–– Всё дело в потоках воздуха! – выпалил он сразу, как только у него восстановилось дыхание. – Я понял: птицы ловят его крыльями и хвостовым оперением едва уловимыми движениями, не доступными для нашего зрения!.. Как же я раньше об этом не подумал?! – сокрушённо покачал он головой, приподнявшись со дна лодки и посмотрев на водную гладь, на волнах которой покачивались обломки крыльев.
–– Но ты ведь летел, Леонардо! – с радостным восхищением возразил ему Марко-Антонио.
–– Да, летел! – так же вдохновенно поддержали его Лука, Галеотто, Зороастро и Джироламо Мельци.
–– А! – отмахнулся Леонардо. – Я парил в воздухе, пока от страха забыл махать крыльями и одна нога, не вдетая в петлю, свободно болталась… Как только я о ней вспомнил и попытался вдеть в петлю, – хвостовая трапеция качнулась, – а ножной приводной механизм, усиливающий движение рук, я привёл к взмахам крыльев… Вот тут-то встречные потоки воздуха и были мной потеряны, и я камнем полетел вниз!
–– И всё равно ты летел! – не поддался Зороастро его разочарованию, граничащему с остатками пережитого счастливого мгновения.
–– Чтобы как следует изучить потоки воздуха и как птицам удаётся ловить их крыльями быстро маневрировать в резко меняющемся направлении ветра, надо создать воздушный купол, который позволит, не торопясь и сосредоточенно, изучить все мельчайшие детали движений птиц во время их полётов! – вдруг в глазах Леонардо сверкнуло озарение.
–– Какой ещё воздушный купол?! – с недоумением посмотрели на него друзья.
Леонардо привстал со дна лодки и, жестикулируя, стал показывать руками, чтобы его объяснение было более понятным.
–– Вы видели, как семечко одуванчика, прикреплённое природой к воздушному пушистому куполу, подхваченное ветром, слетает с материнского стебелька и летит по воздуху? – спросил он прежде, чем объяснить свою идею.
–– Да, – закивали ему внимательные слушатели.
–– А теперь вообразите, что я прикреплён точно к такому же воздушному мягкому куполу… Чего рты пооткрывали?.. Вообразили?!
Друзья, уставившись в него безумными взглядами, молча, закивали. Леонардо продолжил:
–– А теперь вообразите, что над крыльями у меня за спиной имеется точно такой же купол, и когда я, – плавно ладонью он повёл по воздуху, – лечу на крыльях, и у меня начинает теряться горизонтальная скорость; при этом возрастает скорость вертикальная, – изобразил он ладонью движение вниз. – Купол защищает меня от падения, и, таким образом, у меня появляется больше возможности изучать потоки воздуха и учиться маневрировать крыльями, как это делают птицы! Поняли?!
–– Поняли! – в глазах его друзей опять вспыхнуло восхищение, а губы растянулись в радостных улыбках. – Как просто, оказывается…
–– Я думаю, что когда человечество научится летать, и полёты для него станут таким же обычным делом, как поездка в конном экипаже, – мечтательно устремил Леонардо взгляд на облачка в небе, – то, чтобы обезопасить себя от падения, они обязательно будут иметь при себе воздушные купола. Они станут для них такой же неотъемлемой частью, как сбруя у лошади, без которой она не повезёт всадника!
И под влиянием его устремившегося ввысь взора все тоже мечтательно посмотрели в небо.
Собрав обломки крыльев и креплений, качавшихся на волнах, они поплыли к берегу. Этот полёт, – его всё-таки все, включая Леонардо, посчитали удавшимся, так как плавное парение в воздухе на большое расстояние всё же состоялось, – отмечали в таверне рыбацкого посёлка Нуво-Маретто. Их воодушевление, что они вот-вот откроют людям земли доселе невиданное ими изобретение, которое позволило бы каждому человеку чувствовать себя свободной птицей, наполняло их таким ощущением счастья, какое бывает только у головокружительно влюблённых молодожёнов в первые дни медового месяца. Небольшая компания рыбаков, отмечавших в этой таверне удачный улов, поднесла Леонардо бутыль красного лигурийского вина.
–– Отчаянный ты храбрец! – похлопал его по плечу грузный здоровяк с добродушным лицом, заросшим чёрной густой бородой и усами. – Мы возвращались с улова и ещё издали видели, как ты прыгнул с этой чёртовой скалы… Ну, ты даёшь!.. – покачал он головой, и его возглас смешался с восхищёнными возгласами его друзей-рыбаков, не сводивших изумлённых глаз с Леонардо. – Мы, грешным делом, сначала подумали, что какой-то безумец желает расквитаться с надоевшей ему жизнью… Ну, а потом, когда ты, подобно орлану, плавно слетел со скалы на своих крыльях, мы подумали: «Не иначе, Икар!..» Или нам мерещится… Это же уму непостижимо!.. Кто ж тебя на это надоумил?
Леонардо простым жестом указательного пальца указал вверх и, чуть дёрнув уголками губ, улыбнулся.
–– Кто, как не Бог, может вразумить на это, ведь все его ангелы – крылаты!
–– За Отца Вседержителя! – громогласно прозвучал голос рыбака, сжимавшего в руке бокал с вином.
–– За Вседержителя! – вторили ему все, кто находился в таверне.
–– И за тебя, первый крылатый человек! – с мягкой отеческой лаской добавил здоровяк.
–– И за тебя!.. – эхом отозвались рыбаки.
До поздней ночи праздновалось это событие, и в таверне не было человека, который не чувствовал бы себя счастливым. У всех, кто видел полёт Леонардо, душа наполнялась чувством, что он стал очевидцем великого и чрезвычайного для человечества события. А на следующее утро на берегу залива собралась такая толпа народа, что если бы кому пришло в голову в ней чихнуть, то от этого пострадало бы, как минимум, половина рыбацкой деревни, столпившейся у подножия скалы, с которой Леонардо совершил полёт. Как это обычно бывает в малых селениях, слух о чрезвычайном событии быстро облетел округу, и сознание даже самых сомневающихся людей на время затмилось желанием увидеть полёт безумца, недавно появившегося у них в деревне. В ожидании его толпа гудела, как пчелиный улей: строились самые разные догадки. Некоторые деревенские жители, не присутствовшие при вчерашнем событии, но одержимые буйным воображением, горделиво выдавали себя за тех счастливчиков и знающих мудрецов, якобы, видевших вчера полёт человека-птицы: они обрисовывали его такими невероятными деталями, что повествование принимало форму рассказа-небылицы. Каково же было разочарование людей, а потом, последовавшее вслед за ним, удивление, когда на берег пришли те самые незнакомцы, среди которых, благодаря, конечно, его огромному росту, – сразу был узнан летучий безумец, объявивший всем, что сегодня вместо полёта будет погружение в воду. Взволновавшаяся толпа, будто бы он заверительно обещал ей ангельский полёт, и впрямь готова была его утопить, если бы не чрезвычайный к нему интерес. Сгрудившись вокруг него, сельчане с терпеливым, благоговейным любопытством смотрели, как он привязывает себя верёвкой к кожаному поясу; надевает на голову причудливый железный шлем со стеклянным окошком и сверху отводной от него длинной и тонкой трубой, прикреплённой к какому-то железному прибору с ручкой; затягивает кожаные полы, приделанные к шлему у себя на груди ремнями, и делает пробные глубокие вздохи, когда один из его друзей крутит ручку железного прибора.
–– Всё в порядке! – услышали они приглушённый голос безумца, донёсшийся из шлема. – Воздух чувствую как наяву!.. Можно погружаться! – и, помахав рукой притихшей толпе, как бы, между прочим, объяснил: – Пойду, схожу к Посейдону в гости, полюбуюсь, как он живёт!.. Ничего не хотите передать владыке морей?! – чуть сильнее выкрикнул он.
Втянув головы в плечи, толпа окаменела.
–– Рыбы побольше… побольше, чтобы к берегу нашему пригнал, – слабо пролепетал заикающийся и заплетающийся от страха язык самого смелого из толпы.
–– Хорошо, передам! – смешливо ответил Леонардо и направился к воде.
Весёлый хохот его друзей громко сотряс воздух. Они находились в лодке, когда он вступил в кромку прибоя и, не торопясь, двинулся на глубину. Толпа на берегу перестала дышать.
Прошло больше часа прежде, чем Леонардо вышел обратно на берег. Многие думали, что он уже погиб и не верили, что он вернётся. Издали зевакам не было видно, как те, кто сидел в лодке, обменивались с ним – подёргиванием верёвки – условными сигналами. Для самого же Леонардо столь долгое время, показавшееся всем, кто его ожидал, пролетело, как один миг. Шлем работал безупречно. Его пытливому взгляду открылось такое водное пространство, от которого у него перехватило дыхание, и он пришёл в восторг, равный по силе ощущения полёту на крыльях. Голубая бездна, уходившая вдаль тёмной бесконечностью, была более прозрачна, чем реки и озёра, и открыла такое многообразие подводной жизни, что у Леонардо замерло сердце. Косяки разноцветных рыб спокойно проплывали мимо него, и, только когда он протягивал к ним руку, они, словно стайки маленьких птичек, пугливо меняли направление движения или рассыпались в разные стороны. Под ногами быстро передвигались различные крабы; из песка торчали головы любопытных угрей; скальные обломки больших валунов были облеплены причудливыми водорослями, которые ловили и пожирали маленьких рыбок; раки-отшельники волочили на себе огромные ракушки. Из тёмной бездны, уходящей в бесконечность, появилась небольшая акула, и подводный мир как будто на мгновение замер вместе с Леонардо. Она, как свирепая хозяйка этого огромного царства, стремительно проплыла вокруг человека и исчезла так же быстро, как и появилась. Подводный мир снова ожил: маленький красный осьминог прямо у ног Леонардо напал на краба, а чуть дальше, среди причудливых разноцветных кораллов небольшой омар отбивался от прожорливой трески, пытаясь спрятаться от неё в ветвях живого подводного леса. Медузы, раскинув тончайшие нити щупалец, ловили ими маленьких блестящих рыбок; и куда ни глянь – всюду живые существа, наполненные жизнью прекрасной природы подводного мира. Подняв со дна несколько мидий, ракушек и раковин причудливой формы, Леонардо дёрнул верёвку два раза, что означало подъём на поверхность; верёвка натянулась, его ноги оторвались от дна, и он плавно стал подниматься вверх. Зороастро и Марко-Антонио втянули его в лодку и принялись ему помогать расстёгивать ремни. Толпа на берегу заликовала.
