– А-а-а, – махнула Марина рукой. – Очкастый сегодня пораньше на другую работу уехал, практически сразу после того, как Ева ушла. У него, кажется, сегодня какое-то важное совещание. Так что твой обожаемый кабинет пуст, и любимый диван свободен. Пошли домой. Кофе вместе попьем, потом ты будешь работать, ну а я в соцсетях зависать.

Естественно, собралась я за секунду, взяла папку с рабочими документами, прихватила ноутбук, и мы с Мариной, довольные собой и собственным коварством, отправились пить кофе.

– Алена, знаешь, что я заметила, – прищурилась подруга, дожевывая конфету, – Ты сегодня босса практически не обзывала. Утром, по-моему, только один раз его фамилию исковеркала, назвав Ковшиком, и все. В чем дело? – строго, почти что с претензией спросила Марина.

– Сегодня Коварж сказал мне одну приятную вещь. Если быть точнее, то похвалил. Не знаю почему, но меня это так тронуло, что теперь язык не поворачивается над ним глумиться. Он не такое уж и абсолютное зло, каким кажется, – выдохнула я, и Марина чуть не подавилась конфетой во рту.

– Он зло! Он еще какое зло, – откашливаясь, повторяла подруга, а потом резко встала из-за журнального столика, дошла до своего рабочего стола и, сцапав целую стопку бумаг, вернулась обратно. – Вот смотри, – подруга затрясла листками перед моим носом. – Это все письма, на которые я, блин, сама теперь должна отвечать, а это, знаешь, долго, противно и нудно!

– Конечно, знаю, раньше на половину этих писем я отвечала, а другую половину распределяла по отделам в зависимости от текста письма. А Коварж, значит, тебя заставляет?

– Да! На семь из десяти писем отвечаю я сама! Алена, это жесть. Жизнь меня к такому не готовила.

– Мариш, ну ты же все-таки секретарь и отвечать на корреспонденцию, если это формальная отписка, твоя святая обязанность, – напомнила я и сразу вжала голову в плечи, зажмурившись, потому как чувствовала, что за свои слова могу получить от подруги этой самой корреспонденцией по башке.

– А-а-а-а! – истерично завизжала Марина, как будто на нее неожиданно вылили обжигающий кипяток. – И ты туда же! Тоже хочешь, чтобы я без продыху и не поднимая головы пахала как проклятая. Ален, ты предательница! Одна похвала со стороны Коваржа, и ты переметнулась в лагерь к врагу. Теперь тоже будешь, как все наши дуры, заглядывать шефу в рот и томно вздыхать вслед?

– Нет, конечно. Не говори ерунды. Мы же команда!

– Докажи! – капризно, как ребенок, потребовала Марина, чуть не плача.

– Это как же? – поинтересовалась я.

– Не знаю, – Марина надула губы, скрестила на груди руки и отвернулась к окну.

Чтобы успокоить взрослую маленькую девочку, я решила ее рассмешить. Я встала, скинула туфли из старой коллекции и забралась с ногами на стул.

– Ой, Ален, а ты не грохнешься? – задрав голову, испугалась Марина.

– Очень надеюсь, что нет, – расставив руки в стороны для баланса, ответила я. – Точно так же, как надеюсь, что сейчас в приемную никто не зайдет и не застукает меня, стоящей на стуле. Слушай, капризуля, выступление только для тебя, – глядя на девушку сверху вниз, сказала я и начала: – Наш босс – самый гадкий и противный мужчина из всех, которых я знала. Он заносчивый самодур с дебильной чешской фамилией и с невыносимым характером. И если ты меня, Сережа, сейчас слышишь, то знай. Я до сих пор не научилась выговаривать твое отчество и не собираюсь этого делать. Когда ты уйдешь из агентства, я тут же побегу к тебе в кабинет, где, собственно, и сейчас обитаю до конца дня. А еще я за глаза тебя называю Ковшиком. Противным чехом. Очкастым…

Я резко заткнулась, потому как дверь в приемную распахнулась.

Так как я находилась на возвышении, первое, что бросилось мне в глаза, до блеска начищенные мужские туфли и темно-серые брюки.

«Мама дорогая, Коварж приперся! Он слышал, что я тут говорила? Что за дурацкие вопросы я сама себе задаю? Конечно, он все слышал, дверь в приемную не толще картона».

Пока мысли со скоростью света проносились в голове, я судорожно соображала, как перед боссом оправдываться. Сразу падать на колени и каяться во всех смертных грехах или подождать, какое наказание за сквернословие в его адрес назначит сам шеф. Неожиданно стул подо мной зашатался.

– Алена, ты зачем туда забралась? – застыл в дверях Громов, начальник менеджеров по работе с клиентами и мой давний недруг, соперник и оппонент по саркастическим замечаниям.

– Олег, – облегченно выдохнула я и добавила: – Как хорошо, что это ты!

Обычно я встречала Громова либо кислой физиономией, либо волчьим взглядом из-под бровей, а тут его появление вызвало у меня дикий восторг. Конечно, данная реакция удивила мужчину, и, судить по его выражению лица, он даже чуть растерялся.

– Мне кажется, я сейчас упаду, – испуганно сказала я, с приподнятыми руками шатаясь на стуле из стороны в сторону, и закричала: – Олег, Марина, спасайте!

Так как подруга была ко мне ближе, то попыталась помочь первой.

Ну как помочь…

Мариша подскочила ко мне со спины и вместо того, чтобы просто пригвоздить стул к полу, зачем-то начала меня с него стаскивать. Но так как она хрупкая девушка, то вышло, что подруга меня толкнула. И вот я, махая руками, полетела вниз. Черепно-мозговая травма мне гарантирована.

На половине пути я почувствовала, что врезалась носом во что-то достаточно мягкое, то есть в грудь Олега, и вцепилась в него как клещ.

– Все, я тебя держу, – оповестил мужчина, когда я уже вполне безопасно на нем висела.

Сначала позади что-то с грохотом шмякнулось. Подозреваю, что это был стул. Потом Марина взвизгнула и заковыристо матюгнулась. А следом и Громов, который видел, что творится позади меня, обреченно произнес:

– Все, нам конец…

Что творилось дальше, словами не передать. А как было больно, не описать!

По всей видимости, Мариша споткнулась о стул, потеряла равновесие и упала на нас с Громовым. Олег, скорее всего, устоял бы на ногах. Но на нем висела я, поэтому мы завалились дружно втроем.

В какой-то момент грохот, ахи, охи и стоны стихли, и приемная погрузилась в мертвую тишину. Не знаю, как остальные, но я жива, хоть и тело ныло.

Открыла глаза, так как, когда летела, интуитивно зажмурилась. Передо мной находилась челюсть Громова. Вот откуда этот вкусный запах мужского парфюма, а может, это и пена для бритья радовала мое обоняние. На мужчине я сидела в позе наездницы, только наклонившись, и по-прежнему обнимала Олега за шею.

– Живой? – шепчу я.

– Ты только, Аленушка, не расстраивайся. Но, похоже, живой.

Громов есть Громов. Сам корчится от боли, а гадость надо сказать обязательно.

– Если с моей попы руки не уберешь, то поводов у меня расстраиваться уже не будет, – проворчала я и медленно, чтобы не делать резких движений, обернулась назад.

– Марина, ты как?

Девушка стояла на четвереньках и головой упиралась туда, за что меня по-прежнему лапал Громов.

Честно говоря, я думала, что более фатальной и в то же время комичной ситуации не придумаешь. Но, когда дверь приемной открылась, я поняла, как же ошибалась.

Коварж застыл в дверном проеме. Сказать, что он был обескуражен, это ничего не сказать. Мне казалось, что он смотрит на нашу троицу и думает, что это ему мерещится, что сейчас он тряхнет головой, и видение исчезнет. Но нет, босс, мы никуда не денемся! Мы из плоти и крови.

Когда Олег поднял голову и увидел Сергея, наверное, в перевернутом виде, то просто опустил ее в первоначальное положение, вздохнул, прикрыл глаза и с безмятежным видом продолжил лежать подо мной и, между прочим, до сих пор не отпустил мою пятую точку.

Я, когда представила, как мы смотримся со стороны, начала даже не хихикать, а просто ржать. Марина единственная, кто из нас зашевелился и пополз в сторону своего стола. Только почему она это делала на четвереньках, для меня осталось загадкой.

– Тьфу, – Коварж отмер, сделал вид, что сплюнул на пол, и широкими шагами пошел в свой кабинет. – Вернулся, называется, за очками.