Она уже точно не помнила, почему все стали звать ее Кыса. Кажется, это пошло из начальной школы, ведь Калинина Инна Сергеевна отлично сокращалась до КИС. Потом пошло какое-то уничижительное «Киса», намекая на ее не слишком успешную учебу, затем с легкой руки школьной фифы превратилось в «Кысу». До «Крысы» не дошло, потому у Калининой Инны Сергеевны в четырнадцать лет обнаружился слабенький, но стойкий магический дар. Так что вместо восьмого класса на окраине своего провинциального Семиветрова Кыса поехала в Лондон, столицу не только Великобритании, но и всего магического мира.

Ведьминские науки давались ей с таким же с трудом, как английский и латынь. Еле перебираясь с курса на курс, Кыса стала настоящим испытанием для преподавателей. Кое-как сдав на минимальный балл основные экзамены, почти целый год она мучилась с выбором специализации. Ни лечение магических зверей, ни варка зелий, ни даже простецкие чары Кысе не поддавались. С горем пополам обучилась она манипуляциям с погодой, получила диплом и отбыла в Москву, в Министерство Ведьминских Дел. Там покрутили диплом Кысин в руках (Выпускная квалификационная работа на тему «Магически-агрегатное состояние воды: от легкого тумана до метели»), потом пальцем у виска и отправили обратно в Семиветров по распределению.

Сначала Кыса подумала, что ошиблась адресом. Перепроверила бумажку с четкими, бюрократически вычурными буквами на плохо отпечатанной форме. Нет, все было правильно. Кыса стояла перед воротами городского кладбища.

Словоохотливый сторож на проходной проводил ее до ветхого двухэтажного здания. Кыса прошла по облезлому коридору, где из дыр в стенах торчал утеплитель, а линолеум как леопард пестрел разными пятнами заплат, до трех дверей. Робко скрипнув одной из дверей, она убедилась, что там прокуренный, холодный туалет и еще более робко скрипнула другой дверью. В углу сидела толстая, веселая и румяная бухгалтерша средних лет. Молодая, видимо, кадровичка орала на кого-то в телефонную трубку. Третья, пожилая, сурово пила кофе, качая ногой в стоптанном сланце.

— Я, это, — Кыса неловко протянула пожилой бумажку с рекомендацией.

— Дверь закрой, кисонька, дует, — елейным голосом потребовала толстая.

Кыса зашла внутрь и присела на краешек измученного стула. Пока пожилая изучала бумажку, она рассмотрела календарь на стене, растения в кадках и уродливую коллекцию разномастовых кружек в шкафу с грязными стеклянными дверцами. Молодая перестала орать и, хлопнув трубкой, потянулась включить остывший чайник.

— М-да, — наконец, заключила пожилая. — Будем работать с тем, что есть. Нам грех жаловаться. — Она впервые взглянула Кысе в глаза. — Итак, Инна Сергевна, работка у нас непыльная, а скорее полевая: клиенты приходят и заказывают по прайсу погодку, а ты колдуешь. Самое главное — никаких уступок типа «ну, туманчика немного, жалко что ли?». У нас госрасценки и госзаказ, ясно? Меня Маргарита Семеновна зовут, ведьма высшей квалификационной категории. Помнишь грозу девяносто четвертого? Не помнишь? А, маленькая была, ну ладно. До пенсии доработаю и уйду, а ты за место меня. Марья Алексевна у нас по кадрам…

— Я документы к завтра оформлю. Деньги дают пятого и двадцать пятого. Если на больничный пойдешь — звони заранее, — буркнула Марья Алексеевна.

— … а это Мирослава, по бухгалтерии. — Толстая противно улыбнулась.

— Вещи в шкаф вешай, только плечики свои принеси, — посоветовала Мирослава. — А стол мы попросим Никитича затащить.

Кыса резко встала, уронила с колен сумку, неловко потянулась за ней, роняя пальто и отчаянно краснея. В шкафу пахло душными духами, а зеркало было захватано пальцами. Потом она снова села на стульчик и просидела так час или больше, стараясь громко не дышать, пока остальные занимались своими делами. Наконец, переборов мучительную застенчивость, она прочистила горло и спросила, может, ей сделать что-нибудь.

— Цветы полей, кисонька. Возьми на подоконнике бутылку.

В туалете дуло из всех щелей, и в тишине капала вода из крана. Из окна открывался вид на кладбище, но Кыса как-то не хотела его рассматривать. Она медленно налила воды в бутылку, прополоскала ее и налила еще раз. Так начались трудовые будни.

В первую неделю Кыса поняла, что работать на кладбище — смертельная скука. Доплачивать за лишний венок стремились далеко не все, а уж погоду нужную заказать тем более. В основном Кыса сидела за своим столом и читала детективы, поливала два раза в неделю цветы и два раза разнесла расчетные листы сотрудникам. Один раз зашел директор кладбища, лысый и круглый господин, словно вышедший из рассказов Гоголя, поинтересовался, как новая сотрудница справляется, провел пальцем по подоконнику, посоветовал чаще пыль протирать и был таков.

Первая серьезная работа выпала тогда, когда Кыса вот-вот собиралась заболеть ежегодной осенней простудой. Стоял конец октября, грязи и лужи по колено, а вдова местного бандита, который умер, представьте себе, не от шальной пули, а от укуса бешеной собаки, захотела на похоронах легкую метель.

Как полагается, вдова (стройная нуарная блондинка лет тридцати в дорогой шубке) немного поторговалась, немного покричала, немного выпила коньячку с верхней полки шкафа из щербатой кружки и подписала у бухгалтерши все контракты об оказании платных услуг. Кысу отправили за ингредиентами для зелья к Нине Галадзе, грузинке, которая притворялась цыганкой для пущего эффекта. Честно говоря, Кыса не помнила, как вызывать метель, но решила положиться на наставницу. Ритуал следовало проводить в полночь, поэтому она оставались после шести на сверхурочную. В десять скрипнула дверь, заглянул Никитич.

— Работаете, Маргарита Семеновна?

— Работаю, — сухо отозвалась она.

— Значит, вдовушка эта таки решила заказывать?

— Решила.

— Тогда не буду мешать, — он прикрыл дверь и тут же заглянул снова: — Забыл сказать, тут черт бродит ночами. Тварь страхолюдная, но слабенькая. Любит в окна пялиться. Занавески задерните, чтобы нервы не трепал.

— А что за черт? — заволновалась Кыса.

— Да я не разбираюсь в этих, как его, классификациях бестий. Тут кто-то черную кошку задавил, вот она и появилась. Я молока на ночь оставляю, а она стоит и пырит, а сказать, что держит ее — не может. Заявку в Зверобойный отдел написал, но вы же знаете, как они работают…

— Иди, Никитич, на обход! — одернула его Маргарита Семеновна. — У нас с Инной Сергеевной еще куча работы.

Но Кыса уже успела испугаться. Когда Маргарита Семеновна послала развесить пучки лаванды на северной стороне, а, именно, в туалете, стало совсем темно. Она прошла мимо дремавшего под старым телевизором на проходной Никитича. В новостях рассказывали о необычной активности в городе сов, что Кыса посчитала для себя добрым знаком, и юркнула в туалет. Боясь увидеть в окне черта, о котором предупреждал Никитич, Кыса бочком, бочком, не поднимая глаз, дрожащими пальцами развязала ниточку и повесила на ручку кабинки. Для технички Лидии Павловны прилепила стикер «Для ритуала, не снимать!» и готова была уже дать деру, но что-то тянуло ее к окну. Кыса выключила свет и, крадучись, выглянула в покрытое разводами от тряпки стекло.

Черт стоял возле ограды кладбища. Черная лохматая туша, высокая как Чубакка из «Звездных войн», но не настолько разговорчивая. Стояла и просто смотрела на Кысу, несмотря на темноту. Стало не по себе, но не так как при оплате квитанций, а что-то холодно-липкое, могильное кольнуло в желудке и ухнуло вниз скользким клубком червей. Напряжение нарастало, и Кыса ощутила как покрылась противной липкой испариной. Она отчаянно заморгала. В ту же секунду черт возник прямо перед ней, за прозрачным и таким тонким стеклом. На целое мгновение они смотрели друг другу в глаза, а потом Кыса заорала так, что прибежала Маргарита Семеновна. Черт сгинул.

Кысу усадили в кабинете на стул, налили рюмку коньяку и открыли молочную шоколадку из неприкосновенного запаса Мирославы. Маргарита Семеновна бранилась, хлопотала и в итоге вызвала такси и приказала идти домой. Кысе было приятно, что начальница так о ней печется. Застегивая пальто на ходу, она почти забыла о пережитом ужасе, заскочила в машину и удобно устроилась на заднем сиденье.