижины.

Дерево – старые доски отжили своё и грезят лишь о том, чтобы красиво сгинуть в огненных объятьях – отозвалось на ласковое прикосновение в ту же секунду. Жилище превратилось в гигантский факел; не то что зайти – даже находиться рядом невозможно.

Люди с воплями ринулись к хижине. Попытки забраться внутрь успехом не увенчались: всё, чего добились горе-спасатели – опалённая кожа и слезы от едкого дыма.

Никто не узнает ни причины пожара, ни судьбы Канниша.

Огонь спалит всё.

2

– Как там Шол Каннар?

Невысокий плотный мужчина с маленькими слезящимися глазами вальяжно раскинулся на дорогом кресле чёрного дерева. Лёгкие медленно, с наслаждением тянут дым из причудливо изогнутой трубки. Сквозняк колышет атласное одеяние цвета сирени, золотая цепь с рубинами и золотым же амбарным замком – символом наместника имперских территорий – мерно позвякивает в такт движениям.

– Холодно, сыро, на каждом шагу – повстанцы. Элизий, короче.

Мужчина в чёрном сидит напротив – в гораздо более сдержанной позе. Под распахнутым плащом мелькает бархатный камзол. Меж собеседниками – большой рабочий стол.

– Капюшон-то снимешь, Тарк? – три подбородка – наместник не слишком успешно прячет их под рыжей бородой – задвигались от смеха.

– Прости, – спохватился мужчина. – Привычка.

Капюшон лёг на плечи. Свет из узкого окна-бойницы озарил лицо человека в чёрном.

Красавцем его не назвать. Мужественным – пожалуй. Интересным – определённо. Крупное, с широкой челюстью лицо в обрамлении волнистых чёрных волос, ломаная линия тонких губ, хмурый прищур бирюзовых глаз – непростой характер читается во всём.

– Клянусь Дерином, видок – как у покойника! В зеркало давно смотрелся? Лицо – что кабанья кожа: дублёное…

– И в щетине. Шутка покрылась плесенью, Морний, – губы Тарка растянулись в намёке на улыбку.

– Не оставляю надежды достучаться до твоей тупой башки, – хохотнул наместник.

Выглядит Тарк и впрямь неважно – будто пехотинец после месячного перехода. Мужчине едва минуло тридцать, но глубокие морщины не позволят дать меньше сорока. Сероватая кожа оттеняет глубокие синяки под глазами; хищный разлёт густых орлиных бровей лишь усиливает гнетущее впечатление.

– Что с заданием, Тарк?

– Лагерь сгорел. Пожар, – лениво протянул тот.

– Как неожиданно! И Канниш?..

Тарк кивнул.

– Ха, отлично сработано!

Наместник открыл шкатулку на краю стола. В руках Морния показался небольшой свёрток.

– Для тебя. От магистра Альгвейра.

Суровое лицо Тарка смягчилось. Альгвейр Клагиус, или Вепрь, в прошлом – наставник Тарка. Вепрь не ходит в любимцах послушников – гоняет и в хвост, и в гриву. Гнев неофитов напрасен: тяжело в учении – легко в бою! Многие агенты – в том числе Тарк – вспоминают уроки Вепря чуть ли не с теплотой.

– Что там?

Наместник пожал плечами.

– Морний, – протянул Тарк. – Кончай валять дурака. Ты же всё проверяешь.

– За кого ты меня принимаешь?! – медовые глаза весело блеснули.

Тарк молча ждал продолжения.

– Да так, склянки какие-то, – наконец признался наместник. – На, смотри.

Агент развернул свёрток. Альгвейр прислал эликсиры. Вовремя – запасы Тарка почти иссякли. Агент бережно завернул бутылочки обратно в замшу.

– Письма не было?

– Нет.

– Уверен? Может, потерялось по дороге?

– Какой ещё дороге?.. Тарк, письма для важных шишек привозят напрямую сюда. Думаешь, много наберётся идиотов, кто рискнёт перейти дорогу Братству? Вы же подчиняетесь только Императору!

Морний поджал губы. Получилось что-то среднее между смущением и ухмылкой. Тарк ответил молчаливым пожатием плеч.

– Может, отдохнёшь немного? Конклав Братства ведь дал тебе свободу действий.