— Зачем?

— Нужно так.

— Хорошо, — покладисто согласился он. — Кажется, я и так понял, для чего это нужно.

Ещё на час я задержался в Лепеле, чтобы утрясти все свои дела. Позже они должны сыграть мне на руку, когда следователи станут копать историю «сотрудничества» начальника железнодорожной станции и старшего среди военнопленных, чей лагерь расположен сравнительно рядом с депо. Пусть немцы распыляют свои силы, копают в ложных направлениях. Единственное, чего жаль, так это невозможности продолжать свою работу у Тишина. Он так отлично показал себя в Лепеле, что обидно терять его связи. Хм, может, сделать амулет с личиной и приткнуть к Гансу? Стоит позже подумать над этим вариантом.

В сумерках сани вернулись в лагерь, где я немедленно приступил к обращению людей в оборотней. Всего я привёл с собой шестьдесят два красноармейца из немецкого концлагеря. Семеро были тяжело больны, и я пошёл навстречу просьбам Кулебякина, упросившего взять их с собой и вылечить, так как у него они умерли бы. Прочие горели желанием стать сильнее, чтобы поквитаться с гитлеровцами. Чтобы сделать их иными существами, мне придётся почти до донышка опустошить свои запасы сырья. Вон феи без устали продолжают углублять и расширять котлован в километре от дуба, чтобы хватило на полсотни оборотней. Заодно вместе с новичками превращу в соколов товарищей Струкова. А то озвученный мной им срок уже подошёл к концу.

«Я однажды отказал Борису, сказав, что троих в день будет тяжело провести через казематы оборотней. А теперь нужно за два дня почти шесть десятков людей обратить. Ох, боги, дайте мне сил и терпения», — тяжело вздохнул я про себя, когда представил всю сложность будущей работы.

Часовые на вышках погибли тихо и быстро. Следом отправились на небеса пулемётчики на двух постах со стороны станции. За ними пришёл черёд взвода охраны в казарме-бараке. Спустя двадцать минут к Кулебякину подбежал один из тех, кто вчера вечером вернулся в лагерь от партизан. Внешне он сильно изменился, и дело было не в здоровом облике без следов лишений, перенесённых в немецком плену.

— Товарищ майор, всё сделано, — доложился он. — Вокруг немцев нет, колючку в семи местах порезали.

Таких, как этот боец под рукой Кулебякина было пятьдесят четыре человека. Двое из отряда «Витебские мстители». Ещё трое из тех, кто три дня назад уехал на санях с Киррлисом, сообщили, что после прорыва из города, они вернутся к монголу. Сам командир «Мстителей» не пришёл. Его подчинённые пояснили, что он нанесёт удар по немецким частям в районе Витебска, чтобы увеличить суматоху среди оккупантов. Главная задача у монгола — уничтожение авиации. Если это у него получится, то военнопленные вздохнут свободнее. На этом моменте Кулебякин невольно поёжился, вспомнив налёты немецких самолётов прошлогодним летом, вой сирен пикировщиков, визг разлетающихся осколков бомб, треск и грохот пулемётов с пушками, из которых лётчики поливали красноармейцев.

— Отправляйте сани с больными по оговоренному маршруту, — ответил он бойцу. — Старайтесь провести обоз незаметно для патрулей. Из… ваших сколько будет ч… штыков?

Оборотень не обратил внимания на заминки в речи командира, который не мог привыкнуть так быстро к изменениям у своих подчинённых.

— Восемь, товарищ майор. И ещё пятьдесят простых стрелков с винтовками и пулемётами. Там четыре ручных и два крупнокалиберных выделено.

— Отлично, приступайте к выполнению.

— Есть, — козырнул тот и мгновенно растворился в ночной темноте.

Из восьмисот шестидесяти девяти человек, содержащихся в концлагере, на ногах находилось только семьсот пятьдесят. А выдержать длительный многочасово марш по снежной целине способны максимум пятьсот. «Мстители» отдали пленным четыре десятка саней с лошадьми, чтобы можно было везти больных и раненых, а не тащить их на руках, тратя на это последние крохи сил. Опять же с их слов — всё, что у них было. И Кулебякин склонен верить, так как такое количество гужевого транспорта даже в колхозах не везде имелось. Что говорить про отряд партизан, укрывающийся в лесах, который должен обеспечивать не только людей припасами, но и животных, ремонтировать сани и упряжь. Наверное, Киррлис был рад спихнуть это добро на кого-то, чтобы снять такое ярмо со своей шеи. Хотя, кто знает, как обстоят дела в его отряде? Кулебякин увидел от него столько вещей, которые ранее считал чудесами и россказнями попов, что ничему не удивиться, если узнает, что в лесу у партизан целый табун лошадей и пара мастерских по изготовлению саней и телег. Вон пулемёты. Откуда они в таком количестве у отряда монгола? Ведь там больше половины — это переделки из авиационных моделей, а крупнокалиберные и вовсе все сняты с самолётов. Странная еда, странные возможности, странные бойцы… Кулебякин с каждой новой встречей старался принимать не задумываясь новые секреты и известия о своём союзнике. Иначе просто боялся сойти с ума от всего этого.

Оборотни, идущие в первых рядах, быстро и без шума расправлялись с патрулями и постами.

— Генрих, смотри, — тихо сказал рядовой своему напарнику и указал левой рукой прямо и влево. — Волк?

В двадцати шагах впереди на краю тротуара стоял крупный зверь. В темноте было легко спутать его с собакой. Лишь огромные размеры отличали его от местных псов, которых доблестные воины Германии по большей части перестреляли ещё до нового года.

— Он.

— Откуда он здесь?

— Из лесов. Говорят, что там их столько развелось, что нападают даже на вооружённых солдат, — так же тихо ответил ему второй патрульный.

— Я думал это байки.

Солдат взялся за ремень винтовки, висевшей на плече, но замер, услышав горловое рычание и увидев, как дёрнулся в его сторону зверь. Было в нём что-то такое, отчего озябшие солдаты мёрзли ещё больше, глядя на огромного волка.

— Проклятье, — вполголоса выругался он. — Мне не по себе, Курт.

— Мне тоже.

Оба солдата, стояли перед волком, как мыши перед гадюкой, заворожённые её немигающим взглядом. И не замечали, как ещё два таких же зверя бесшумно подкрадываются к ним сзади. Пока немцы собирались с духом и договаривались по сигналу одновременно сдёрнуть с плеча оружие, оборотни атаковали. Два крупных тела весом со взрослого мужчину распластались в длинном прыжке, чтобы миг спустя рухнуть на спины патрульных. От удара весь воздух вылетел из лёгких оккупантов с тихим вскриком, который заглушил слабый ветер. Куда громче лязгнули винтовки. Что-то предпринять немцы не успели: у каждого чуть ниже затылка сомкнулись мощные челюсти с длинными клыками, которые с легкостью прокусили плоть, дотянулись до позвонков — рывок, сухой треск и на земле остались лежать два мёртвых человеческих тела.

Сделав своё кровавое дело, волки спрыгнули с мертвецов на землю, где обратились в людей. С небольшим запозданием их примеру последовал зверь, который отвлекал внимание патрульных. Двое из них носили ушанки, ватные штаны с сапогами и бушлаты из перешитой и утеплённой немецкой шинели. Третий красовался в немецком зимнем лётном комбинезоне и унтах. У всех троих за спиной висели МП-38, на одном бедре подсумок с магазинами для них, на другом по две гранаты на длинных рукоятках.

— Вот же гадость какая, — один из убийц вытер шерстяной трёхпалой рукавицей свой окровавленный рот. — Самое противное — приятный вкус, тьфу.

— Потом пожалуешься. Хватай оружие, подсумки и тащи к нашим, а мы с Егоркой дальше пойдём, — ответил ему тот, кто рвал горло немцам вместе с ним.

— Да я не жалуюсь, я так, просто.

Пятнадцать оборотней в это время зачищали комендатуру и казармы с полицейскими из числа белорусских ренегатов. Особой дисциплиной эта категория предателей не отличалась, почти все на сон грядущий принимали на грудь самогон. То ли для крепкого сна, чтобы не мучили кошмары, то ли с целью заглушить страх. Самым главным из них был страх попасть в руки партизанам, засевших в краю лесов, болот и озёр на северо-востоке от города. Этот отряд даже немцев так не «любил», как полицейских. Попасть живыми им в руки означало мучительно распрощаться с жизнью. Ходили слухи, что партизаны при выборе за кем пуститься в погоню по следам, всегда шли за полицейскими, оставляя немцев. По крайней мере, отряды оккупантов частенько выходили из патрулей живыми, пусть и с потерями. А вот полицейские отряды гибли почти всегда. Из двадцати групп, патрулирующих леса, двенадцать пропали без вести, ещё четыре были найдены в виде трупов без оружия и верхней одежды. По слухам, один отряд полицейских дезертировал, когда им приказали отправляться в те края и искать партизан. Ещё ходили слухи, что те немецкие отряды, где проводниками у них были ренегаты, несли большие потери или гибли в полном составе.