В зале, и на сцене между тем текло запрограммированное действо. Выходили солидные люди, грузные от осознания своей значимости в их мире. Он веско и уверенно произносили речи. Некоторые с бокалами шли к Гарику, а потом и он выходил на сцену вместе с очередной вип-персоной. Алена сидела почти неподвижно, отпивая воду из бокала для шампанского. Маша уже пересела за столик, где налегали на водку и коньяк молодые парни из отдела программирования. Они рьяно ухаживали за ней. Маша была счастлива.

За все время я не смог встретится взглядом с Аленой. Она смотрела между Мишкой и мной. Мишка был напряжен – в присутствии фаворитки босса он не мог позволить себе расслабиться. Впрочем, нас еще ждала работа на сцене.

– А теперь вас ожидает небольшой сюрприз, подготовленный нашими сотрудниками. Нам встало известно, что руководитель…и руководитель…– ведущая назвала наши с Мишкой отделы и имена, – в юности были известными музыкантами. Сейчас мы посмотрим, не забыли ли они свою молодость. Итак, Миша и Руслан, мы ждем вас.

Мы поднялись на сцену. Я зажмурился от света рапмы. Мишка одним движением точно занял место за барабанной установкой. Басист и клавишник приготовились. Я перекинул широкий коричневый ремень гитары через плечо, хотел было по вплывшей из глубин памяти привычке сказать: «раз-раз-раз», но вовремя затормозил. И взял первый аккорд.

– Зачем ты ищешь каждый день меня

Все сказаны вопросы и ответы,

И если ты любовью голодна -

То моё сердце вовсе не котлета…

Я пел, с первой строчки уже не думая об аккордах – память пальцев не подвела. В зале по-прежнему шумели, чокались и звякали вилками. Но Гарик, развернувшись вполоборота, внимательно смотрел на сцену. И Федорович, ставший красным, как недавно созревший помидор сорта «Бычье сердце», тоже смотрел на нас. И в то же время он поглядывал на Алену.

– Я не плачу, даже не грущу

Пускай судьба других за нос поводит

Твои грехи я тотчас отпущу

Но на свободе, только на свободе…

Мишка выдал шикарную синкопу, усиленную басовым перебором, и мы выдали финал.

– Отпусти меня, отпусти меня, не ищи меня, не жди

– Отпусти меня, отпусти меня, прощай, прости....

(текст группы «Жар-птица» (прим. авт.))

Эта сцена была бы красивой с точки зрения любителей дешевой драматургии, если бы Алена неотрывно смотрела на меня, пока я пел. Или даже подошла к сцене, и стала медленно извиваться в танце. Но сразу после первого куплета она поднялась, оправила платье, и неторопливо вышла из зала. Но в фойе висело зеркало, и в нем я видел бирюзовое пятно. Алена слушала нас там.

Гарик захлопал первым, и даже засвистел. Зал послушно подержал его. Потом он подошел к нам, слегка вспотевшим и возбужденным.

– Ну, пацаны, вы дали! Я уж думал, эту песню никто не помнит. Я тоже под нее тусовался. Были у нас в «Восточке» такие дискотеки! От души, парни! Я к вам еще подойду. И Гарик отправился гулять по залу. Он парил, левитировал в выстроенном им пространстве, и был тотально счастлив – это был его день, и его праздник.

– Ну, а теперь давай накатим по-взрослому, – сказал Мишка, наливая по полбокала коньяка. – А ты ничего, я боялся, что киксанешь на припеве. Нет, вытянул. Красава. Давай!

Мы чокнулись, и я сделал несколько глотков. Пить не хотелось. Миха выпил все до капли.

– Алена ушла, как ты начал петь, заметил?

Я кивнул, стараясь быть равнодушным. Я-то знал, что она слушала песню до конца. Это были неоговоренные правила игры, которая шла между нами.

Алена вернулась, когда музыканты уже наяривали что-то разудалое. У сцены прыгали тела. Женщины крутили крупами, мужики старательно работали ногами. Потом композиция сменилась на медленную. Тут же образовалось два десятка топчущихся и вращающихся пар. Алена невозмутимо села за стол, и стала отрезать по кусочку от банана. Тут же к столику причалил еще более раздухарившийся Гарик. Он нес перед собой бокал со светлым напитком, наверное – с шампанским.

– Ну что, ребята и девчата. Алена, Руслан, Миша…так, а где Маша?

Гарик нашел ее глазами за стоиком ржущих программистов, и прикрикнул: – Так, бойцы, вы мне девочку не спаивайте!

– Да не, не, не – вразнобой ответили «бойцы».

Гарик опять был с нами.

– Что хочу сказать. А вы наливайте, наливайте. Руслан – ухаживай за Аленой!

И опять я почуял какую-то двусмыслицу. Я налил Алене вина. Мишка набуровил нам с ним коньяка.

– Ну, Алена, это сердце компании. Мишка – моя левая рука. Миха, без обид – правая – Федорович. Руслан, а ты свежая кровь, – закончил анатомический анализ веселый Гарик. – Я пью за вас. Вы умеете работать, и мы вместе делаем одно больше дело. За нашу команду! – внезапно голосом прусского ефрейтора выкрикнул он. Все оглянулись, даже танцующие.

Алена макнула губы в вино и опустила бокал. Мишка привычно хлопнул порцию залпом. Я опять отпил три глотка.

– Руслан, а что так слабо? – удивился Гарик. Хоть он сам сделал не больше глотка.

– А он почти непьющий, Игорь Васильевич, – доложил Мишка гордо, словно непьющим был не я, а он.

– А вот это правильно! Это очень ценное качество. Руслан, я рад, что в тебе не ошибся. Ну, отдыхаем! Вы чего такие смурные? Русь, приглашай Алену на танец.

И Гарик переместился к другому столику. Там сидели бухгалтерши. Они встретили шефа дружным щебетанием.

Вместо меня Алену пригласил Мишка. Но она только глянула на него с едва заметной усмешкой, и Мишка увял. Через минуту он уже обнимался у сцены с незнакомой мне женщиной в бежевом платье.

– Ждешь, что я оценю твое пение? – спросила вдруг Алена.

– Меньше всего – ответил я. Кажется, ей понравился ответ.

– Сумасшедшая площадь, – вдруг опять сказала она, глядя на табунчик танцующих.

– Сумасшедшая площадь, – отозвался я на пароль. Зеленые глаза впервые в этот вечер соприкоснулись с моим взглядом.

– Я не могу понять, кто ты? – сказала Алена.

Шумный кабацкий вечер отлетел и увял в другом измерении.

– Я бы сам хотел это знать.

– А ты знаешь, кто я? – спросила Алена, и было ясно, что она и так понимает – я знаю.

– Не боишься?

– А есть причина бояться?

Вместо ответа Алена кивнула в сторону вип-столиков. Набыченный Федорович смотрел на нас глазами, которые на расстоянии казались мрачными точками.

– Нет. Не страшно.

– Пианино в твоей квартире какое? – спросила Алена, как будто мы продолжали тот самый первый разговор о моем жилье.

– Старое. Немецкое.

– «Бехштейн» – утвердительно ответила Алена. И под крышкой складные подсвечники?

– Точно. Так ты была в той квартире?

– Нет. Просто видела точно такое же.

Алена явно говорила неправду. Нет, скорее тут было что-то другое. Мне показалось, что мы сейчас окончательно вырвемся из этого измерения и переместимся туда, куда давно должны были попасть. Причем оба.

– Мне надо видеть твою квартиру, – заявила Алена, как будто речь шла о рядовом отчете или списке рекламодателей нашего сайта.

– Как скажешь.

– Ладно. Не бери в голову. Я пошутила.

– Слушай, я не знаю, как у вас тут принято… Я хочу уйти незаметно. Это нормально?

– Нет! – Алена даже чуть привстала со стула. Казалось – сейчас она удержит меня за локоть. – У нас принято уходить всем вместе. Да ты не думай, недолго осталось. Сейчас обязательный финальный тост, фото на память и все.

И действительно, уставший Гарик сказал еще несколько слов в микрофон со сцены. Ему гулко и длинно похлопали. Зажглись люстры.

– Все сюда, все сюда! – командовал наконец-то оторвавшийся от своего стула Федорович. – Снимок на память. Женщины, на сцену, мужики вниз, стулья тащите! – сейчас Федорович напоминал прораба на стройке. Не хватало только каски.

Мы все сгуртовались в указанном месте. Вокруг забегал, извиваясь, фотограф в замысловатой жилетке. Он работал старательно и долго.

– Всем спасибо. Все свободны, – объявил Гарик. Толпа повалила наружу. Мы с Мишкой ждали, пока иссякнет поток в вестибюле.