Я сел на пол возле дивана и глубоко задумался. Чем больше я думал, тем яснее мне становилось, что мир устроен шиворот-навыворот. Мой одноклассник Саша Павлов круглый отличник, и его любят все учителя. Но однажды мы решили прогулять урок истории и спрятались целым классом в рекреации перед кабинетом информатики. Примерно через полчаса учитель догадался, куда все делись. Услышав шаги, мы закрыли дверь, и когда учитель попытался войти, то именно Саша навалился на дверь всем телом, чтобы не впустить врага. Потом нас, конечно, сильно ругали, но учитель так и не узнал, кто держал дверь. И поверьте, никому в голову не пришло, что это мог сделать самый прилежный ученик, гордость школы.

Может быть, пример Саши Павлова не очень убедительный, но возьмите кого-нибудь посерьёзнее, и вы тотчас же увидите, как мир встанет с ног на голову. Да возьмите хоть Деда Мороза! Один раз, когда-то давным-давно подарил кому-то подарок, и с тех пор все в него верят. А он ведь уже лет сто никому ничего не дарил и даже не появлялся!

Я вошёл в кухню, очень строго посмотрел маме в глаза и произнёс:

– Мам, я убираться не буду.

Мама удивлённо подняла бровь:

– Это почему?

– Потому что это, мам, будет сплошное враньё. Я стану таким же вруном, как и все. А я не хочу. Люди делают что-то хорошее лишь затем, чтобы их потом не ругали за плохое. Я решил поступить честно. Я просто не буду убираться. Я люблю беспорядок.

– Если ты переживаешь, что я не буду ругать тебя за беспорядок, то можешь не беспокоиться. Я буду ругать тебя всегда. – Мама рассмеялась.

Но я был не так наивен, как она полагала. И чтобы доказать серьёзность своих намерений, я вернулся в комнату и стал всё перекладывать с места на место, надеясь перепутать ещё больше. Но не тут-то было. Папа, проходивший мимо моей комнаты и заметивший возню, немедленно доложил маме:

– Кажется, кое-кто занялся уборкой!

Господи, он подумал, что я убираюсь! Вы понимаете, понимаете, насколько это нелепо? Ведь я, наоборот, делал беспорядок! Всё вокруг не то, чем кажется. Всё вверх ногами. Но меня не проведёшь. Я всё разбросаю. Штаны сюда, свитер туда, книжки можно вот так поставить, большой надувной мяч пусть будет посередине, а носки на батарее… Я метался по комнате, раскрасневшийся и довольный, как вдруг почувствовал неладное. Я остановился, вытер со лба пот и ахнул – сам того не заметив, я прибрал в комнате. Беспорядок превратился в порядок против моего желания. В недоумении я плюхнулся на диван. И как меня только угораздило забыть, что в этом мире всё всегда происходит наоборот!

Мама сказала, что сыра сегодня больше не будет. И нечего пыхтеть, с надеждой глядя на папу. Надо есть мясо. Мясо – здоровая и правильная еда. А на сыре всё равно далеко не уедешь. Сплошное баловство.

Маленькая собачка с грустными висячими ушками услышала мамины нотации, вздохнула и отправилась спать в другую комнату. Я остался сидеть на кухне. Честно говоря, я никогда не понимал, почему родителям обязательно надо всех мучить. Сперва они третировали только меня, а потом, когда появилась собака, принялись и за неё. Взять хотя бы имя – Мэри! Ну кто называет собаку Мэри? Это же оскорбление! Мэри – имя для кошки! Всех наших знакомых собак звали приличными именами: Тайлер, Фрэнк, Джина. Правда, мой друг Паша назвал свою собаку Лосось, а это даже хуже Мэри, но это исключение. И потом, Лосось действительно был похож на лосося – такой же рыжий и пушистый… То есть, ну, если представить себе, что у рыбы есть шерсть… Впрочем, неважно. Наша такса Мэри никак не похожа ни на Мэри Поппинс, ни на какую бы то ни было ещё девушку с зонтиком. Я так и сказал папе:

– Пап, зачем это имя? Ты что, думаешь, она умеет летать?

Но папа, по-моему, ничего не понял, он только посмеялся и потрепал меня по голове. Меня раздражает, что, когда взрослые чего-то не понимают, они сразу делают ироническое выражение лица и участливо похлопывают меня по плечу или гладят по голове, как будто это я чего-то не понял.

Имя для собаки – не единственная проблема. Мама не разрешает ни мне, ни Мэри есть много сыра. Правда, сам сыр я не люблю. Но я люблю сырные крекеры, а мама вечно придумывает, что от них у меня начнётся гастрит, изжога, несварение и в конце концов я умру. Я однажды сказал маме, что, по моему мнению, я скорее умру от противного холодного творога по утрам, но творожная смерть её не особенно беспокоит. Кажется, она считает, что если я умру от творога, то это ничего. А вот от крекеров – плохо. То же самое со школой. Когда я объясняю, что у меня от математики рябит в глазах и мне лучше на неё не ходить, родителям всё равно. Они больше доверяют чужой тётеньке, классной руководительнице, которая утверждает, будто я просто ленюсь. Кстати, это полная неправда.

И вот теперь ещё мне не разрешают поехать в космический лагерь. Вместо этого я должен буду всё лето сидеть с бабушкой на даче. Моя бабушка уже старая, больная, скоро умрёт, и это лето может стать для неё последним. Так мама говорит. Но я не понимаю, почему она должна умирать именно в то лето, когда мне надо в лагерь? Я даже предлагал маме договориться с бабушкой, чтобы та умерла как-нибудь в другой раз, например после следующего лета, ну, чтоб я смог в лагерь съездить. Но мама в ответ только рассердилась и долго повторяла: «Как не стыдно, как не стыдно». Думаю, что «стыдно» – это когда всё внутри стынет, человек становится холодным, как ледышка, и умирает. Я не хочу стыднуть. Поэтому мне придётся ехать к бабушке.

Но позавчера я всё-таки не выдержал. Раз мои родители такие ужасные люди, надо самостоятельно устраивать жизнь. Пока папа мылся в душе, а мама читала книжку про гастрит, я добрался до телефона, который стоит в коридоре на тумбочке. Было довольно сложно дотянуться до трубки, ведь телефон очень-очень высоко, а я в классе самый маленький. Пришлось принести табуретку. С неё я легко достал до телефона и набрал бабушкин номер. Она сняла трубку почти сразу.

– Алло, – сказала бабушка.

– Алло, это вас беспокоят из школы № 171. – Я откашлялся и постарался говорить басом. – Ваш внук Витя очень умный мальчик. Да что там! Он просто гений! С ним не сравнится ни Пушкин, ни Эйнштейн. – Я помолчал, проверяя реакцию.

– Да-да, я вас внимательно слушаю, – серьёзно ответила бабушка.

– Ну так вот. Поскольку он такой умный, ему обязательно надо поехать в космический лагерь.

Бабушка ничего на это не сказала, и я был немного сбит с толку, ведь по плану она была обязана возмущаться.

– В лагерь он должен ехать, – неуверенно повторил я. – Понимаете?

– Чу́дно, и в чём же дело? – спросила бабушка.

Тут я уже окончательно разволновался. Бабушка не возражала и, по всей видимости, не собиралась.

– Так вы не против? – робко спросил я.

– Даже готова поехать с ним, – усмехнулась бабушка.

– Ой, не надо! То есть, – я осёкся, – в поезде очень мало места. Это будет очень маленький поезд с очень маленькими сиденьями. Только для детей.

– А-а-а, ну если только для детей, то конечно, – загадочно протянула бабушка.

– Отлично, спасибо, пойду скажу маме! – выпалил я, бросил трубку и вдруг понял, что выдал себя с головой. Но, в общем-то, какая разница? Ведь бабушка всё равно согласилась. Я зашёл в спальню и, переминаясь с ноги на ногу, начал: – Мам, слушай…