Надя, да может оно и к лучшему. Они ведь полуголодные и полураздетые бегали. Там хоть накормлены будут.

Мама расплакалась. Отец утешал ее как мог. Для меня как-то особой трагедии не было, я их плохо знала, видела-то пару раз. Да, жилось им там не сладко. Но и нам досталось по полной программе. Я все думаю, может, если бы нас отдали в детский дом, судьба не была бы такой суровой. Значит, так надо было. В один прекрасный день, а для меня самый страшный, я мыла дома полы. Мне тогда было лет 13-14. Мама что-то причитала, что там и сям грязно. Она, выскочив из комнаты, в ярости прокричала:

Будь ты проклята!

Я подняла на нее свои глаза, посмотрела пристально. Она быстро забежала в комнату. И я поняла, что произошло что-то ужасное. Вечером пришел отец с работы и стал расспрашивать:

Что дома произошло? – как будто что-то чувствовал.

Я молчала. Потому что с этого момента я вообще мало что понимала. Что со мной происходило, это страшно писать. И она сопли наматывала на кулак, и отец не знал, что делать. Я стала изгоем. Они находили утешение в младшем брате. Старшего по настоянию матери отправили учиться в мореходное училище, хотя он мечтал пойти в армию.

Закончив бурсу, он по распределению работал в небольшом городе Александровске. Но и там долго не задержался, вернулся к маме. Он так и не работал по специальности, там нужны были мозги… А пошел работать в разнорабочие, там быстро стал своим. Однажды, придя домой, я увидела рой мух, которые были везде. Мне стало жутко, я стала кричать:

Что это происходит? Откуда столько мух? – мне было ужасно противно.

Мама быстро схватила пылесос и начала их собирать. Я потом позже стала давать этому объяснения. Мне всегда казалось, что под кроватью у меня кто-то лежал. Однажды мне было страшно спать. Мама с братом была на материке, на лечении. Я позвала отца.

Пап, полежи со мной, мне страшно.

Он прилег, и мы с ним слышали несколько ударов в перегородку, которую он поставил вместо стены, сделав две маленькие комнаты.

Папа, что это?

Не знаю.

Он полежал со мной, пока я не уснула. В общем, в квартире происходили страшные вещи.

Глава 7 – «Первая встреча с Хабаровском»

Закончив десять классов, меня 16-летнюю, искалеченную духовно матерью, увезли в Хабаровск. Родительница устроила меня ученицей портной в швейную мастерскую «Светлана». Я получила койко-место в комнате на трех человек в общежитии для молодых специалистов. Оно занимало всего один пятый этаж. А остальные уровни принадлежали училищу искусств.

Наш вход был со двора, а их – с улицы, с проезжей части. Мне немного стало полегче. Хотя, бегая на переговорный пункт и рыдая в трубку, написала письмо матери, как я её люблю. Побыв вместе с ней в Хабаровске, я увидела её совсем другой. Мы как-то даже сдружились. Но сейчас, будучи взрослой, я понимаю, что она меня оставила на выживание.

Выживет – хорошо, нет – значит, так тому и быть. Красивую 16-летнюю девушку оставить одну в большом городе! Ладно, если бы среди студентов. Когда заехала в общежитие, познакомилась с соседкой Валей. Она была обычной, сельской внешности и с таким же как у меня говором. Раньше жила в маленьком провинциальном городке. Была очень приземленной, всегда экономила. Вечерами пила один чай. Терпеливая, не злая. Была лет на пять меня старше.

Ну и откуда ты такая красивая?

Я из Сахалина.

Ну что, пойдем, чаи погоняем?

Валя вскипятила чай на общей кухне. На двадцать три семьи был один длинный коридор, две кухни, две умывальные комнаты с тремя раковинами, два туалета с тремя кабинками, где виделись ноги соседей из-за чего понимаешь, кто сидит в кабинке по соседству. По коридору бегали дети, им было неплохо. Второй детский сад.

Ты не грусти. Вот через два дня приедет с колхоза Катюха, повеселее будет.

Я обратила внимание, что у нее была хорошая кровать, полуторная. На ней в отличие от наших застелено богатое по тем временам покрывало. И фото увидела.

Да, красивая, – ответила я с интересом.

Оксана, вы с ней даже чем-то похожи. Одного роста, обе темные, вот увидишь – подружитесь.

В общем, Валентина меня встретила хорошо. Она работала приемосдатчицей в одном ателье вместе с Катей. А ее подруга была портной верхней одежды. Летом девушек гоняли в колхоз на помидоры, или на стройке помогать. Шел 1984 год, и тогда это было нормальной практикой везде. Во всех организациях заставляли молодежь физически трудиться, помогать колхозам.

Меня определили в молодежную бригаду ученицей. Из двух девушек одна Елена была нахальной внешности и поведения, работала на утюге. Отутюживала готовые изделия. А вторая Виктория была бригадиром. Хорошая, немногословная, работящая. Они жили в нашем общежитии. Да, мне что-то давали. Распарывать, сметывать. Я не любила эту процедуру, но нужно было зарабатывать деньги на жизнь. Придя вечером домой в общежитие, я увидела Катю.

Ну, привет. Это ты у нас новенькая?

Катя была жизнерадостной девушкой, да и в жизни очень хорошенькой, даже симпатичной. Метр шестьдесят, носили одного размера обувь 35, 5 и одного размера одежду 44-46. Единственное, у нее были большие бедра, а у меня большая грудь.

Привет, а ты, как я догадываюсь, Катя.

Правильно догадываешься. Ну что, пойдем, покурим? Ты куришь?

Да, пойдем.

Мы вышли в общий коридор, там стояли деревянные кресла, как в кинотеатре. Опрокинутыми валялись сидения. Это была курилка возле окна и пролета.

Мне Валя сказала, ты из Сахалина. Потягивая сигарету, Катя с каким-то интересом смотрела на меня.

Да, из Сахалина, город Холмск.

Что-то я плела, что у меня мама работает заведующей ателье, а я приехала поступать в технологический институт и не поступила. И из-за этого пришлось идти ученицей. В общем, врала напропалую. Я не знала, как мне жить, как вести себя. Думала, как-то себе немного авторитета прибавила. Единственное, наверное, меня спасало – это доброта. Я не была жадной, могла сочувствовать, да и поддержать разговор тоже могла.

Катя со временем поняла, что я могу приврать, приукрасить. Показывала какую-то гордыню, в общем, играла. Не зная, где я настоящая. Конечно, я думала, если начну рассказывать правду о своей семье, о себе самой, то люди будут отворачиваться, а если приукрашу – может и сойдет. Очень нелегко мне давалась и работа и учеба. Раз в неделю ученицы при ателье ездили на учебу. Потом, через шесть месяцев сдавали на разряд. Тогда уже ты становишься портной с разрядом.

Голова плохо соображала. Чтобы что-то запомнить, нужно было напрягаться, заставлять мозги работать. Единственное, когда я отдыхала – это сама в своих фантазиях. Но из этого ничего хорошего не выходило. В общем, боролась как могла, я имею в виду, духовно. Не могла ни денег сэкономить, ни вещь какую-то приличную более-менее купить. Катя хорошо одевалась, и я у нее часто стреляла какую-нибудь кофточку или юбочку.

Стирать белье, делать уборку, готовить – всему приходилось учиться. Однажды меня перевели работать из ателье в приемный пункт. Он находился в другом конце города, в пятиэтажном доме на первом этаже. Была отведена трехкомнатная квартира.

Работала там одна приемосдатчица, одна закройщица и бригада портных. Вот там меня женщины стали воспитывать. И я напрягла свои мысли, показывала мастерство. Это было смирение и молчание плюс работа. Это золото. Но я этого еще не понимала. Бригада стала ценить, я расслабилась. Опять начинала куралесить. И что самое отвратительное – я была ведомая, мне неудобно было отказать. Катя этим пользовалась. Пойдем туда, пойдем сюда. Давай, то купим, давай, это купим. В общем, жила чужой жизнью. А своей не знала. Еще и год не прошел с моего приезда, когда меня посетила мама.

Зачем? Что ты приехала?

На работе позавидовали, стали наговаривать. В общем, уволилась. Может в больницу схожу и лягу на обследование.

Я понимала, что это вранье. На девчонок она тоже произвела двоякое впечатление. Что-то врала, вечно что-то всем обещала привезти. Мне было с ней тяжело. Катя познакомилась с парнем Виктором. Красивый, высокий, худощавый. Работал в речном порту. У них завязывались серьезные отношения. Как-то однажды ночью она гостила у него. Тот жил с мамой и отчимом неподалеку от общежития. Спросонья слышу стук в дверь.