Мисс Хьюз задумчиво отрезала кусочек приготовленного шарфа. Промокнула его в соус. Съела. Отрезала ещё. И вздохнула.
- Нет, Барти, это выше моих сил. Эти лягушки, боюсь, именно они испортили весь вкус.
Отложив нож и вилку, она принялась распускать шарф. Он подавался с трудом, вертелся, путался и изворачивался. Что-то быстро бормотал. Из него капала кровь. Текла. Собиралась в лужи. Старая дама торопилась - сегодня ночью её шарф вырвало полупереваренными лягушками. С этим надо что-то делать.
Инспектор Хьюз угрюмо стоял у зеркала попугая, рассматривал себя и щелкал семечки из кормушки. Попугай в кресле курил трубку. Хьюз поморщился, от попугая здорово несло мертвечиной.
- Ты знаешь, Барти, сегодня утром пришла срочная телеграмма. Элеонора Кавендиш приглашает меня у неё погостить.
Хьюз сказал в зеркало "сыр", попугай пробормотал "дурак", а мисс Хьюз продолжила:
- Удивительное дело, Барти. Однажды я работала у себя в саду, обрезала сирень. Сирень была старая, и к тому же вымерзла прошлой холодной зимой. Мне пришлось воспользоваться пилой. Стволы оказались толстые, перекрученные, древесина у сирени плотная, но погода стояла чудесная, я тепло оделась, хорошо позавтракала, забралась на сук. И пилила, пилила. Вдруг сук подо мной треснул, - старая дама застенчиво улыбнулась, - я упала вниз головой. Сломала себе палец в трёх местах, - она покраснела. - Просто удивительно, как мы иногда можем заблуждаться, ведь мне казалось, что я пилю совсем другой сук.
- Всё это очень увлекательно, Маргарет, - проговорил инспектор, он повернулся боком к зеркалу, языком выпятил щёку и рассматривал что-то на ней. - Но ты права в одном. Наше дело движется к завершению. В нём всё предельно ясно. И думаю, не сегодня, завтра, преступник сядет за решётку.
Мисс Хьюз улыбалась, кивала головой и молчала. Её руки умело ухватывали упирающуюся нить, придерживали острым как шило, настырным пальцем, наматывали туго, клубок становился всё больше. Он лежал на коленях старой дамы и заслонял её.
- Да-да, всё предельно ясно, - кивнула она, выглядывая из-за клубка, - так же сказал мой садовник тогда, когда из уборной в прошлом году полезло её содержимое.
- И что? - спросил Хьюз встревожено.
- Что, что? - переспросила мисс Хьюз.
- Что делали с уборной?
- Оставалось бросить всё и собирать... гм... собирать.
- Действительно, всё предельно ясно, - пожал плечами Хьюз. - И что же, в конце концов, было причиной этого катаклизма?
- Нам уже было не до этого, Барти, - застенчиво улыбнулась мисс Хьюз.
Армия Пятой Авеню была в сборе. Горели костры. Фургоны, кэбы, телеги, утренний и вечерний дилижансы кружили вокруг площади Восстания. Дождь и туман. Дым стелился по земле. Тёплые и холодные коты со всего города стекались сюда. Несло страхом, навозом и потом.
Когда же это кончится... сколько можно... в прошлую ночь отсюда вывезли восемь трупов... кто следующий... огоньку не найдётся, сэр... это всё Холодный Джо... всё из-за него... инспектор, надо с этим что-то делать... это возмутительно... не найдётся ли прикурить, сэр... да идите вы... что у вас в вашей трубке... что вы себе позволяете, сэр... это вы что себе позволяете...
Выстрелы раздались в правом конце площади. Им ответили вспышки слева. Сухие щелчки сменились воплями:
- Стреляют! Началось! Кто стрелял?!
- Убили!
- Нашего прибыло.
- Отставить!
- Где полиция, куда смотрят власти города?
- О чём вы? Этот город давно умер.
- Прикурить не найдётся, сэр?
- Всем сложить оружие! Именем закона!
- Куда же вы? Сегодня будет фейерверк, сэр. Парочку фургонов - в воздух, парочку фургонов - в землю. Оставайтесь, вам понравится.
Площадь заволокло дымом.
- Они везде!
- Да их тут сотни, тысячи!
- Это конец.
- Их пули не берут, джентльмены.
- Готовьтесь расстаться с жизнью, сэры.
Толпа качнулась в сторону выстрелов. Задние ряды налегли на передние. Послышались стоны.
- Идиоты! - кричал инспектор Хьюз. - Вы друг в друга стреляете, а этим всё равно!
Его никто не слушал. Плотная масса отшатнулась, ощетинилась винчестерами, обрезами. Залп один за другим. Страх липко и мягко затягивал удавку на шее. Факелы рвали темноту в клочья, подбрасывали её в небо.
Везде, в паре шагов, справа и слева, впереди и сзади, в сетке дождя, в кирпичной кладке домов, в лице соседа, в его улыбке проступали ненавистные и такие любимые лица.
- О, Свен? Как ты там...
- Елизабет! Передай маме, у меня всё нормально, пусть не волнуется, и ради всего святого, пусть не приходит так часто...
- Гарольд, какой же ты мерзавец, Гарольд, как ты мог оставить меня... как же я рада видеть тебя.
- Смотрите! Там на крыше! Это Джо! Точно вам говорю!
На крыше, на краю, стояли двое.