Ребята попали в хорошие руки к доброму хозяину. Они были во всем свободны за исключением занятий и тренировок – это было для всех святой обязанностью. Мысли о возвращении домой, о родителях их ни на миг не покидали, они вслух и мысленно строили планы, и этим и жили, находясь на чужбине, глубоко страдая от того, что не имеют возможности и что они бессильны.

Через два-три месяца, научившись многому и набравшись опыта в обращении с оружием, они вернулись из жарких мест в пригород прекрасного Каира. Однако молодым мамлюкам-вайнахам не дали расслабиться, а сразу же велели приступать к тренировкам по рукопашному бою, сражениям на саблях, учиться кидать на расстояние разные виды ножей.

За три месяца на тренировочном полигоне вайнахи познакомились с воинами из отрядов других беев и эмиров. Особенно им понравились мамлюки из грузин и черкесов. Они намного отличались от других во всем и оказались очень смелыми и справедливыми. И впоследствии не один раз одни доказали всем, что не только смелы и справедливы, но и хорошие, храбрые, надежные мамлюки.

Именно там, на полигоне, вайнахи впервые увидели взрослого, сильного мамлюка по имени Дато (в Египте было дано имя Салях), который учил и тренировал молодое пополнение с Кавказа. Дато был другом Хасана и считал его своим старшим братом. Они с детства были вместе в одном сообществе у Исмаил-бея. Дато относился к ребятам из вайнахов искренне, особенно к Бохатуру, Хан-Бахаду, Сергею и другим, эта дружба длилась до конца их жизни. Спустя много лет Хан-Бахад в его честь назовет своего единственного внука – Дато. Пока это было слишком далеко, и началась новая жизнь Хан-Бахада и его братьев по сообществу в качестве мамлюков.

Они были не первыми из вайнахских детей, которые исчезали в пучине бездонного океана под названием «мамлюкское движение». Были возвратившиеся, но их было очень мало по отношению к их общему количеству.

Когда ребята попали к благородному хозяину, Хан-Бахад, как все остальные, почувствовал свободу; хотя эта свобода была весьма относительной, он, как все остальные, не чувствовал себя униженным, оскорбленным. Он, как и другие, ощущал только приливы силы, уверенности, вместе с этим понемногу уходила боль, связанная с похищением, в дальнем углу сердца. Лишь изредка она будоражила сознание. С первых же дней они поняли преимущества их образования, воспитания в качестве воина, но не видели перспективы вернуться домой. Самое страшное, что никто из них не знал, в какой стороне их родина, куда и как идти. И с каждым днем вместе с уверенностью и открывающимися перспективами на свободную жизнь в рамках дозволенности для мамлюка у них появлялся больший выбор – выбор между местью и прощением. Хан-Бахад мог ненавидеть своих мучителей, разлучивших его с родными, или простить их.

У него были вопросы и выбор: месть или простить? А кому мстить? Где эти злодеи?

Когда Хан-Бахад оставался наедине с самим собой и вспоминал о своих родителях, его охватывали печаль и тоска, и постепенно он приходил в ярость, его разум кричал, однако и сквозь этот крик он сознавал, что даже в этом беспомощном состоянии он был в какой-то степени свободным.

Тоска по родным и близким придавала силы и смелости молодым мамлюкам. Ожидаемое возвращение в родные края и встречи с родителями, братьями, сестрами давало новые силы и желание выжить. Им казалось, что они чувствуют постоянное ощущение поддержки родных и близких. Хан-Бахаду казалось, что он больше всех страдает, хотя каждый из них думал так же. А к тому времени родные и близкие больше страдали.

Не принято у мамлюков, несмотря на юный возраст, жаловаться на жизненные неурядицы, материальный недостаток, холод и голод. На вопрос, как живется, они всегда отвечают: «Хвала Всевышнему! Все хорошо. Он дает больше, чем мы заслужили!»

После исчезновения мальчика его родня долго искала своего пропавшего сына Хан-Бахада. У матери не получалось скрывать свою боль от мужа. Она страдала больше всех, оплакивая бесследно пропавшего сына, маленькими глотками глотая горячие слезы, отец и братья тоже страдали, но на людях не показывали. Вскоре ее небесно-голубые глаза приобрели сероватый оттенок.

После разлуки с родными, после перепродажи и разных хозяев судьба оказалась благосклонна к мальчику, и открылись перед ними ворота удачи, когда он в числе других вайнахов попал к одному из самых благородных людей Египта – к Исмаил-бею. Хотя не по воле своей судьба перенесла мальчиков на край света из далекого Кавказа.

Маленькому Хан-Бахаду стала сопутствовать удача после встречи со своими братьями-ингушами, взрослыми чеченцами и новым хозяином – Исмаил-беем. Да, и он, как все, служил, защищая интересы Исмаил-бея, но называть своим хозяином отказывался. Его разум не мирился с этим. Рожденный свободным, вайнах не признавал ничью власть, кроме Аллаха.

Он, как и другие его товарищи, вступил в ряды самой сильной армии мира – мамлюков, которые служили в чужой стране под грозным командиром и наставником эмира – Хасана из вайнахов.

Привезенный мамлюк после определенного срока службы в казармах цитадели мог быть назначен в круг лиц, обслуживающих султана. А также он мог оказаться в числе тех, кому дарована была свобода султаном, что проводилось один раз в год. По воинским заслугам он же мог получить соответствующие звание и должность.

Процесс освобождения мамлюков проходил по строго определенным правилам под зорким надзором султана. В случае нарушения правил акт освобождения считался недействительным, даже если воин имел ранг эмира сотни. Мамлюк подвергался формальной покупке и повторному освобождению. Вновь освобожденный мамлюк формально еще оставался в числе султанских мамлюков до тех пор, пока не повышался в ранг эмира.

Эмиры были трех степеней: ранг эмира третьей степени – «эмир десятка»; далее он мог быть повышен последовательно до второго ранга – «эмир сорока», которому разрешалось иметь оркестр; и затем до первого ранга – «эмир сотни». Эмир сотни в военное время имел право командовать тысячами всадников. Самой низкой должностью, не относящейся к рангу эмира, считалась должность командира пяти мамлюков.

Мамлюк мог быть произведен в звание эмира только указом султана, который даровал ему годовое жалованье в деньгах и облачал в почетную мантию. Эмир обязывался покупать минимальное число мамлюков в соответствии его рангу и должен был содержать их за свой счет. Но не возбранялось приобретать дополнительное число мамлюков, лишь бы это позволяли средства его годового дохода. Каждый эмир имел хозяйство, дворец в том месте, где проживал. Фактически каждый эмир в отведенных ему пределах чувствовал себя хозяином. Эмиры сотни имели свой герб, изображение которого наносилось на щиты, накидки и знамена.

Эмиром мог стать только мамлюк. В редких случаях звание эмира переходило по наследству к сыну. Часть эмиров избиралась в ближайшее окружение султана, и они входили в состав его свиты. К их каждодневным обязанностям относилось присутствие на официальных церемониях. Остальные эмиры получали должности в армии либо назначались наместниками или комендантами цитаделей в провинциях.

По законам мамлюков того времени за большие или маленькие преступления («грехи») мамлюка могли наказать тюремным заключением, казнью или отправить в ссылку, но возвращение в рабское состояние как мера наказания не применялось, и звания эмира тоже не лишали.

Хасан носил титул эмира, который присуждался за личные заслуги. Он относился к элите мамлюкского общества (военной аристократии). Имея подобное звание, Хасан не кичился им. Но, как и другие эмиры, командовал десятью, сорока, сотней и тысячными подразделениями мамлюков во время войны.