Ну как, в самом деле, можно было представить себе что-то иное? Ведь не к ядерной же войне дело вести, в конце-то концов?

Есть законы бизнеса и, в целом, человеческих отношений, заключающиеся в том, что все действуют в соответствии с собственными интересами. А общий интерес человечества заключается в наличии единых и понятных всем правил игры. Поэтому, если иногда Запад и прибегает к двойным стандартам, то это – лишь результат временного заблуждения, избавиться от которого – в интересах самого Запада, а мы в этом можем помочь нашей выдержкой и доброжелательностью.

Такая логика применялась и властью, и правильным, нашим бизнесом по отношению как к Америке или к Германии, так и к Турции или, допустим, к балканским странам. Словом, в отношении всех, с кем мы ведём дела.

Теперь посмотрим непосредственно на Балканы… – так рассуждал Вершинин, прохаживаясь по своему кабинету и уже как бы скинув с плеч все остальные дела кроме «Дела «СвязьИнвестБанка»». – Вроде бы, Антонов не творит ничего неподобающего и даже действует в точности так же, как и его конкуренты. То есть заходит на балканский рынок мобильной связи, интернета и прочего, ставя во главу угла наше российское «ноу-хау», технологии, а в качестве дополнительной опоры используя доходы от экспорта газа. Проблема состоит лишь в том, что балканский этот рынок – отнюдь не свободен, а очень даже занят: на нём прочно обосновались и американцы, и Евросоюз, в первую очередь – немцы. Потому, если уж нам туда заходить, то в кооперации с теми же немцами, которые много лет являются проверенными покупателями газа у «Газпрома». Значит, и из наших фирм приоритет должны иметь те, кто сотрудничает с «Газпромом» и его дочкой, фирмой «Русгаз – юг», а именно: «МСТ – Балканы». Антонов же с «Газпромом» не дружит…

В итоге что получается? Антонов в той же Румынии, других балканских странах выступает конкурентом фирмы «МСТ – Балканы», то есть, по сути дела, выступает в роли союзника наших противников.

Так рассуждали те, от кого исходил заказ на открытие уголовного дела против банкира Антонова. И рассуждали совершенно правильно, Вершинин мог бы подписаться под каждым словом и даже добавить многое от себя в более философском ключе.

Но нужно ли было что-то добавлять? Скорее нужно было начинать тяжёлую рутинную работу. Готовить план следственных действий, выявлять налоговые недоимки, другие махинации банкира.

Этим и занялся полковник Вершинин в первых числах холодного и дождливого апреля, когда в Москве начиналась и всё никак не могла начаться весна. Сырой холод был совсем ещё зимним, но Вершинин этого не замечал, то работая за компьютером, то отыскивая нужные папки, бумаги в шкафах своего кабинета.

Чтобы отдохнуть, заваривал чайку, садился в одно из двух кресел в углу кабинета и включал стоящий на столике приёмник, настроенный на волну «Бизнес FM». На этой неделе СМИ раскручивали скандал вокруг каких-то московских приютов для собак и кошек, в которых животных якобы мучили и даже убивали. Звучали слова «могильник», «концлагерь», и Вершинин счёл бы это образцом журналистской дури, если бы вдруг не услышал название «СвязьИнвестБанк». А потом имя Бирюка, заместителя бывшего мэра Лужкова, работающего и в нынешнем правительстве Москвы. Якобы «убежища» для животных строил на деньги «СвязьИнвестБанка» сын вице-мэра Бирюка, за это, дескать, Бирюк размещал в банке московские деньги. Вершинин услышал это один раз, и больше новость не повторяли, сколько он ни включал приёмник.

Но его всё это натолкнуло на мысль: а не связаны ли злоупотребления в «СвязьИнвестБанке» с махинациями бывшего мэра Лужкова, которого не зря ведь отправили в отставку?

Он эту мысль пока отодвинул в сторону, однако в субботу, уже дома, опять слушал радио – «Эхо Москвы», и там известная журналистка истерическим тоном опять вещала о «шелтерах» (как она называла приюты для животных). Убивают кошек и собак, эта коррупция и жестокость тянутся со времён Лужкова, и куда, мол, смотрят сегодняшние власти Москвы…

По-видимому, это была тупиковая версия, но Вершинин, слушая передачу, вдруг решил съездить на один из этих «могильников для животных». А вдруг обнаружится какая-то ниточка, ведущая к «СвязьИнвестБанку»?

Передача журналистки шла к концу и должна была закончиться в восемь вечера, он прикидывал: приют для животных находится в Вешняках, Юго-восточный округ, и от Ботанической улицы, где – одиноко после развода – жил Вершинин, на машине он долетит туда за полчаса. Но нельзя было ехать совсем наобум, он залез в интернет и потерял ещё полчаса, потом решил взять с собой Ирину, с которой жил теперь после развода с Машей.

Позвонив Ирине, предложил съездить туда завтра утром, но у неё на утро оказались дела.

– Ладно, позже перезвоню, – буркнул Павел Иванович и дал отбой.

Он попробовал и дальше заниматься работой, но мысли уже перестроились на семейный лад…

Со своей первой женой Машей он разъехался давно, хотя развод так и не оформил. И в прошлом году стал дедушкой: их с Машей единственная дочь Дарья вышла замуж и родила ему внучку Олю. Дедушкой, однако, Вершинин себя не чувствовал, потому что не жил вместе с ними и не играл соответствующей роли, внучку видел очень редко.

Жил он с Ириной Фёдоровой, хотя не съезжался и с ней – дамой (точнее, матерью-одиночкой) неопределённых занятий, неопределённого возраста и характера. Возраст её он, конечно, знал: тридцать пять, знал и её готовность выйти за него замуж, оставалось выяснить лишь одну мелочь, а именно: что сначала, стулья или деньги?

У Ирины была дочь, и она, вроде бы, была готова родить ему сына, так почему же не рожала? Без брака она родить не могла, так она ему говорила, но и он не раз объяснял ей, что не хочет начинать со штампа в паспорте.

…Мрачные мысли совсем одолели к ночи, а тут ещё он просмотрел в интернете целый сорокаминутный фильм, который зоозащитники сняли об убиении животных в так называемой «БАНО ЭКО» (то есть «благотворительной автономной некоммерческой организации») в Вешняках. Больные, облезлые щенки, котята дёргались в клетках на полу, в агонии; из земли какие-то люди выковыривали лишь слегка прикопанные, засыпанные хлоркой собачьи трупы…

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Следующим, воскресным утром Вершинин всё-таки подъехал к приюту «Вешняки» – возле Кольцевой, у лесопарка Кусково.

Издали увидел, что тёмно-зелёный гофрированный забор обклеен плакатами явно вызывающего вида.

Кто санкционировал концлагерь для собак?

К ответу мучителей животных!

Ворота внутрь были не заперты, и, войдя, Вершинин увидел открытую дверь караулки, в которой двое охранников пили чай.

– …Просто интересуюсь, – сказал он им. – Никакую общественную организацию не представляю… На животных ваших можно взглянуть?

Мужчины молчали, поглядывая друг на друга, потом тот, что помоложе, встал и вышел к Вершинину.

– Разобрали животных… – сказал он. – А какие разбежались… Вон, в лесопарк, – мужчина махнул рукой на голые ещё берёзы, в которых, впрочем, уже сквозил весенний зелёный цвет.

Было очень холодно, чуть выше нуля, и Вершинин похвалил себя за то, что оделся потеплее: куртка и кепка. Из приюта с пустыми клетками он вышел наружу и оглядел уже ярко зеленеющую траву, на которую зоозащитники набросали бумажных и прочих обёрток, бутылок… В интернете писали, что здесь собирались тысячи, но сейчас не видно было никого кроме какой-то девчонки в грязноватой белого цвета курточке с розовыми цветочками, которая подошла к Вершинину и предложила подписать петицию против «БАНО ЭКО».

– Петицию? Вы подписи собираете?

– Да, у нас тут пикет. Вот… хотите, я вас проведу?

Что-то заставило его придержать девушку за рукав, отчего она как будто слегка дёрнулась – оскорблённо вскинула глаза.

– Я подпишу… Но по роду службы я не привык идти сразу куда-то, не поняв, что и как… Вот там, значит, содержались эти несчастные собаки и кошки? – он указал на ворота, от которых девушка хотела его увести.