Мой «обидчик», симпатичный, не смотря на трико с гульфиком, парень с копной пшенично-желтых кудрей и точеными чертами лица, смотрел на меня взглядом побитого щеночка и умолял сказать, что со мной все в порядке.

– Со мной все в порядке, – ответила я, чтобы он прекратил, наконец, пожимать мою ладонь и ушел уже куда-нибудь отсюда, прихватив с собой всю свою ехидную компашку.

– Миро, да оставь ты уже эту замарашку, идем, – с усмешкой позвала белокурая красавица.

– Венера, – блондинчик укоризненно посмотрел на подружку. – Ты хоть иногда выбирай выражения.

– Да что здесь выбирать, – тут же надула губки упрямая «фотомодель». – Ты только посмотри на нее: одежда мятая и грязная, блуза порвана, на голове – воронье гнездо…

– Нери, или ты сейчас же остановишься, или нам всем придется просить прощения у этой девушки, – неожиданно для меня в светскую беседу вмешался сероглазый брюнет.

Разобиженная Венера замолчала, а брюнет вышел из-за спин своих товарищей и подошел к нам с парнем по имени Миро. Одет он был не так вызывающе. Даже модно. Слегка зауженные темно-серые брюки, какие носят сейчас молодые люди в любом мегаполисе, и простая белая футболка с надписью «Oh, really?».² Гм, неожиданно.

– Извините нашу спутницу, – он слегка поморщился. – Венера одержима красотой и модой, это ее специальность, поэтому она легко может перейти грани разумного, рассуждая об одежде и прическах.

Я кивнула в знак понимания, пытаясь не встречаться с ним глазами. Голос у парня был приятный, спокойный баритон, но что-то в его лице и особенно в холодных, строгих глазах меня напрягало. Хотелось выпустить колючки, как это делает еж в момент опасности.

Брюнет внимательно осмотрел меня с головы до ног и удовлетворенно отметил:

– Вижу, вы на самом деле в полном порядке, если не считать досадного состояния одежды. Разрешите поинтересоваться, вы – новенькая?

– Да, только сегодня зачислена, – ответила я и, наконец, храбро встретила его взгляд.

– Давид, – просто сказал мой странный собеседник и сдержанно улыбнулся, кажется, только глазами.

– Вероника, – ответила я и машинально протянула руку для пожатия.

Брюнет после секундного колебания взял мою руку двумя пальцами, будто грязную тряпку, и слегка встряхнул.

– Очень приятно познакомиться, Вероника, – голос едва заметно просветлел – будто солнечный блик скользнул по холодному мрамору.

– Взаимно, – криво улыбнулась я, стараясь не выдать возмущения, и быстро отдернула ладонь из его длинных пальцев.

– Нам пора, – странный собеседник, будто вспомнив о чем-то важном, резко завязал с куртуазностью и оглянулся на друзей. – Разрешите вас покинуть, – вопрос прозвучал как утверждение, и мое вялое «конечно» никого уже не интересовало.

Брюнет молча направился к Главному корпусу Академии, блондинчик пожелал нам с Селестой всего хорошего, и странная компания, наконец, удалилась, освобождая путь к столовой.

Селеста, все это время стоявшая в сторонке и с любопытством наблюдавшая за глупой сценой, подошла ко мне и, хихикнув, спросила:

– Хороши, правда?

– Кто? Эти?

– Ага, – довольно кивнула Селеста. – Очень красивые.

Я вынуждена была согласиться: может, такта и вежливости Вселенная кое-кому из этой компании не додала, но красотой уж точно не обделила.

– Я бы хотела быть похожей на Венеру или Данаю, – мечтательно продолжила Селеста. – Их вообще никогда без кавалеров не встретишь, такие красотки. А в Давида, Миро и Федерико половина девчонок Академии влюблена по уши. Не вздумай пополнить эту коллекцию романтических барышень!

– Да разбежалась, ага, – возмутилась я. И тут же уточнила: – А почему «не вздумай»?

– Ну, они не фантомы и не Высшие Духи, понимаешь?

– Пока нет, – честно ответила я. Эти ряженые больше напоминали мне артистов цирка или персонажей венецианского карнавала.

– Они – Музы, – трагичным голосом произнесла Селеста, как будто для меня это откровение что-то значило. – Музы не общаются с фантомами, не дружат с ними и не влюбляются в них. Потому что Музы считают нас второсортными существами.

– А что тогда Музы делают здесь, рядом с фантомами? – я по-прежнему мало что понимала.

– Преподают мировую историю искусств и параллельно изучают современное человеческое искусство. Но они всегда сами по себе. Вроде бы так. С ними все очень запутано и непонятно. Мы о них ничего толком не знаем. Одним словом – Музы!

Понятнее не стало, но Селеста всем своим видом и тоном дала понять, что ловить в этом поле на самом деле нечего. Никто и не собирался, в принципе. Видали мы красавцев и помощнее, Чаннинга Татума, например. Джареда Лето. Или этого, как его… Тора! Поэтому я с легким сердцем решила забить на происшествие. Даже настроение немного улучшилось: подумаешь, прекрасные Музы посмеялись над моим внешним видом? Нам, потерпевшим, не привыкать.

Мы с Селестой вспомнили о цели своего визита и вошли, наконец, в столовую. Грубо говоря, это был скорее небольшой буфет или кафетерий мест на десять-пятнадцать, не больше. Но мне это местечко сразу понравилось. Круглые столики, прикрытые чистыми скатертями цвета свежего салата, на столиках – букетики фиалок или фуксий, уютные белые занавески с лавандовыми лентами, тысяча уютных мелочей вроде баночек со специями и медных турок. От предвкушения чашки крепкого кофе и куска свежего хлеба, мое странное чувство голода отозвалось даже в кончиках ногтей и волос.

В «столовой» никого не было. Селеста подошла к буфетной стойке и легонько потрясла маленьким колокольчиком, припасенным здесь как раз для такого случая. На мелодичный звон из подсобного помещения вышла дородная румяная женщина в старомодном белом чепчике, из-под которого выбивались круто завитые огненно-рыжие пряди. При виде Селесты она просияла и, вытирая руки о передник с оборочками, воскликнула:

– Моя птичка! Какая же ты тощенькая! – воскликнула она и смяла хрупкую Селесту в богатырских объятьях. Та засмеялась и обняла ее в ответ.

– Бертина, со вчерашнего дня я просто не могла похудеть,– прохрипела она с улыбкой, пытаясь ослабить чересчур крепкие «обнимашки».

При виде этой сцены я почувствовала, как к глазам подступают коварные слезы – умиления, белой зависти, отчаяния. Наверное, всего понемногу. Меня уже три дня никто не обнимал. И дальше тоже «обнимашек» не предвидится. Сморгнув лишнюю влагу, я состряпала легкомысленную мину.

Тем временем Селеста закончила сеанс нежностей и обернулась ко мне:

– Вероника, познакомься, это Бертина, в прошлом – личная кухарка Екатерины Медичи, а в настоящем – моя хорошая подруга, – многозначительно пояснила Селеста.

– О! – вырвалось у меня.

– Не пугайся, милочка, шалости с ядами давно в прошлом, – подмигнула мне Бертина. – Теперь – только легальный общепит!

– Берти, не шути так, ты же ее пугаешь, – рассмеялась Селеста. – Это Вероника, наша новенькая. Я за ней пока присматриваю.

Мне показалось, что в голосе Селесты промелькнули нотки гордости. Она продолжала:

– Берти, я знаю, что завтрак мы уже пропустили, а до обеда еще пара часов. Но, может, ты нас подкормишь чем-нибудь, а то мы ужас какие голодные, – девушка просительно сложила ладони и стала похожа на ангелочка.

Повариха всплеснула руками и засуетилась за буфетом, что-то доставая на ходу и приговаривая:

– Разумеется! Разве я могу дать своим птичкам умереть с голоду!

– Вот она всегда такая, – с нежностью сказала Селеста, присаживаясь к одному из столиков. – Садись, чего стоишь?

Я послушно присела.

– Она правда была с этой Медичи? – Спросила я шепотом, когда Бертина румяным вихрем выбежала за чем-то в подсобку.

– Правда, – так же тихонько ответила Селеста. – Хотя сама она никогда яд в еду не добавляла, да и Медичи тоже, скорее всего. Это потом уже про нее люди придумали. Бертина очень добрая. В последней жизни у нее был муж и дочка, они умерли от чумы. И она, бедная, заболела, ее выслали из города с другими зараженными, даже священника не позвали. Потом не похоронили. Берти после смерти стала призраком, жила у своего тела, хорошо хоть с ума не сошла. Ее Санитары спасли, отправили в Карантин. После лечения она где-то в низших мирах работала, потом сюда перевели. Директор Академии сказал, что здесь у нее есть возможность отработать свои долги, поэтому сейчас она очень счастлива. А я за нее счастлива, -