– Наверное, вы правы, Михаил Коронатович, – кивнул Руднев, – но все же большевики останутся большевиками – то есть людьми не нашего круга. А, следовательно, теми, которым полностью нельзя доверять. Я согласился на ваше предложение не покидать мостик «Рюрика» и пойти с вами в поход на север только потому, что все прочие альтернативы мне пока кажутся совершенно безумными. Вот кончится война в Европе, тогда я с чистой совестью подам в отставку, чтобы, удалившись от дел, предаться писанию мемуаров где-нибудь в Швейцарии или Нидерландах, подальше от всех этих российских неустройств и смут. Помяните мое слово, Михаил Коронатович, дольше пяти лет большевики у власти не удержатся. Россия разорена войной, плохим управлением и отвратительными дорогами. Ну а мужики, населяющие ее, нищи, безграмотны и обозлены на любую власть. Проводить вместе с большевиками социальный эксперимент – это совершеннейшее безумие…

– Кхе, кхе, – раздалось позади Руднева покашливание комиссара эскадры Сладкова. – День добрый, господа офицеры. Надеюсь, что я вам не помешал?

– Да нет, что вы, господин комиссар, – с легкой саркастической усмешкой ответил адмирал Бахирев, – просто Владимир Иванович, находящийся во власти терзающих его смутных сомнений, изливал мне свою душу. А что еще делать – обещанных нам угольщиков-то до сих пор нет.

– Тогда, – точно так же саркастически усмехнулся комиссар Сладков, – можете считать, что я вам принес долгожданную благую весть. Радисты приняли сообщение с «Олега», что они с эсминцами встретили конвой угольщиков и теперь конвоируют его к нам. Это к пополнению запасов угля. Что же касается пяти лет, отведенных господином Рудневым на существование советской власти, то должен заметить, что еще совсем недавно нам уже предрекали неделю, а потом и целый месяц правления. Теперь у оппозиционных пифий самый популярный срок – от полугода до девяти месяцев. За это время наша власть, по их пророчествам, должна окончательно разложиться и дискредитировать себя. Так что вы, Владимир Иванович, еще очень щедры. Но я думаю, что и год, и пять, и десять не ослабят, а только укрепят нашу власть. Народ готов к переменам, он понял, что так, как он жил раньше, дальше жить просто невозможно.

– Я, господин комиссар, – ответил Бахирев, – по убеждениям своим монархист, а следовательно, отношусь к вопросу роли личности в истории так, что, если есть Личность с большой буквы, то будет и История. Безотносительно политических убеждений этой Личности. А если Личности нет, то будет сплошная керенщина, нескончаемая смута и анархия. Это мы уже проходили.

Пока у вас там всем заправляет господин, пардон, товарищ Сталин, чьи таланты правителя я уже успел оценить, то все у большевиков будет получаться, да и во всей России дела будут идти хорошо. Даже по трем прошедшим месяцам я уже могу судить, что худшее уже позади. Если же этого человека, весьма серьезного в своих устремлениях, опять потеснят разного рода беспринципные и безответственные болтуны, то тогда, как уже сказал Владимир Иванович, я не дам вам и пяти лет. Россию захлестнет кровавый потоп. Но это мое личное мнение, господин Сладков, и я не смею вам его навязывать.

– Аналогично, Михаил Коронатович, – соглашаясь, кивнул Сладков, – я тоже не буду навязывать вам свое представление о роли в истории революционных масс. Хотя, наверное, истина где-то посредине. Массы без лидера – это неуправляемая толпа, стадо, раздираемое противоречиями. А лидер без масс – это мечтатель, не способный что-либо изменить в жизни.

– Хорошо, сойдемся на этом, – сказал Бахирев, – а теперь скажите, не поступало ли к вам со стороны советского правительства каких-либо новых указаний в отношении наших действий в архипелаге Грумант?

– Нет, господин адмирал, – пожал плечами Сладков, – все инструкции, данные нам в начале похода, остаются в силе.

– Очень хорошо, – сказал Бахирев, – тогда я прямо сейчас, в вашем присутствии дам, капитану первого ранга Рудневу соответствующие указания. Я, Владимир Иванович, сразу после завершения бункеровки углем перейду на «Севастополь», который вместе со всей эскадрой направится в Мурман. Вы же, взяв, кроме «Рюрика» под свою команду «Андрея Первозванного» и «Республику», а также «Олег» для посылок, пойдете прямо на север, для того чтобы утвердить русский суверенитет над архипелагом Грумант. Если этого не сделаем мы, то в самое ближайшее время это сделают норвеги. И архипелаг с его угольными копями, а также с богатейшими рыбными запасами в окружающих его водах будут навсегда потеряны для России. Справитесь, господин капитан первого ранга? Или нам с господином комиссаром подыскать другие кандидатуры?

31 (18) декабря 1917 года.

Бывшее Великое княжество Финляндское.

Гельсингфорс, Александровский театр.

Уполномоченный Совнаркома генерал-лейтенант

и барон Густав Карлович Маннергейм

Неделю с небольшим назад, когда в Борго был зверски убит великий князь Кирилл Владимирович со всей семьей, на территории Финляндии было введено осадное положение. Скажу прямо – я не ожидал, что большевики, при всей их жесткости и решительности, сумеют так быстро прекратить кровопролитие. Но я ошибался. На этот раз, похоже, убийство в Борго возмутило всех.

Полная информация об этом жутком преступлении была опубликована во всех местных газетах. Приехавшая из Петрограда журналистка мадемуазель Ирина Андреева подробно расписала то, что произошло в доме великого князя, снабдила свой материал рассказом нескольких пойманных в тот же день убийц и дополнила все это выразительными фотография – теми, которые можно было напечатать, не повергая в шок читателей.

Результат газетной публикации был ошеломляющий. Душегубам никто уже не сочувствовал. Националисты почувствовали это, когда красногвардейцы и отряды матросов из Гельсингфорса начали, как говорят мои новые знакомые с эскадры адмирала Ларионова, «зачищать» Гельсингфорс и другие города бывшего Великого княжества Финляндского. Перед убийцами захлопнулись все двери, им отказывали в приюте и помощи.

Только самые оголтелые из финских националистов продолжили свои кровавые подвиги. Но с ними красногвардейцы и военные патрули не церемонились. Бандитов, пойманных на месте преступления, они расстреливали прямо на месте без суда и следствия. Остальные имели шанс сохранить жизнь, если они при аресте не оказали сопротивления. Несколько дней подобного террора – и волна кровопролития резко пошла на убыль.

К тому времени к борьбе с погромщиками приступили и прибывшие из Петербурга люди из ведомства господина Дзержинского. Они с помощью своих агентов из числа местных финнов установили фамилии и имена главарей националистов, а также места их жительства, и начали их арестовывать одного за другим. На границе большевики тоже навели порядок. Теперь она будет проходить не как раньше – за Сестрорецком, а там, где ей и положено быть – по границе со Швецией. Конечно, контрабандистов и тех из местных, кто годами занимался противозаконной торговлей, это вряд ли остановило. Но, с учетом строгих наказаний за такие вот «шалости», я могу смело предположить, что контрабандистов изрядно поубавится.

Осуществлял пограничный контроль вновь созданный Корпус пограничной стражи, который возглавил знакомый мне полковник Лесков. Он и раньше служил в этих краях и хорошо знал, что и как можно и нужно сделать, чтобы надежно перекрыть пути перемещения через границу подозрительным личностям и контрабандным товарам. Пограничные стражники уже задержали несколько горячих голов из числа шведской молодежи, которые на свой страх и риск решили отправиться в Финляндию, чтобы «помочь своим братьям, стонущим под игом жестоких угнетателей».

Я побеседовал с этими молодыми обалдуями после того, как люди Дзержинского, проведя предварительный допрос задержанных и убедившись, что никто из них не замешан в преступлениях, передали их в распоряжение гражданских властей.