Ирландский волкодав грязно-рыже всплывал в волне у берега, откатывался вместе с пеной и мелким мусором, тонул, терялся в мутной воде. Инспектор наклонился, подтянул пса к себе. Потрепал по оскаленной, застывшей морде.

- Холодные коты объявили войну тёплым. А начали с моего Арабеса. Сволочи. Ты посмотри, глотку перегрызли три раза. Мамочка будет плакать, Арабес. Она свяжет плохим котам шарфы и повесит их всех на этих шарфах над твоей могилой. Каждого в отдельности.

- Что такое вы говорите, Хьюз, - поёжился инспектор Бэнкс. - Мы должны действовать по закону.

- Вот и действуйте по закону, Бэнкс, а я буду искать убийцу Арабеса. Тёплого или холодного. Я его найду.

Инспектор сунул руки в карманы и стал мерить берег реки двадцати четырёх дюймовыми шагами.

Время от времени он выкрикивал в прибрежные кусты. В унылые ивы. В серое небо. Подбегал к старому платану и кричал в дупло:

- А! О! Эээй! Я найду вас!

Холодный Джо сидел за стойкой и потягивал бренди. Выбритые татуированные уши шевелились от удовольствия. Он продрог и был злой как чёрт. Дверь паба распахнулась от пинка ногой. Коротышка Джонни. За ним следовали Левша и Пробка от бренди. Парни вскинули кольты. Шесть миротворцев. Калибр сорок пять.

- Что я вам говорил, этот чёрт уже здесь, - крутанулся к своим Джонни, пнул со злости вертушку, посетитель, входивший следом, согнулся. - Приветствую, сэр!

Шесть кольтов, шесть звонких мух. Курок на полувзвод. Ещё...

Холодный Джо улыбнулся.

Последняя пуля была зажата в жёлтых прокуренных зубах. Его пара кольтов всадила одну за другой пули в заметавшихся в растерянности тёплых котов.

- Эти холодные твари! Ты говорил, что уж серебряная возьмёт его точно!

- Я тебе говорил сделать их шесть!

- Где я возьму тебе столько серебра?!

- Она мне пригодится, дружище, - оскалился Холодный Джо, прикончив последнего тёплого кота.

На чердаке гулял сквозняк, ворошил голубиный помёт и перья, копившиеся здесь годами. Голуби, толстые и воркчливые, Джо не мешали. Теперь не мешали. Раньше он бы передушил их всех вместе с крысами, пирамиды из голов которых отмечали везде его путь.

- Время собирать камни, друзья, - говорил он крысам, - брошенные мне в спину.

Крысы огрызались, и Джо ловко откручивал очередную голову.

Теперь Джо любил голубей. Сыпал им крошек от чужих ужинов и обедов, которые больше не волновали его. Иногда лениво цеплял зазевавшуюся птицу и стальным правым когтем разворачивал её крыло. Рассматривал на просвет. Птица долбила клювом в железный коготь. Джо хрипло смеялся и отпускал её.

Холодный кот подошёл к куску клёпаного железа и разжёг горелку. Зажал линзу глазом. Положил серебряную пулю в железный ковшик с длинной ручкой. Стал греть на горелке. Когда запахло палёным, задумчиво нашарил старую крагу и перехватил ручку ей.

Серебро расплылось. Задрожало. Серебряной нитью Холодный Джо вывел на железном листе маленькое крыло, ещё одно. Тело гибкое - вытянутой каплей, голова - аккуратная и красивая. "Тиу, я опять возвращаю тебя".

Крылатую подвеску на шею - на удачу. Пару ножей - в сапоги, парочку миротворцев - на пояс, на тот собачий случай, когда удача отвернётся. Холодный Джо зло рассмеялся - Арабес сдох, как и полагается сдохнуть волкодаву, с честью. Но бедняга не знал, что Джо ему уже не по зубам. А может, пёс просто побрезговал тухлятиной и оступился с моста. Он упал на старого быка, здорово разбился. Джо кивнул ему, прочитав в глазах смертную тоску. И перегрыз ему глотку.

На какой-то небольшой просвет в затянувшейся ночи он забылся. Долго тогда сидел у реки. Арабес лежал рядом, вытянув морду к воде. Потом они разошлись в разные стороны, сойдясь на том, что эта штука под названием жизнь совсем неплоха, однако понимаешь это, оказавшись на её дне.

Крыша пологая и скользкая от дождя блестела в свете луны. Но луна - всего лишь зрачок того, кто смотрел на тебя и не успел отвернуться. Он и отвернулся бы сейчас, но отвратительный характер не давал этого сделать. Джо очень хорошо понимал этого парня. И отвернулся первым.

Прошёл по мокрой черепице к краю, спрыгнул на балкончик внизу, оттуда - на землю.

Перестрелка в "Безногой лошади старого Дугласа" разозлила инспектора Хьюза. Тот же почерк. Цинизм. Он его на дух не переносил. Расстрелять троих уважаемых джентльменов, когда они собрались пропустить по стаканчику бренди, посидеть, поболтать со старыми друзьями. Хьюз поморщился. О, его Арабес пал от той же руки. Три раза перегрызть глотку. Значит, холодные коты. Да. И сегодняшнее убийство в "Безногой лошади" только подтверждает это. Инспектор стукнул кулаком по водосточной трубе, ушиб руку, долго тряс ею, ударив о кэб, проезжавший мимо. Лошадь фыркнула, шарахнулась. Кэбмен высунулся и ожёг инспектора кнутом.

- Простите, мистер, - невежливо пробормотал он, увидев красное лицо инспектора, подумав "твою мать, я ему попал... э-э... по лицу".

Шестидесяти восьмилетняя мисс Хьюз, сестра инспектора Хьюза, вязала шарф. Она пожевала губами, позабыла рисунок. Вот уже три десятка рядов тянулись банальной чередой. Но мысли старой дамы были ровны и последовательны. Если бы был жив её Джо, красавец, с его прищуренными жёлтыми глазами, наглой выпирающей нижней челюстью, с восхитительным неправильным прикусом, этот флегма... он храпел во сне, её забавный Джо. Он бы сейчас не упустил случая и закатил этот проклятый клубок под диван. Как же ей надоело вязать, кто бы знал. Шарф лежал на полу, он тянулся и тянулся, извивался, запутывался.

"На нём можно было бы удавить всех котов, и тёплых, и холодных, но сначала изведём всех холодных, эти твари изворотливы и могут помочь потом тёплым. Тёплые - такие тёплые, их можно брать голыми руками, - думал улыбающийся мышь, стоявший, привалившись к косяку двери. На его пальце блестела золотая печатка "Смерть котам". В ухе мыша висели татуированный кошачий молоточек и наковальня. - А домашнему увальню Джо достаточно было подсунуть этого зазевавшегося человеческого лягушонка, чтобы придурок оказался под колёсами кэба".