Концерт мыслился как международный, потому что приехали ВИА (вокально-инструментальные ансамбли) с Кавказа, из Казахстана, из африканской Ганы, с дальнего севера. Просто сходить на концерт – это не интересно. Еду к своей подруге Светлане (Кисе, она учится в университете на факультете журналистики) и объясняю, что я хочу предпринять. Светка размышляет, равнодушно глядя на меня, возбужденную.

– Отстань, нужно трезво решать проблемы. – глаголит она.

– Светка, времени у нас мало.

– Придумаем что-нибудь.

Мы едем к знакомому журналисту-профессионалу Н.Н. Кузнецову, который о ту пору вел колонку в центральной газете «Известия». Просьба у нас небольшая: просто дать нам бумагу с «шапкой» газеты для солидности. Пусть у нас нет удостоверений, мы с этой бумагой пройдем за кулисы. Кузнецов смеется над нами и говорит: «Давайте я лучше проинструктирую вас, как брать интервью».

Едем на концерт по билетам, но я с фотоаппаратом, плохоньким, но на штативе (опять же для солидности), я как бы фотокорреспондент, Киса – интервьюер.

Сидим где-то в двадцатых рядах, но все нам видно. Закончил выступать Закиров, и мы, собрав все свои бумажки, показываем их администратору и проходим за кулисы. А там шум, беготня. Увидели нас армяне и кричат: «Девчонки, идите к нам!» Девушки, которые редко встречались в ВИА, с интересом нас разглядывают. Спрашиваем у них, где уборная «Бахора», они показывают, и мы идем туда.

Нас встретили ребята из оркестра, потом из глубины полутемного зала вышел Батыр. Мы церемонно представились:

– Корреспонденты газеты «Известия».

Он сказал: «Сейчас много не поговоришь, везде любопытные и такой гам, что иногда трудно разобрать слова». Мы сказали, что можем сейчас сделать снимки, а поговорить потом, с его согласия. Света было мало, мы попросили у армян настольную лампу, но она была тусклая, малосвечная. Вдруг вышел из темноты большой телом человек с дорогущим фотоаппаратом, посмотрел на нас дружелюбно и сказал:

– Садитесь рядом с Батыром. Я вас сниму, я все слышал!

Мы представились.

– Кола Бельды. – отрекомендовался известный на весь Советский Союз представитель северной народности.

Бельды сделал несколько фотографий, и Светка потянула меня за рукав:

– Пошли, все мы сделали, что хотели!

Мы повернулись и пошли к выходу, прошли метров двадцать под завывания певцов из разных ВИА, и вдруг этот шум сделался фоном, и крик перечеркнул его:

– Постой! Неужели так и уйдешь? Может, тебе хочется еще что-то сказать?

Это Батыр. Он берет меня на руку и говорит:

– Запиши мой адрес.

– Я запомню.

– Ташкент, тупик Алтын-кули, 7, улица Низами. Я остановился в гостинице «Москва», приезжайте туда.

Мы ушли окрыленные.

Мы так бурно радовались, что стали замечать злые взгляды и указательные пальцы. Светка сразу заторопилась, вспомнила про занятия, и мы расстались.

Дня через два звоню Светке и говорю решительно:

– Поехали к Батыру!

Приехали в гостиницу, коридорная проводила нас на второй этаж. Мы поцарапались в дверь номера, и дверь открылась. На пороге стоял коренастый мужчина с уверенным лицом.

– Я лечащий врач, зовут меня Николай Иванович, относительно здоровья Батыра обращайтесь ко мне.

Уверенности у нас поубавилось, мы растерялись. Разговор вели так неумело, что Батыр рассмеялся:

– Обычно ваш брат журналист все знает наперед, а вы так спрашиваете, как будто первый раз обо мне слышите.

Как он был прав, действительно, все было для нас ново, а кроме того, мы стеснялись врача, и не знали мы тогда, что Батыр тяжело болен: у него была открытая форма туберкулеза.

Батыр был так худ, что шаровары не делали его шире, а только подчеркивали его невероятную худобу. Расставаясь, он сказал мне: «Я скоро уезжаю в санаторий «Кубинка», ты можешь меня навещать, если захочешь. Вот адрес и телефон».

Стоял морозный солнечный день, когда я решила съездить в «Кубинку». Была проблема с одеждой, хотелось выглядеть получше, поэтому одежду собирали буквально с миру по нитке: чье пальто было лучше – то и надевалось, яркий шарфик, капрон (зимой!) и туфли на каблуках.

На территории санатория был большой пруд, он застыл, и поверхность его превратилась в каток, хотя и была, конечно, не слишком ровной. Мы со Светкой приехали уже во второй половине дня. Батыр встретил нас радостно и предложил покататься на коньках, хотя сам на льду не стоял. Я на капроновый чулок надела коньки (были они сильно велики и скользили на капроне), мужественно сняла пальто и вышла на лед. Разрядница по скоростному бегу, я хорошо каталась, но здесь «гаги» и коньки на огромных ботинках не дали возможности показать класс. Я через два шага падала, но боли не чувствовала.

Вдруг вижу, не одна я на пруду. На льду стоит высокий человек в свитере и башмаках, стоит, широко расставив ноги. Я, недолго думая, разогналась, пригнулась и проскочила через эти ворота, как шайба, точно посланная форвардом, под дружный хохот Кисы и Батыра. Когда высокий человек понял, что произошло, он расхохотался так громко, что снежинки упали с кустов. Я подъехала к своим спутникам, высокий мужчина подошел к нам.

– Катя, Света, знакомьтесь, – сказал Батыр, – это Моб, его величество король Ганы.

Король дружелюбно улыбнулся и крепко пожал мне руку.

Природа вокруг санатория была весьма недурна: небольшие пригорки, долины, лес и поля, частью скошенные, частью – с посадками.

Батыр был очень харизматичен, вокруг него собирались люди, особенно девушки. Я знала одну блондинку, очень красивую и фигуристую, она его вечерами развлекала, а днем он ходил с этюдником и рисовал зеленый лес, коряги, заходящее солнце. Однажды он показал мне глаза, выразительные, карие, все остальное пространство картины занимала цветущая сирень. «Это моя жена Ира», – так отрекомендовал мне Батыр свой холст. «Красивая», – сказала я. «Она играет в русском драматическом театре Ташкента. У нас сын – Бахтияр».

Расспросов не было. Любовь моя была другая, она не требовала телесной близости. Мне было нужно просто его видеть и знать, что ему хорошо.

Я была его информатором. Приносила свежие журналы «Театральная жизнь», «Музыкальная жизнь», «Кино», «Искусство». Все, что шло на московских экранах, было отсмотрено и рассказано. Однажды Батыр попросил меня съездить в театр и поработать над пометками Станиславского, то есть переписать их в сценах «Синей птицы» Метерлинка, где они были. Он хотел поставить в Ташкенте эту пьесу, но несколько иначе, чем это делают в Москве.

Потом была клиника профессора Богуша, очередная операция на легких. Операции Батыр переносил героически. Когда я приходила с шоколадом и цветами, по больничному коридору несся голос нянечки:

– Батыр! К тебе сестра пришла!

Меня никто, даже его жена, не считали его девушкой или любовницей, все считали нас братом и сестрой, и в этом была своя правда, тем более что и внешне мы с ним были очень похожи.

Место в санатории «Кубинка» у Батыра было забронировано, после клиники он отправлялся туда. Раз приехала к нему, а у него тусуются сильно подвыпившие ребята из его оркестра, жестикулируют, Оказалось вот что.

В соседнюю с Батыром комнату поселили араба. Араб был невероятно красив, и Батыр решил написать его портрет. Натянули полотно на подрамник, приготовили масляные краски. Гордый сын пустыни согласился позировать, но не более двух раз.

Батыр не показывал сырых работ, только готовые. Замечательное событие для обитателей санатория – сегодня Батыр выставит новый холст на суд зрителей. Вечером собрались почти все, портрет висел на стене, в нескольких шагах от двери араба.