Литмир - Электронная Библиотека

Он представляет собой довольно симпатичное двухэтажное строение, выкрашенное в чистый белый цвет. На втором этаже есть балкон, на который выходит все больше гостей. С первого взгляда становится понятно, что мы перестарались с нарядами. В этом нет никаких сомнений. С таким же успехом мы могли бы просто объявить всем присутствующим, что мы не отсюда, что мы из другой части города. Наша главная задача сегодня – остаться неузнанными; наши имена и лица довольно хорошо известны, но я сомневаюсь, что те, кто пришел сюда сегодня, проводят много времени за чтением светской хроники в Диарио-де-ла-Марина.

Беатрис пробирается сквозь толпу, покачивая бедрами. Очевидно – она вышла на охоту. Она так настаивала на том, чтобы мы приехали сюда сегодня вечером, что мне начинает казаться, что Изабель – не единственная, кто встречается с мужчиной, которого не вполне одобряют наши родители. С другой стороны, если бы Беатрис встречалась с кем-то неподходящим, она бы ни за что не стала держать это в тайне. Наоборот, она бы с гордостью всем его представила и усадила бы за большой обеденный стол – его наша мама привезла из Парижа, чтобы посоревноваться со своей конкуренткой и по совместительству лучшей подругой, которая свой обеденный стол привезла из Англии.

Из проигрывателя доносится мелодия Бенни Море, там и тут я вижу танцующие пары. Дистанция между телами чуть меньше, чем это принято на официальных вечерах, которые организует наша мама, руки танцующих спускаются чуть ниже, пальцы сжимают ткань, щеки прижаты друг к другу. Женщины танцуют с той свободой, которую я жажду, их бедра изгибаются, их движения не оставляют сомнений в том, что эти женщины вовсе не стесняются той женственности, которой наградил их Бог. Воздух переполнен страстями, они проникают во все щели и углы, прячутся за сцепленными руками, парят над склоненными головами. Это просто какое-то безумие, от которого нет спасения.

Толпа поглощает Изабель и Беатрис, и я остаюсь одна. Я стою в своем слишком официальном платье и ощущаю себя словно на задворках вечеринки. Я ищу хоть одно знакомое лицо, кого-то, кто, как и я, оказался там, где не должен находиться. Меня переполняют чувства – я разрываюсь между дискомфортом от грубых и непристойных эмоций, царящих здесь, и легкой зависти.

Я беру один из напитков, которые щедро предлагаются гостям, ром кажется мне слаще и крепче, чем все то, что я обычно пью. Я нахожу удобное место у стены, откуда могу наблюдать за всеми. В такой семье, как моя, быстро привыкаешь следить за происходящим, оставаясь в тени. Я никогда не была такой, как Беатрис, для которой нет большего счастья, чем риск. И я не такая, как отчаянно влюбленная Изабель, или как Мария, склонная к вспышкам гнева. Мне более чем достаточно просто стоять, время от времени делать глоток рома, слушать музыку и смотреть, как танцуют пары. По крайней мере до сегодняшнего дня было именно так.

Пока я не увидела его.

Странно то, что сначала я заметила костюм, а только потом мужчину, который был в него одет. Кубинское общество скромностью не отличается; мы щеголяем своим богатством и статусом, как павлины. Этот мужчина павлином не был. Его костюм не был скроен безупречно, он не сидел идеально по фигуре, и он не был предназначен для того, чтобы произвести впечатление. Это был практичный, абсолютно черный костюм, надетый на высокое худое тело. Именно эта простота меня привлекла – я уже порядком устала от павлинов.

Незнакомец разговаривал с двумя другими мужчинами, засунув руки в карманы и опустив глаза. У него было суровое лицо – волевой подбородок, острые скулы и удивительно полный, сочный рот. Его кожа была на пару оттенков темнее моей, а черные волосы вились беспорядочной копной.

На его лице не было улыбки.

Я потягивала ром, наблюдая за ним и пытаясь угадать его возраст. Большая часть гостей выглядит немного старше меня – возможно, им чуть за двадцать – и, хотя облик незнакомца довольно строгий, он не кажется сильно старше остальных.

Он говорит быстро и активно жестикулирует.

Я постукиваю ногой в такт музыке и в такт биению моего сердца в те моменты, когда смотрю на него. Я хочу, чтобы он тоже посмотрел в мою сторону и заметил меня.

Чудесным образом так и происходит. Может быть, мое платье немного волшебное.

Посреди разговора он поворачивается, и его руки застывают в воздухе. Он становится похожим на дирижера, исполняющего симфонию. Он оглядывает толпу, в глазах та же жесткость, что и в выражении его лица. За этой жесткостью скрывается жажда – жажда, которую я видела раньше, – та самая, с которой смотрят на мир и не боятся сказать, что он недостаточно хорош, не боятся требовать большего, не боятся требовать перемен. Он выглядит как человек, который верен своим убеждениям, что в наши дни очень пугает.

У меня перехватывает дыхание.

Его зрачки расширяются, будто он слышит мое дыхание сквозь мелодию Бенни Море, сквозь веселье и грех, наполняющие вечеринку.

Незнакомец не кажется бессердечным, просто жизненные испытания ожесточили его. Он останавливает на мне свой взгляд, и губы его на мгновение замирают. Он не отворачивается, не делает вид, будто смотрел на что-то другое и случайно взглянул на меня – он не делает ничего из того, что требуют правила приличия. Напротив, он продолжает рассматривать меня, и медленно, очень медленно по его лицу расплывается улыбка, отчего лицо становится неожиданно красивым.

Я замираю, слыша в голове мамин голос – не ерзай, улыбайся – не слишком сильно – расправь плечи, – пока голос не растворяется в шуме вечеринки, которую она никогда бы не одобрила. Через мгновение незнакомец уже стоит передо мной. Он немного выше и немного шире в плечах, чем казался, когда был на другом конце комнаты.

Я сглатываю, поднимаю голову и смотрю в серьезные карие глаза.

– Привет, – говорит он, произнося совершенно обычное приветствие голосом, в котором тоже нет ничего особенного.

– Привет, – эхом откликаюсь я, в промежутке между приветствиями прокручивая в голове тысячу догадок о том, кто он такой, что он делает, почему он пересек комнату, чтобы поговорить со мной.

Уголки его губ поднимаются, а взгляд немного смягчается.

– Меня зовут Пабло.

Я несколько раз про себя повторяю имя незнакомца, чтобы оценить его звучание, и только потом называю свое:

– Элиза.

Кто-то проносится мимо и толкает меня локтем. Я подаюсь вперед, ром из моего стакана выплескивается и едва не попадает на черный костюм Пабло. Он протягивает руку, чтобы поддержать меня, его ладонь прикасается к моей руке.

Я моргаю, пытаясь прийти в себя. Мой стакан – не единственное, что потеряло точку опоры.

– Раньше я не видел тебя на вечеринках у Гильермо, – говорит Пабло.

Гильермо, должно быть, хозяин дома, друг друга друга или что-то в этом роде молодого человека Изабель.

– Я никогда раньше не была здесь.

Пабло кивает, на его лице все то же серьезное выражение, и я пересматриваю свое предположение о его возрасте. Он явно старше, лет под тридцать или чуть больше.

Другой человек толкает меня в спину, и Пабло встает между мной и остальной толпой, он пытается поддержать меня, и его рука слегка сдавливает мой локоть.

Песня меняется, темп ускоряется, гости танцуют под энергичный ритм, а мы остаемся прижатыми к стене. Его рука продолжает поддерживать меня под локоть. Его длинные и тонкие пальцы… Он зарабатывает на жизнь физическим трудом, его поношенный костюм совсем не вяжется с публикой, собравшейся сегодня.

Пабло отпускает меня. Я смотрю вверх.

Его рот слегка приоткрыт, глаза прищурены, как будто он не знает, что делать дальше с девушкой, стоящей перед ним.

Еще одно тело врезается в нас. Ром из моего стакана снова выплескивается.

Пабло наклоняется ко мне, стараясь перекричать громкую музыку и смех. Мое сердце колотится, нервы напряжены, и я замираю в предвкушении его слов.

– Ты не хочешь выйти на улицу? – спрашивает он. – Там гораздо тише.

9
{"b":"699251","o":1}