Глава 1.

…Может ли кому-то быть приятен дождь за окном, когда на календаре 1 декабря? Мне это явление начисто испортило настроение, которое и без того не было хорошим. Оставался месяц до Нового Года. Очередного скучного и унылого отмечания этого праздника. Так уж сложилось, что для меня это событие лишь однажды было весёлым, когда отмечал его с братом моего деда. Это был первый и последний раз, когда я общался с ним. Через полгода, накануне моего летнего приезда, дед Витя просто лёг спать. Лёг в хорошем настроении, весь вечер перед этим он шутил, перед сном взял со стены гитару, хоть никогда толком и не умел играть на ней. Как вспоминала потом баба Даша, его жена, казалось, он хотел за этот вечер успеть всё, словно знал, что он – последний. Утром он был уже мёртв. Просто лежал на кровати, глядя в потолок и улыбаясь. Словно увидел кого-то, кому очень обрадовался. Но был уже мёртв, и явно не один час.

Наверное, именно эти воспоминания и натолкнули меня на мысль снова отправиться в небольшой городок, где до сих пор жила баба Дарья. Почему-то зима всегда была для меня не самым лучшим временем года, вгоняющим меня в депрессию. Хотя, если вдуматься, причины тому весьма понятны. Уже через восемь месяцев после моего рождения родителям стало ясно, что я никогда не стану спортсменом. Да и надежды на то, что я просто буду ходить, было не так много. Моя левая нога изначально никак не хотела меня слушаться, а если и начала это делать, то с огромным опозданием. В детский сад я не ходил, поскольку ходить куда-либо, пусть и со страшной хромотой, начал только в четыре с половиной года. Бегать, пусть и еле-еле, я начал и вовсе только в девять лет. И то, благодаря конезаводу из соседнего города, куда меня с семи лет возили как на работу. Так что, когда мои ровесники зимой бегали на лыжах, катались на коньках или санках – мне оставалось лишь смотреть за этим со стороны. Где уж тут не впасть в депрессию? Наверное, единственное, что было положительного во всей моей «истории болезни», это то, что на лошади я езжу лучше многих совершенно здоровых людей. Правда, в школе я тоже не учусь, благо, что вырос в семье учителей уже неизвестно, какого поколения.

Приближался год лошади, моего любимого животного. Каждый Новый год я отмечал с родителями, дедушками, бабушками. Друзей никогда не было, брат был старше на пять лет и уже учился в институте в другом городе. Да и раньше мы не так много общались. Он с детства был спортсменом, всё время пропадал в секциях, на соревнованиях, в походах, я же – дома с книгой в руках. У него всегда была куча друзей, я ими особо не обзавелся даже в Интернете. Не было общих тем. Да и откуда им взяться? Я нигде не был, ничего в жизни не видел, что я мог обсудить с ними? Не скажу, что отмечать все праздники с взрослыми было веселее, но с ними мне было проще найти общий язык. Хотя по стопам родителей пошел именно брат, он будущий учитель физкультуры.

Наверное, понимая, что спортсменом мне никогда не стать, и что от скуки я невольно перечитаю всю домашнюю библиотеку, родители уже на третий день после рождения нарекли меня Соломоном. Видимо, узнав мой диагноз, они сразу поняли, что мне только и остаётся наращивать мозги – моим мышцам это явно не грозило.

Зачем я ехал? Хм, проще будет начать немного издалека. Я не зря упомянул тот Новый Год, последний для деда Вити. Первое моё впечатление о нём было примерно такое: вечно молодой. Если не сказать, ребёнок пенсионного возраста. Он казался чудаковатым, странным. Всё время шутил, хотя некоторые его фразы тогда были для меня совершенно непонятны. Основной темой его разговоров была магия, какая-то своя, особая, странная и непонятная никому. Никто из взрослых уже давно не воспринимал его шуток всерьёз, да и его самого – тоже. Собственно, когда мой дед, старший брат деда Вити, умер, наши семьи много лет не общались вообще. Но так уж сложилось, что за две недели до праздника дед Витя сам всех обзвонил и позвал к себе. В его огромной квартире могли поместиться все многочисленные родственники, но приехали всего две семьи – мы и сын деда Вити с женой и детьми. Мой отец вообще человек сердобольный, наверное, кроме него про дедовского брата эти годы никто и не вспоминал вовсе. Отказаться показалось некрасиво. Поначалу, я ту поездку воспринял без энтузиазма, решив, что это будут очередные скучные посиделки. Не знал я, как сильно ошибался…

Уже после полуночи, встретив Новый Год, когда все собирались спать, отец посмотрел в окно и с сожалением заметил:

– А снега снова нет. Что-то совсем зимы хилые стали. Да и прогноз обещает, что весь январь будет со слабыми морозами и частыми оттепелями.

– Плюнь ты на эти прогнозы! – Воскликнул тогда дед Витя, чья улыбка напоминала таковую у сумасшедшего, – Хочешь, завтра уже снег ляжет? Утром проснётесь – и в снежки играть пойдёте?..

Его сын тогда лишь махнул рукой и ушел спать, а мой отец, как более корректный, уклончиво ответил:

– Ну, хотелось бы верить, но, боюсь…

– А ты не бойся! Сейчас, при тебе! Сколько лет я вас ждал! – Он схватил ножницы и… стопку белых салфеток, – Сейчас, увидишь! Сколько лет не получалось, но сегодня дом мой полон, жизнь в него пришла, есть у меня силы чудо вам показать!..

Он с азартом принялся кромсать ножницами салфетки. Делал это так ловко, что движениям его пальцев и опытный фокусник позавидовал бы. Он вырезал обычную снежинку, которыми раньше часто украшали окна на новогодние праздники. Только узор был причудливый – снеговики, ёлки, даже силуэт Деда Мороза на одной из «снежинок» угадывался легко.

– Три месяца зимы, и снежинок три, – Бормотал дед Витя, прилаживая их на окно. Снежинки он с помощью белого пластилина прилепил одна на одну, все три на одну точку на стекле. Затем посмотрел на нас и улыбнулся: – Снег завтра ляжет!..

Затем он положил поверх снежинок ладонь, пару секунд подержал её, как вдруг отпрянул от окна, словно его каким-то невидимым ударом отбросило назад. Казалось, он резко отдал ей часть себя, часть своей энергии. Постояв еще пару мгновений, он уже без особого азарта пожелал всем приятных снов и лёг спать. Легли и остальные. Сон в ту ночь легко свалил меня, но уже в четыре часа утра, когда дом был тих и безмолвен, я проснулся от дикого воя на улице. Выл ветер. Сильный, лютый ураганный ветер. Его порывы сотрясали дом, казалось, что крышу уже давно оторвало и скоро снесет потолок над моей головой. Понял я и то, что у меня замёрзли нос и уши, хотя с вечера в доме было жарковато – баба Дарья с котелком перестаралась.

Поняв, что под одним одеялом до утра я рискую превратиться в кусок льда, я в ту ночь спустился в гостиную, где и висела «снежинка». Там лежал хороший плед, который я хотел унести к себе и положить поверх своего одеяла. Когда я уже взял плед под мышку, в гостиную вошел дед Витя. Увидев меня, он кивнул на окно и сказал:

– Воевода пришёл! Смотри, как метёт!..

Я посмотрел за окно и прифигел: вместо раскисшей грязи и луж вокруг всё было засыпано снегом. И, судя по узорам на стёклах, при этом еще и ударил хороший мороз.

– Какой воевода? – Не понял тогда я, хотя зрелище за окном завораживало.

– Мороз! – Зычным голосом сказал дед Витя, – Если увидишь его шествие во сне – расскажи мне об этом утром.

– Ладно, – Не вполне понимая, о чём вообще речь, согласился я и ушел в свою комнату. Несмотря на то, что сон после разговора с дедом как рукой сняло, отключился я почти мгновенно, едва снова моя голова коснулась подушки. И я увидел воеводу. Его можно было принять за Деда Мороза в синей шубе и с посохом. Только на доброго старичка он не был похож! Это был огромный мужичище со свирепым выражением на лице, пробивающий себе дорогу тяжёлым белым посохом. За ним шли вовсе не Снегурочки, а, скорее, озверевшие снеговики – наверное, они были из снега. Это были такие же огромные человекоподобные монстры, вокруг которых кружилась метель. И всё это войско шло к нам, заметая снегом города и веси. Мороз зычным басом гнал их вперёд, его снежные воины с воем и свистом шли за своим воеводой, готовые снести всякого, кто встанет на их пути.