- Эй, уважаемый! Лучшую комнату и стол для благородного рыцаря!

  Нехотя отрываюсь от книги, поднимаю глаза. Он стоит, горделиво подняв подбородок, рука на эфесе клинка, взгляд в сторону. Позолоченные доспехи, сплошь покрытые гравировкой, сверкают даже в тусклом свете масляных ламп, шлем с алым плюмажем рыцарь держит подмышкой, расплескав золотистые локоны по стальным пластинам оплечий. Красуется. Словно гравюра из рыцарского романа.

  Желтый кругляш, небрежно брошенный им на стойку, исчезает в моем кулаке, взамен ложится тяжелый бронзовый ключ.

   - Вверх по лестнице, по коридору, последняя дверь налево, - говорю я. - За стол еще золотой добавить придется.

  Уголок его рта дёргается от моих слов, но гордость не дает возмутиться заломленной ценой. Рыцарь же должен быть щедрым, не так ли? Монета исчезает в моей ладони, не успевая удариться о стойку.

   - Мое имя - Шарль де Арзо, Рыцарь Серебряной Розы и Победитель Дракона, - он говорит громко, привлекая внимание посетителей, хотя формально обращается только ко мне. - Запомни это имя, трактирщик, ибо его хозяин вскоре освободит королевство от гнета презренного колдуна, называющего себя Тёмным Лордом.

  Впрочем, его слова не вызывают у остальных посетителей ни малейшей реакции.

   - А я - Барни, трактирщик, - отвечаю я намного тише. - Прикажете подать обед в комнату или спуститесь в зал?

   - В комнату, - предсказуемо отвечает рыцарь и, звеня шпорами, топает в сторону лестницы. Он ждет, что я провожу его, но я не трогаюсь с места. Много чести. Рыцарь уходит, и я чувствую закипающую внутри него ярость.

   - Карл, жаркое для рыцаря, - говорю я в окошечко, ведущее на кухню. Карл, повар, утробно рычит в ответ - мол, понял. Он не показывается посетителям - тридцать пять лет назад ошибка акушера превратила его в ужасное искорёженное чудовище, а несчастный случай с кипящим маслом, приключившийся пять лет спустя, добавил красок в его облик.

  Я привычным движением переворачиваю песочные часы и окидываю взглядом таверну. За большим центральным столом варвар Колон, темпераментно размахивая топором, красочно описывает алхимику Жерару, что он планирует сотворить с Тёмным Лордом, когда до него доберется. Колону плевать на злодеяния Лорда, он молод, мускулист и горяч, его манят слава и приключения. Ну, и немного женщины, конечно.

  Жерар слушает его молча - его рот занят едой. Руки алхимика, покрытые незаживающими язвами и старыми шрамами, все время в движении - они рвут мясо, отделяют волокна от костей, колотят мослами по блюду, добывая драгоценное лакомство - жирный костный мозг. Жерар поразительно худ для своего аппетита и выглядит истощенным. Он заказывает вдвое больше еды, чем любой другой посетитель, и берет добавку в номер, на ночь. Очень ценный клиент.

  Вместе с ними сидит Лея, волшебница. Ее лицо и фигура настолько идеальны, что вызывают подсознательное отторжение. Лея не понимает этого. Она перекраивает свое тело магией вновь и вновь, становясь все прекраснее и прекраснее. Все уродливее и уродливее.

  Волшебница тонко дразнит Колона, распаляя его. Эти двое всегда тянутся друг к другу.

  - Говорят, что Тёмный Лорд трёх метров ростом, а изо рта его исходит огонь, - говорит она, делая изящный, тщательно выверенный жест рукой. Варвар лишь презрительно хмыкает. Плевать он хотел на габариты противника.

  В дальнем тёмном углу сидит Кловис. Сирота, воспитанная в приюте при монастыре, принявшая постриг в четырнадцать лет, она всегда закутана в многослойный балахон, оставляющий снаружи только лицо. Кловис ест только хлеб и воду, её кожа бледна, а глаза горят фанатичным огнём. Чётки в ее руках трепещут, терзаемые нервными пальцами; Кловис постоянно смотрит на всех с нескрываемой ненавистью, а ее бледные губы бесконечно шевелятся в неслышной молитве.

  Ей было бы удобнее молиться в своей комнате, но она не уходит. Я гляжу на неё и слегка улыбаюсь - толстяк-трактирщик постоянно улыбается. Я помню то, о чём не помнит никто в этом зале; я знаю маленькую тайну Кловис, которую не знает даже она сама. Я вспоминаю тот день, когда Шарль и Лея не дошли до трактира, а Колон переборщил с алкоголем. Он, Гаррет и Жерар тогда изнасиловали Кловис прямо на центральном столе - долго, с выдумкой и старанием. Она проклинала их самыми страшными словами... первые несколько минут. Потом были слышны лишь пыхтение и её сладострастные стоны. А когда все трое устали и оставили девушку в покое, Кловис, не утруждая себя одеждой, бегала за ними и требовала продолжения с тем же фанатизмом в глазах, что и ранее возносила молитвы.

  Тот день закончился плохо. Ночью Кловис взяла кинжал и зарезала всех, кто попался под руку. Меня спасла толстая дверь, которую я всегда запираю на ночь. Оставив на ней пару отметин, Кловис полоснула себя по венам...

  Она, конечно, этого не помнит.

  Когда последняя песчинка падает на вершину холмика из своих товарок, кухонная дверца открывается, выпуская поднос с тарелкой жаркого, кувшином вина и приборами. Я принимаю его, поворачиваюсь и встречаюсь взглядом с Гарретом.

   - Мне нужна комната, - говорит он, опуская глаза. Это выглядит так, как будто он смущается, но я знаю, что это не так.