— Козу, говорю, иди подои. Я сама не успеваю, — сестра вышла с огорода с ведром, на четверть заполненным огурцами.

— Клара, стой! — закричал я, увидев, что она возвращается к грядкам. — Я не умею!

— Альберт, мне не до твоих глупых шуток. Говорю же — не успеваю. А Нюрку надо подоить, да пастись вытащить, — принеслось мне в ответ.

— Клара! — рванул я за ней, хлюпая галошами, надетыми на босу ногу.

Догнал и отобрал ведро.

— Давай я лучше огурцы дособираю? — состроил я просительную рожу.

— Охламон, — раздалось в ответ, но ведро оставили.

Когда я притащил уже заполненное доверху ведро к дому, Павел хмуро курил сидя на сваленных бревнах. Марта играла рядом — донимала кота, не успевшего вовремя смыться. Я ему, конечно, посочувствовал, но был рад, что мучают его, а не меня.

— Здрасьте, соседюшки! — раздалось за забором и спустя секунду над ним возникла повязанная платком женская голова. Женщина смотрела на нас с прищуром и кривила губы в, выдаваемую за приветливую, улыбке.

— Здраствуй, теть Зин, — не особо радостно отозвался Павел.

— Смотрю Альбертик приехал, — ее взгляд остановился на мне, недобрый такой взгляд, отчего я решил, что Альберт на постоянной основе обносил ее огород.

— Здраствуйте, — вежливо поздоровался я.

— А чего к Катьке не зашел? — с претензией поинтересовалась она.

— Не успел еще, — бодро отозвался я. Кто такая Катька я, конечно же, не знал, но к такому повороту событий уже привык.

— С вишней-то чего решать будем? — женщина перевела свое внимание на Павла, — Моя же вишня. В этом году так и знайте, я ее собрать вам не дам! — повысила она голос, — Когда забор уже перенесешь?!

— Теть Зин, да с чего вы взяли что вишня ваша? Эти кусты всегда нам принадлежали. Их еще тетя Марта, мать Клары садила, — мне показалось, что он повторял эту речь уже сотню раз, не меньше.

— Тебе тут вообще ничего не принадлежит, — огрызнулась соседка. — Женился на богатом приданном, еще и Альберта из дома выгнал! Теперь за него ни одна девка замуж не пойдет!

— Теть Зин, — начал багроветь лицом Павел.

— А ты держись подальше от моей Катьки, голодранец, — нелогично закончила женщина и скрылась за забором.

— Ты это, Альберт, даже не думай и не слушай всяких дур. Этот дом всегда будет и твоим тоже, — Павел затушил сигарету и запулил окурок в ведро.

— Да я не думаю, — успокоил я его.

— Вот и правильно, — отозвался Павел, подходя к козлам для распилки дров, — давай лучше помогай.

После обеда, когда с хозяйственными заботами было покончено, я спросил Клару об доставшихся от матери документах.

— Тебе зачем? — удивилась она.

— Посмотреть хочу, может что интересное найду, да и о матери повспоминать охота, — добавил я в голос сентиментальности.

О новоиспеченных родственниках хотелось узнать побольше, поэтому я с азартом принялся копаться в чемодане с документами, что выставила передо мной сестра.

Из интересного удалось выяснить, что мать Альберта была из обрусевших немцев. После войны она сошлась с немецким военнопленным и родила от него двух детей. В документах даже его фотокарточка нашлась с записанным на ней именем — Альберт Взидриц. Но в пятьдесят пятом Взидрица репатриировали и более о нем никаких известий не поступало. Спустя два года Марта вышла замуж за своего коллегу на заводе Анатолия Чапыру, который Альберта с сестрой усыновил. Но брак был не особо долгим. Сперва погиб отец семейства, несчастный случай на производстве, а спустя пять лет слегла от болезни и Марта. После смерти матери, Кларе позволили оформить на брата опеку, так как ей уже исполнилось восемнадцать лет, и она числилась машинисткой на заводе.

Перебирая документы, я так же наткнулся на несколько коротких записок, написанных на немецком языке. Вот только этого языка я не знал и теперь размышлял как из них выудить информацию, что могла пролить свет на историю моей нынешней семьи.

Попросить перевести их сестру? Но это означает раскрыть себя, на что я пойти не могу, ведь это однозначно обернется для меня полным крахом. Придумать амнезию? А вдруг это где-нибудь всплывет и помешает мне в будущем? Да и амнезия какая-то странная получается — русский язык почему-то не забыл, а вот второй родной — немецкий — утратил, да еще и по-английски заговорил, о последнем, конечно, можно не упоминать, но все равно, объясняться и как-то изворачиваться придется. Нет, рисковать я не буду, итак хожу по краю. Да и если я их переведу, то что мне это даст? Немецкий я все-равно не знаю, так что за родственника выдать себя не удастся.

Сложив документы обратно в чемодан, я вышел во двор. На свежем воздухе лучше думалось.

Калитка распахнулась и во двор вошли двое парней моего возраста.

— Здорова, братан! — начались приветствия с рукопожатием и похлапыванием по плечам.

Парни радостно скалились от встречи со старым другом, а я не без интереса их рассматривал. Оба светловолосые, стрижки у обоих по моде не короткие. Роста примерно одинакового, и оба помощнее меня будут. Прикид молодежный, но скромнее городского — клеш поуже и без всяких ярких вставок, бахромы и застежек-молний, рубашки неярких расцветок, правда с теми же заостренными уголками воротника, на ногах обыкновенные кеды из магазина.

— Может до речки прогуляемся? — после первых расспросов и взаимного хвастовства, предложил Колян.

— Да, искупнуться бы, — посмотрев на небо, отозвался второй, тот, что пока оставался для меня безымянным.

— Пошли, — решился я. Охладиться в такую жару действительно хотелось.

Отправились мы в противоположную от здешних высоток сторону. Шли по частному сектору, по пути останавливаясь и перекидываясь парой слов с каждым встречным. Так что к речке мы вышли где-то минут через сорок и я сразу же оказался в центре внимания. На импровизированном пляже в это время было много народу. Разнополые компании подростков и смешанная — молодежи постарше. Одни купались, вторые варили в котелке пойманных раков, третьи играли в карты. И все конечно же знали Альберта. Так что я искупался под визг девчонок, поел раков, под местную бормотуху, и сыграл в карты на шалбаны. В конфликте тоже поучаствовал. Кое-кому не понравилось, что я стал городским и типа зазнался. Драки не случилось — я особо не рвался, а моему оппоненту вручили в руку гитару и заставили петь.

Стемнело, подростки разошлись по домам, а мы, окружив костер, сидим, слушаем исполнение плаксивым голосом блатных песен.

Чувствую, что кто-то гладит меня по спине. Поворачиваю голову — Катька — та самая, от которой мне велели держаться подальше. Осмелев, девушка подвинулась ближе и положила мне голову на плечо. Все-таки у нас с Альбертом разные вкусы. Он все каких-то коротышек выбирает, но хоть симпатичных на лицо. Да и в темноте, после бормотухи его выбор меня вполне устраивает.

— Куда пойдем? — шепчу я ей.

— Возьмешь меня с собой? — шепчет она мне в ответ.

— Куда? — не врубаюсь я.

— В город, — поясняет она.

Не срослось — понимаю я.

Утром я проснулся весь искусанным. Забыл веранду от этих кровососущих тварей марлей закрыть. Встал, почесываясь, прогулялся до сортира, по пути поздоровался с тетей Зиной, что бдила на посту за забором, и пошел завтракать.

Семейство Ситниковых уже было на кухне. За столом сидели Павел с дочерью, а Клара хлопотала рядом.

— Садись давай, гулена, — отреагировала на мое появление сестра и поставила передо мной тарелку с кашей.

— Везет тебе, — изобразил зависть Павел, — вот попробовал бы я пьяным завалиться ночью, горланя песни на всю улицу, так меня бы поедом неделю ели. А тебе слова против не сказали, и кормят первым.

— Держи свою кашу, — улыбаясь, поставила Клара перед мужем точно такую же тарелку.

— Нет в мире справедливости, — показушно вздохнул зять.

— Я хоть убедилась, что с Альбертом все в порядке, — смеясь ответила на реплику мужа Клара.