Потом пошел к Нечипоренко и обговорил с ним и офицерами детали похода. Берем четыре пулемета во вьюках и все ленты, гранат – сколько поднимем, и еще надо взять больших гранат штук пятьдесят. Патроны забираем все.

Пошел в шатер, там меня дожидался Букин. Он спросил, как же так, я уйду в поход, а его здесь оставлю.

– Да, геразмач Андрэ, ты теперь – начальник штаба самого негуса, справишься, у тебя просто отлично получается штабная работа, а уж здешние старые пердуны вообще такого не видели. После того как тихо исчез старый дэджазмач, они будут сидеть как мыши под веником – ты же слышал сегодня полную тишину. Здесь все как негус велит, как у нас при Алексее Михайловиче было, бояре сидели в палате и в этом их работа и заключалась. И вообще, остаешься здесь за старшего, а то артиллерийский поручик Петров впал в депрессию, лежит целыми днями на койке, хотел я с ним поговорить, а он одно: домой хочу, в Россию. Старика Артамонова с тобой оставляю, скажу, чтобы он тебя обихаживал, как меня, и кофе готовил по утрам. На новом месте не разбредайтесь, лучше живите кучно, что казаки оставшиеся, что артиллеристы.

А казакам сказал, чтобы русские русских не обижали, а то насильно в арапы запишу. Тут за мной пришли и сказали, чтобы я шел к дэджазмачу расу Мэконнену. Зашел в шатер к расу, он был один, мы обнялись, как родственники, давно не видевшие друг друга, хотя расстались меньше чем две недели назад.

– Что же ты, сын, покидаешь меня, – спросил рас, – зачем ты вызвался идти в этот рейд, под пули.

– Это война, отец, а я тут уже многим в зубах навяз, – ответил я, – пойду, проветрюсь. А если серьезно, ты же слышал, что я сказал: если мы дадим соединиться подкреплению с основными силами, у нас возникнут проблемы, лучше уж бить итальянцев по частям.

– Да, пока меня не было, ты вызвал ненависть всех старых военачальников, мне негус рассказал, как ты вел допрос. Я бы ни за что не поверил, что это может сделать утонченный европеец, вот абиссинец, вроде меня, да еще рас – может. Может, ты скрытый абиссинец, помнишь, ты мне говорил про вашего поэта Пушкина, в котором была абиссинская кровь, вы не родственники?

– Наверно, нет, – ответил я, – просто я – Белый Арап[20].

– Да, говорят, белый арап на нас поднимается. Двести миллионов войска ведет за собой!

– А откуда же он? Белый арап?

– Из Белой Арапии!

23 февраля 1892 года император Всероссийский допоздна засиделся в своем рабочем кабинете. Верный Черевин, наверно, давно принял рюмашку и теперь храпит в своей спаленке Гатчинского дворца. Вот, опять принесли донесение по абиссинскому вопросу, сегодня доставлена шифровка телеграфом, да пока расшифровали, время и прошло. С одной стороны, этот самый посланник Степанов не виноват в том, что случилось. С другой стороны, едва удалось замять дипломатический скандал, пусть его не Степанов устроил, он тут лицо скорее пострадавшее, но все же. Вот теперь просится в отставку: генерал Обручев, по наущению дипломатов, всем велел снять русские мундиры и, кто хочет помочь негусу, могут делать это как партикулярные[21] лица, на свой страх и риск и Российская империя не несет за них никакой ответственности.

И вот посланник первым подает рапорт об отставке, а за ним – большая часть офицеров, унтер-офицеров и нижних чинов, причем из казаков. Артиллеристы погибшего барона фон Штакельберга, видимо, хлебнули горя с самозванцем, как его – Лаврентьевым, которого, на свою голову, умудрился освободить из плена дикарей этот самый посланник. Как писал посланник в Египте, бой был такой, что Степанов положил из пулеметов целую армию дикарей и по Африке о нем ходят легенды, как о великом воине князе Искендере. И бой этот, где пали несколько сотен кавалеристов, обошелся совсем без потерь для русских, чудеса! Понятно, что казаки поверили такому предводителю, и куда он – туда и они. Что же, приму отставку и произведу в очередной чин посланника и всех казачьих офицеров. Ба! Да их всего трое… Ну, вот и получат очередные чины, а захотят вернуться на службу – примем вояк обратно. Еще Степанов просит наград для казаков и сообщает, что подписал наградные листы отличившимся. Ого, подъесаула, то есть уже есаула, к Георгию?! Георгия дума не пропустит, как тогда, с Агеевым. Постой, этот Степанов и Агеева умудрился сменять на захваченного в том бою немецкого полковника. Ай да купчина вчерашний! Молодец! Но с наградами пока подождем, нельзя все сразу, да и на бумаги надо глянуть.

Царь что-то написал на бланке, позвонил в колокольчик, из-за двери показался дежурный флигель-адъютант, забрал бланк и понес его шифровальщику для последующей передачи телеграфисту. Той же ночью телеграмму приняли в Джибути и отдали старшему абиссинского конвоя, прибывшему за грузом с ушедшего пять дней назад русского парохода.

За три дня до этого я трясся в бричке по дороге на Мэкеле. Но я не знал, что когда уже покинул лагерь, из Джибути вернулся императорский курьер, который поехал отправлять мою шифровку и передавать пакет на русский пароход, если тот будет. Курьер шифровку отправил и сказал, что, когда уже собирался покидать Джибути, ему сообщили, что идет русский пароход с грузом для негуса. Это последний пароход, англичане сказали, что в связи с развитием военного конфликта они не будут пропускать военные грузы в Абиссинию[22]. Также у него не хотели принимать шифрованное отправление, но телеграфист сказал, что это – в последний раз, а потом – всё, иначе его уволят, и то отправляет сейчас только потому, что консул не написал ему письменного распоряжения, как требуется в таком случае. Курьер подождал прихода парохода и отдал пакет капитану. Потом с сообщением о пришедшем грузе поскакал назад, к негусу. При грузе было всего трое русских караульных, а ящиков много, так что пришлось поторопиться, пока сомали не растащили груз или французы не конфисковали его, наложив секвестр на военную поставку.

Перед выходом в поход ко мне пришло еще четыре казака и трое артиллеристов, среди них – два наводчика – фейерверкера, которые согласились перейти в армию негуса (видимо, вчерашний блеск золота сыграл роль катализатора). Попросил оформить рапорта об отставке через непосредственных командиров, для чего пошел к депрессивному поручику Степе Петрову. Бедный мальчик разрыдался и сказал, что он не трус, ему только вся эта война опротивела, его дома невеста ждет (показал фотокарточку – очень миленькая девушка) и мама старенькая и больная, а вдруг его убьют или даже ранят, как Михневского (по слухам, в газетах было написано, что ему ногу отняли). И вообще, он не военный, а физик и математик, закончил Петербургский университет.

Вот, подумал я, еще один математик, хоть кафедру открывай… Степа буквально плакал, ну пусть выплачется, легче будет, не видит же никто. Сказал ему, что я тоже магистр математики, увидел, как у Степы глаза округлились, и сказал, что еще много чем занимаюсь (например, уши отстреливаю непокорным рабам и раненым топчусь на животе), и могу его понять. Ну, бывает ошибочным выбор профессии, я вообще сначала юристом был, так напиши сейчас рапорт об отставке, он автоматически пройдет. А потом уволишься со службы и становись хоть учителем математики, хоть инженером, тут, конечно, дополнительное образование потребуется, но, если в физике и математике разбираешься, остальная география на автомате пройдет. В общем, нарисовал парню перспективу, он успокоился, а я ему сказал:

– Так что, Степан Степанович, остаешься здесь на хозяйстве, присматривай за народом, чтобы не баловали и помогай капитану Букину, он у нас теперь абиссинский генерал.

Пожал ему руку, и окрыленный Степа поскакал к русскому геразмачу Андрэ.

Оглянулся на колонну, растянулись по дороге и пылят, из форта, наверно, уже видно, а вдруг воины раса Микаэла ушли, сняв осаду? Попросил ближайшего казака передать Нечипоренко, что ехал во главе колонны, выслать передовой дозор подальше, провести разведку, что там впереди творится. Мы тащим все оружие, что осталось. Вооружим форт и сами дальше пойдем, обучив местных обращению с пулеметами. Пушки тоже все во вьюках, вон, артиллеристы едут в моих песочниках. Тут вообще анекдот вышел: привезли им форму, которую носят артиллеристы негуса. Оказалось, это тапки с загнутыми носами, широченные шаровары и красные короткие курточки с золочеными пуговицами. На голову положена красная феска с кисточкой. Дело в том, что артиллерия в Абиссинию пришла от турок и форма скопирована с турецкого образца, местные ей очень гордятся, особенно пуговицами. Так то местные, а мои артиллеристы сказали, что хоть в исподнем поедут, но это клоунство не наденут, да еще оно явно басурманское.