Достигнувшее Симферополя известие об аресте делегации курултая спровоцировало полный распад как самого курултая, так и правящей Директории с их крымским штабом. Примерно к полудню 16 декабря господа депутаты, министры и военные деятели начали разбегаться. Это, в свою очередь, заставляло нас поторапливаться, в опасении того, чтобы в Симферополь, узнав о наступившем хаосе и безвластии, не отправили новые отряды «братишек» из Севастополя, рассчитывавших вдоволь пограбить и побесчинствовать.

Но, как доложили нам прибывшие оттуда сочувствующие нам рабочие морзавода, появление в Крыму Красной гвардии, а также отсутствие согласия между вчерашними товарищами вызвало изрядное смятение в умах. Политический коктейль, состоящий из анархистов всех мастей, эсеров и эсдеков-леваков – сторонников «мирового пожара в крови», непрерывно заседая и митингуя, пока еще не пришел к какому-то определенному решению.

Но я на всякий случай, помня о первом этапе Гражданской войны, именуемом в нашей истории периодом «эшелонных сражений», послал передовой казачий дозор на разъезд «1389 км», чтобы взорвать путь и не допустить появления отряда морячков, жаждущих пустить кровушку «буржуям и золотопогонникам», вроде «Черноморского революционного отряда» анархиста Мокроусова. Зная о событиях, произошедших в Петрограде, любой из атаманов матросской вольницы понимал, что скоро советская власть покончит с беззаконием и грабежами. Он вполне мог принять самостоятельное решение выступить на Джанкой. А мне очень не хотелось быть застигнутым врасплох.

Кстати, крымские кавалеристы 1-го эскадрона, вступившие с нами в контакт еще два дня назад, к настоящему моменту уже полностью освоились в нашей компании, прониклись важностью момента и активно агитировали прибывающих в Джанкой своих однополчан. «Хитом сезона» стали наши морпехи, про которых новоприбывшим рассказали, что они «головорезы пострашнее кубанских пластунов». Конечно, любого, незнакомого с нашими орлами, впечатлило зрелище, когда обычные с виду люди ударом кулака ломают толстые доски и ребром ладони крушат стопки кирпичей. Если честно, то это я попросил наших парней продемонстрировать обычный набор трюков, показываемых на разных смотрах и выступлениях перед гражданскими зрителями.

А вечером, уже почти на закате, в Джанкой прибыл «Илья Муромец» из Петрограда, вместе со своим грузом. Коротко извинившись перед генерал-майором Скалоном за то, что наш с ним разговор придется на время отложить, я с ходу начал отдавать команды.

В первую очередь в Севастополь, на двух конфискованных у сбежавшей делегации курултая легковых авто были отправлены прилетевшие на «Илье Муромце» балтийские матросы-большевики. Каждый из них имел при себе мандат, для пущей важности, подписанный двумя руководителями большевистской партии и советского правительства: Лениным и Сталиным. Перед ними стояла задача – найти для нас в Севастополе точку опоры и, по возможности, нейтрализовать пропаганду любителей революционного экстрима. Когда мы войдем в Севастополь, противник должен быть нейтрализован.

Прямо тут же, на взлетном поле, куда уже начали подтягиваться солдаты Крымской бригады, была развернута проекционная установка, подключенная к переносному бензиновому генератору. На длинных шестах растянули белый полотняный экран. Поле постепенно заполнялось спешенными кайдешами, выстраивающимися в эскадронные колонны. Быстро темнело…

– Господин майор, – обратился ко мне полковник Башко, – поясните, наконец, что нам делать дальше?

– Погодите, Иосиф Станиславович, – ответил я ему, – вы, с вашими людьми, сможете стать зрителями исторического события. Потом мы определим вас на ночь на постой в один из хороших домов, а завтра утром вы вылетите в обратный рейс, увозя в качестве пассажиров несколько местных персонажей, с которыми непременно захотят побеседовать в Петрограде.

Речь шла о Достовалове, Айвазове и прочих примкнувших к ним господ. В ведомстве товарища Дзержинского с ними тщательнейшим образом побеседуют и получат информацию о событиях в Крыму, так сказать, из первых рук.

И вот, наконец, все было готово. Я подошел к стоящей чуть поодаль группе старших офицеров Крымской бригады.

– Знакомьтесь, господа, – сказал полковник Петропольский, – это представитель нынешнего правителя Советской России господина Сталина майор Красной гвардии Мехмед Ибрагимович Османов.

– Честь имею, господа, – поздоровался я с офицерами бригады.

– Господин майор, – продолжил Петропольский, – разрешите вам представить командира бригады полковника Григория Александровича Бако и командира Второго Крымского конного полка полковника Осман-бея князя Биарсланова.

– Очень приятно, господа, – сказал я, пожимая руки представленным мне офицерам, – у нас все готово, и вы можете занимать свое место в строю.

Как только старшие офицеры, кстати, настроенные весьма скептически, заняли свое место в строю, я дал отмашку техникам, и полотняный экран ярко засветился в сгустившейся тьме. На экране перед изумленными кайдешами появилась семья свергнутого императора Николая. Правда, самого бывшего царя, без бороды, с небольшими усиками и в очках, было сразу трудно узнать. Но Александра Федоровна в скромном темном платье и прижавшийся к ней цесаревич, одетый в солдатскую гимнастерку, все узнали сразу. Рядом с бывшими самодержцами стояли четыре дочери бывшего российского императора, одетые в серые платьица и белые косынки сестер милосердия. Вот Александра Федоровна, отстранив от себя цесаревича, сделала шаг вперед и сказала:

– Верные мои, отважные солдаты прославленного Крымского конного полка…

При этих словах бывшей императрицы весь личный состав бригады как по команде снял головные уборы и опустился на одно колено.

– …я должна сказать вам, – продолжала Александра Федоровна, – что мы живы и здоровы, и слухи, распускаемые о насилиях и оскорблениях, которым якобы подвергли мою семью нынешние правители России, ложные. Мои славные воины, я хочу поблагодарить вас за преданную службу и обращаюсь к вам с просьбой. Для того чтобы избежать усугубления смуты и кровопролития в нашей стране, я прошу вас принять присягу на верность новой власти и служить новому законному правительству России так же преданно, как вы служили нам.

Оператор совершил наезд, и потрясенные солдаты Крымской бригады увидели, как по щеке бывшего императора скатилась слеза, а цесаревич снова подошел к матери и прижался к ней.

– Спасибо вам за все, дорогие мои, – сказала Александра Федоровна, – и простите нас за то, что мы не смогли спасти нашу любимую Россию от смуты. Надеюсь, что вы не посрамите имя верных и храбрых воинов и еще не раз порадуете меня известиями о ваших славных делах. И да пребудет с вами милость Всевышнего. Успехов и удачи вам, господа. Помните, что я душой всегда вместе с вами, и молюсь за вас, как за своих родных детей. До свидания.

Бывшая императрица подняла руку, словно благословляя зрителей.

Экран погас, и командир бригады полковник Бако зычным голосом скомандовал:

– Бригада встать, головные уборы надеть. К присяге подойти.

Одно дело было сделано, теперь перед нами лежали Симферополь и Севастополь.

17(4) декабря 1917 года.

Петроград, Таврический дворец.

Тамбовцев Александр Васильевич

Дел на меня навалилось столько, что практически не оставалось времени для сна. И все дела были одно другого важнее. Не знаешь, за какое дело и браться в первую очередь. Спасало лишь то, что удавалось находить толковых людей, которые, пусть и не без колебаний, но шли на службу новой, Советской России.

Вот и сегодня я встречаюсь с одним их таких людей. Но о нем чуть позже, а пока о той проблеме, которую нам требовалось срочно решить. Начну по порядку.

Переговоры в Риге, как известно, закончились подписанием мирного договора между Советской Россией и Германской империей. После начались работы по демаркации новой границы. И, соответственно, назрел вопрос о создании службы, которая занялась бы охраной этой самой границы, то есть о погранохране.