— Тебе нужно прогуляться, подышать свежим воздухом, — как-то сказал мне эльф. Одни лишь эти слова вызвали дрожь во всем теле. И в тот день я ответила несколько уклончиво, без особого энтузиазма. Как и в последующие попытки Глорфинделя вытащить меня из безопасной комнаты.

Впрочем, у меня не очень-то долго получилось сопротивляться. Спустя несколько недель после нашего знакомства, я просыпаюсь от какой-то суеты в моей комнате. Нехотя открываю глаза, которые в эту же секунду ослепляет яркая вспышка чего-то очень яркого. До меня далеко не сразу доходит, что это солнце. Но кто, позвольте спросить, отдернул шторы на окнах?

Привыкнув к свету, открываю глаза. И только сейчас замечаю множество молодых эльфиек, которые носятся туда-сюда, вытирают пыль, приносят какие-то невообразимые количества платьев в гардеробную, а из соседней комнаты разносится звук льющейся воды.

— Что здесь происходит? — еще сонным голосом спрашиваю я, окидывая взглядом всех собравшихся. Лишь заслышав меня, эльфийки замирают. Складывается ощущение, что они попросту сначала не заметили моего присутствия в этой спальне.

— Нам было приказано привести Вас в подобающий к прогулке вид, госпожа, — почтенно мне кланяясь, отзывается одна из девушек. Устало закрываю глаза, понимая, кому в голову пришла настолько безумная идея. Глорфиндель. Только он может вот так бесцеремонно выгнать меня из собственной комнаты.

Необъяснимый страх вновь сковывает все тело. Подтягиваю к себе колени, свернувшись в калачик. Меня в прямом смысле этого слова начинает трясти. Выйти из комнаты? Вновь оказаться беззащитной? О, нет, я к этому еще не готова. А буду ли вообще готова когда-нибудь? Это покажет лишь время.

— Уходите, — голос кажется слабым, и я абсолютно его не узнаю.

— Извините?

— Я сказала, чтобы вы все шли вон! — чересчур резко повторяю я, укрываясь одеялом с головой. Меня словно раздели и поставили перед всем честным народом. Эльфийки неслышно покинули мои покои. И я вновь осталась наедине со своими мыслями и страхами.

Но Глорфиндель не оставил свои попытки вывести меня на прогулку. В последующие дни он, конечно, никоим образом не поднимал данную тему, да и я не очень-то шла на контакт. Снова перестала есть. Вернулась к тому, с чего начинала, если говорить простым языком.

— Я боюсь, что однажды вернусь и просто не найду тебя, — любил говорить эльф, когда замечал, что я вновь не притронулась к принесенной еде. — Ты однажды растаешь, Аилинон, — всякий раз оставляла это замечание без ответа.

Но, спустя долгое время, доверие к нолдор снова вернулось. Я видела его заботу обо мне, но она была осторожной. Эльф боялся снова ранить меня. В какой-то момент просто стал есть в моих покоях, а вскоре к нему присоединилась и я.

Между нами Глорфиндель сравнивал меня с перепуганным диким зверем, который пострадал во время лесного пожара, а добрые люди подобрали его, чтобы вылечить. Так зверь учился доверять людям, но пока отказывалась есть с их рук. Но постепенно и это стало меняться.

Короткие беседы стали сменяться на горячие споры о чем-то. Я вновь стала приходить в форму, больше не походила на скелет, обтянутый кожей. Но оставалась такой же бледной и слабой. Поэтому тема прогулок вновь всплыла в наших разговорах.

Было сложно, очень сложно. Любое движение в кустах, странный звук пугали меня. Такие прогулки быстро выматывали и приносили больше стресса, нежели успокоения. Иногда мне даже казалось, что все это бесполезно, я слишком слаба, чтобы справиться с собственными страхами.

Но дни сменялись неделями, месяцами и годами. Я стала привыкать к жизни в Имладрисе. Глорфиндель же стал неотъемлемой частью этой жизни. Он стал тем, кто поставил меня на ноги, не позволил завянуть, утонуть в себе. И именно он стал тем, кто первым, после нападения орков, дал мне меч в руки и сказал, что я должна бороться за свою жизнь.

4 марта 3019 года Третьей Эпохи. Хельмова Падь.

И вот сейчас… что я вижу сейчас? Эльф, которому я обязана за то, кем я сейчас стала, лежит у моих ног, поверженный орочьм клинком. Тот, кто учил меня идти до конца, кто спас от страха перед этими самыми приспешниками Тьмы, мертв. Хватаюсь за Леголаса, как за спасительный плот. И только сейчас понимаю, что плачу. Тихо оплакиваю друга, который стал мне очень близок за достаточно короткий срок.

Почему я его не видела? Я бы смогла ему помочь!

— Ты бы ничего не сделала, Аилинон, — тихо шепчет Лесной принц. Видимо, я начала бормотать и озвучивать свои мысли, иначе я не могу объяснить полученный ответ. — Ему уже ничем не помочь, Тинувиэль.

— Можно… можно помочь, — спешно вытирая слезы тыльной стороной ладони, бормочу я. Истерично начинаю искать мешочек с подаренными Леди Галадриэль камнями. — И я помогу… должна помочь.

— Аилинон, остановись! — грозный голос Гэндальфа раздается над нашими головами. — Тут не властна никакая магия, кроме темной! — непонимающе смотрю на мага, при этом продолжая искать заветный дар Лесной Владычицы. Он не понимает! Никто не понимает!

— Я должна это сделать! — с этими словами нахожу драгоценный мешочек. Но не успеваю его достать, когда Митрандир с завидной для старика силой оттаскивает меня прочь от тела Глорфинделя. Слышу, что он ворчит о чем-то себе в бороду.

— Послушай меня, дитя! — Белый Всадник насильно поворачивает мою голову к себе. — Возродить чью-либо жизнь может лишь темная магия. Черная и могущественная магия. И я не позволю тебе потерять голову и обратиться за помощью к ней.

— Ты же знаешь, как много Глорфиндель сделал для меня! Именно ты был свидетелем того, насколько я была сломлена! И именно Глорфиндель вернул мне жажду жизни! — вновь стараюсь вырваться на свободу. Мной, кажется, завладело какое-то безумие. Нестерпимое желание возродить друга лишь усиливается внутри меня.

Сильные руки волшебника прижимают меня к себе. И через эти объятия чувствую всю заботу и ласку отца к своей дочери. Ему больно видеть то, как страдаю я. Громко всхлипнув, упираюсь лбом в плечо Митрандира. Он прав. У меня бы не хватило сил, чтобы вернуть хоть чью-то жизнь. Да и оживление мертвым идет вразрез со светлым источником моей собственной магией.

— Его нужно похоронить, — приглушено произношу я, отстранившись от Митрандира. — Извините, друзья, я не должна была выказывать свою слабость в эти тяжелые для всех минуты, — опустив голову, удаляюсь от своих друзей. Но достаточно быстро меня нагоняет Гэндальф. Останься я там еще хотя бы на минуту, окончательно бы потеряла голову.

— Я помню, какой ты была, когда я привез тебя в Имладрис, — между тем произносит маг. — И то, что я видел тогда в корень отличается от того, какой ты стала сейчас. Тогда ты была похожа на тот самый хрупкий и белоснежный цветок, в честь которого ты и была названа. Кувшинка — такая невинная и ранимая. Сейчас же передо мной стоит далеко не пугливая и слабая эльфийка.

— Если бы не Глорфиндель, я бы уплыла в Валинор, не желая больше испытывать все эти страдания, — тяжело вздыхаю, вновь чувствуя себя совсем юной эллет. Все страхи на секунду возвращаются, но почти также быстро и уходят.

— Я знаю, дорогая, знаю. Поэтому несоизмеримо благодарен Глорфинделю за ту помощь, которую он оказал тебе, ведь никто из нас не знал, что следует делать. Даже Келебриан опустила руки, видя твое отчаяние, — Митрандир смотрит на меня с нескрываемой грустью, пониманием и лаской. — Но сейчас Глорфиндель в лучшем месте. Чертоги Мандоса стали для него новым пристанищем. Своими последними поступками он вновь заслужил расположение Валар, я уверен в этом.

— Я хочу верить тебе.

— Сейчас нам не стоит переживать за души умерших, стоит задуматься о тех, кто еще жив. Прямо сейчас мы все отправляемся навестить Сарумана Белого. Моя беседа с ним еще не закончена, — в своей привычной загадочной манере отзывается Гэндальф. А я-то надеялась, что в ближайшие несколько дней мы все сможем отдохнуть. Что ж, дела все же не ждут.

— Хотелось бы и мне посмотреть в глаза тому, из-за кого погибло столько людей и эльфов.