Положа руку на сердце, мэтрессу мне было немного жаль. Но себя всё-таки жальче: отсутствие больших надежд на прощание с этой вредной дамой в ближайшем будущем огорчало, а развитая ею прямо сейчас бурная деятельность изрядно действовала на нервы. Особенно учитывая, что по моему скромному мнению важность обоих балов для академии здорово переоценивалась, а ведь ради них коту под хвост отправлялось по две недели учёбы каждый год.
Например, занятия на полигоне были с понедельника полностью отменены, дабы, боги упаси, от студенческой неумелости не пострадали изгороди, газоны или того хуже беседки. По той же причине не проводились и лабораторные практикумы: вдруг что-нибудь ненароком взорвётся, сгорит или просто воздух всерьёз и надолго испортит.
Но хуже всего было то, что для размещения гостей на ночь после бала каждый год спешно расселяли первый и второй этажи общежития, распихивая их обитателей со всеми пожитками по остальным комнатам. И в нашу с Ликой подселили какую-то наглую второкурсницу, которая немедленно высказала нам за беспорядок и потребовала, чтобы ей освободили кровать и половину шкафа, не смели занимать ванную дольше пяти минут и вообще желательно в комнате не появлялись. Даже на ночь, потому что сон у неё очень чуткий и хрупкий.
Столь выдающееся нахальство на время лишило дара речи даже обычно решительную и готовую постоять за себя Лику. Зато, видимо по закону сохранения энергии, прорвало меня. Во вторник, после очередного требования девицы освободить комнату на пару часов для её посиделок с подругами. Не особо стесняясь в выражениях, я практически на одном дыхании высказала этой юной особе, где и в каком виде мы видали её подруг, а также драгоценные наряды, чуткий сон и желание принимать душ когда вздумается.
Эта неожиданная решительность не сошла мне с рук. Разумеется, девица тут же нажаловалась мэтрессе Дау. В другое время та, конечно, пожала бы плечами и просто переселила её к кому-нибудь другому, но сейчас забот ей и без того хватало. А вот помощников — совсем наоборот. Так что уже второй вечер подряд я осваивала нелёгкий труд горничной.
Не сказать, чтобы домашняя уборка была для меня чем-то новым. И здесь, и раньше, в родительском доме, я всегда сама ей занималась. Мы не были настолько богаты, чтобы иметь постоянную прислугу, только весной и осенью мама нанимала женщину в помощь для генеральной уборки. В остальное время мне приходилось справляться практически в одиночку. Да что там, и сейчас, приезжая домой, я каждый раз драила полы, натирала мебель и выбивала пыль из одеял, подушек, покрывал и ковриков. В моё отсутствие никто этим особо не утруждался.
Студенты уборкой тоже утруждались далеко не все, особенно парни. Потому под кроватями и шкафами у них то и дело обнаруживались, помимо неизбежной пыли и засохших липких луж, предметы весьма пикантные. Убедительно доказывающие, что не зря большинство будущих временных постояльцев этих комнат берегли своих дочек, внучек и племянниц от Арсдейра. Хотя, если хорошо подумать, большого толку от их осторожности всё равно не было.
Смущения у меня, в отличие от моей напарницы, трепетной первокурсницы, подобные находки не вызывали: мусор как мусор. Что же до обстоятельств его появления… каждый волен жить как считает нужным, а в восемнадцать лет пора бы знать, для чего на самом деле предназначено неудобное, но такое красивое кружевное бельё.
Впрочем, даже без всех этих ахов и закатываний глаз в намёке на скорый обморок, толку от моей недобровольной помощницы было чуть. Она оказалась явно из тех нежных девочек-цветочков, которых мамы всегда ограждали от любой жестокости мира, в том числе от немытого пола и пыли на полках. Пришлось поручить ей менять воду и переставлять вёдра поудобнее. Не столько даже по доброте душевной, сколько от понимания, что всё равно придётся за ней перемывать, и так оно выйдет ещё дольше.
Когда мы таким манером уже почти закончили со второй за сегодня комнатой, на пороге появилась мэтресса Фишт. Мысленно выругавшись от всей души, я приготовилась к суровой критике, и не зря. Придирчиво осмотрев результат преимущественно моих трудов и не найдя никакой заметной без лупы пыли и грязи, мэтресса обратила взор на окно. И разумеется, нашла его недостаточно сияюще чистым.
Вообще-то мытья окон и не планировалось, обычно этим занимались в конце лета и весной, когда уже устанавливалась тёплая погода. К тому же трудно было представить, что кто-то из высоких гостей решит в ночь после бала полюбоваться здешними видами в кромешной темноте, а утром все уже благополучно разъедутся. Но мэтресса Фишт сейчас слишком горела желанием выслужиться, чтобы принимать во внимание подобные пустяки.
Ещё раз мысленно пожелав мэтрессе всего светлого и радужного, я попросила напарницу ополоснуть ведро и набрать чистой воды, а сама не без усилий распахнула окно, уселась на подоконник, откинула голову назад и подставила ветру и дождю разгорячённое лицо. Раз уж выбора не осталось, стоило воспользоваться случаем и немного подышать свежим воздухом вместо алхимических ароматов уборки.
Камень под моей правой рукой отчётливо шевельнулся. В первое мгновение я не придала этому значения: в старом замке периодически что-нибудь разваливалось и отваливалось. Потом проснулось непременное любопытство и услужливо подбросило мысль о том, что это может быть маленький тайничок обитателей комнаты. И сунуть туда нос будет, конечно, крайне невежливо, но на всякий случай необходимо. На какой именно всякий случай, я придумать не успела, но это было уже не важно. Напарница до сих пор гремела ведром в ванной, и я решилась. Поудобнее устроилась на подоконнике вполоборота и присмотрелась к камню.
Магия тут явно присутствовала, но скрыта была так хорошо, что ощутить её удавалось только прикоснувшись к камню. Осторожно примерившись, я подцепила то, что приняла за удерживающую петлю, и потянула вверх. И тут же в мою ладонь словно спицу раскалённую воткнули. Боль вышла короткой, но очень яркой. Отдёрнув руку, я в ужасе на неё уставилась, но не увидела никаких следов. Значит, это было всего лишь предупреждение: не лезь, дальше будет больнее.
Вновь опасливо коснувшись камня кончиками пальцев, я принялась прощупывать плетение более внимательно, и почти сразу очень порадовалась, что его создатель решил начать всё же с малого. Не окажись он или она таким… предупредительным, я уже осталась бы без руки. Определённо слишком круто для студенческого тайничка. Лично мне нечего было и думать вскрыть такое, во всяком случае прямо сейчас. Чары выглядели хитро, изящно, а ещё от них пахло временем. Их не тревожили очень давно, они дремали тут десятилетия, успев покрыться своеобразной плёнкой, похожей на пыль, только магическую.
— Тряпку чистую нужно? — тоскливо вопросила напарница, ставя на подоконник ведро.
— Неси, — согласилась я, спрыгивая на пол и пряча обратно под косынку растрепавшиеся на ветру волосы.
Тайник мог оказаться чем и чьим угодно. Зато его наверняка неспроста устроили именно так, чтобы до содержимого можно было добраться не только из комнаты, но и с улицы. Далеко не всё можно запросто пронести в замок, но уж если очень нужно, легче всего проделать лазейку в защитных чарах изнутри, а потом просто протянуть руку. А ещё таким манером удобно тайком обмениваться подарочками.
С разгадкой тайны очень помог бы хороший артефактор, но я не знала никого, к кому можно было обратиться с подобной просьбой. Зато знала, кто может знать. Только вот сомневалась, что время сейчас подходящее для копания в подобных замшелых секретах. С другой стороны, разве не именно этим самым мы давно уже заняты?
* * *
Ночью я долго не могла заснуть. Вертелась с боку на бок, пытаясь решить, рассказывать ли о странной находке. Это могло оказаться полной ерундой и пустой тратой времени. Но могло и не оказаться. Чтобы узнать наверняка, придётся проверить, иначе никак. Вот только не окажется ли это сродни проверке подозрительного саркофага?
И кстати об этом самом саркофаге. Пока было что-то не похоже, чтобы Вистан всё же рискнул сунуть туда нос. Неужели почуял ловушку? Или как раз устраивает засаду в ожидании спецов из Тайной Канцелярии, в надежде застать их врасплох и благополучно умыкнуть каштан, вытащенный из огня чужими руками? Второй вариант выходил явно предпочтительней, зато первый представлялся более вероятным.