– Нет.
– Это хаси, – показываю ей палочки. – Вот так надо держать. Острое любишь? Васаби? Немножко. Попробуешь?
Несмело кивает. В глазах спрятано любопытство.
Зайка какая… Ухмыляясь, демонстрирую ей последовательность.
– Немного васаби, потом соевый… Открывай рот.
– А? – взлетают её брови.
– Открывай, – требовательнее повторяю я, облизывая губы и возбуждаясь от двузначности. Подношу к её нежным пухлым губкам ролл. – Открывай рот. Я тебя покормлю.
Мои веки тяжелеют, в своих фантазиях я совсем в других обстоятельствах говорю ей это…
– Мужчины у вас не кормят женщин?
– Только в первую брачную ночь… сладостями… – вспыхивает она.
– Ну, считай, у нас первая. И коль мы с тобой отказались от её ммм… «сладких» вариаций, то придётся тебе отведать острого из моих рук.
Губы несмело размыкаются. Не моргая, обхватывает ролл, скользя губами по палочкам.
Вау…
Кровь бросается ей в лицо, глаза распахиваются ещё сильнее. Замирает.
– Остро?! Жуй! Рис погасит остроту.
Быстро жуёт, жалобно хныкая.
– Держи, – протягиваю сок, – запивай! Сейчас будет вкусно и хорошо.
Мда… Всё, как в первую брачную ночь!
«А ведь… я мог бы… пойти этой дорогой!» – проскальзывает крамольная мысль. Неудивительно! Её алеющие губы и скользящий по ним язычок выключают мою адекватность.
Выпивает половину стакана, на глазах проступают слёзы. Машет на лицо руками.
– Нужно поменьше васаби. Ты не ешь острое?
– Чуть-чуть можно… – допивает сок. – Много женщине – плохо.
– Почему?
– Острое разжигает похоть. Мужчине – можно. Женщине – стоит воздерживаться.
– Как интересно! Почему такое разделение?
– Мужчине похоть дана Аллахом, чтобы продлять свой род. А женщине не нужна похоть. Она просто не имеет права отказывать мужу… – опускает взгляд, – в праве наслаждаться ею. А её похоть бессмысленна.
– Ммм… очень спорно! Я бы сие правило тоже отменил. Но тут как знаешь. Ещё?
– О, нет! – испуганно. – Я больше не смогу!
– Кушай запеканку тогда и яблочки. А я суши доем.
Макаю суши в соевый, засовываю себе в рот, кайфуя как фетишист от того, что мои губы соприкасаются с теми местами на палочках, которых касались её губы.
Опять шокированно не моргает.
– Дай угадаю, – смеюсь я, проглотив. – Нельзя есть из одной чашки?
Активно кивает, с ужасом глядя, как я подхватываю палочками очередной ролл.
Господи, да я бы тебя всю вылизал, детка, чего ты так ужасаешься?
– Отменяем! А целоваться как? Или только еды касается? Чисто теоретически спрашиваю! – поднимаю обезоруживающе раскрытые ладони, улавливая её страх.
– Я не знаю… Мужчина сам определяет… степень своей чистоты. Шариат не запрещает… Если… ммм… чистая…
– Чистая?
– Оу… Нехорошо такое обсуждать. Можно, не буду?
– Можно.
Телефон в кармане трезвонит. Алла… Я засиделся?
Ну а что, мне с собственной женой поболтать нельзя? Раз уж мы с ней так вляпались. К тому же она единственная в этом доме меня пока не бесит. И голос у неё очень тёплый и умиротворяющий. Практически терапия всех моих неврозов. Я же не домогаюсь её в конце концов. Просто беседуем.
Опухшие от васаби губы обхватывают десертную вилку с яблоком и скользят…
Ох, неспроста ваши мужчины отдельно едят! И вовсе не из соображений чистоты и прочей ахинеи! Как тут есть? Когда вся кровь в нижнее полушарие отливает. Надо валить отсюда, пока я не…
«Алла!» – напоминаю я себе. Вот там можно брать всё, что вздумается. А здесь нельзя…
Встаю, оставляя её за столом, достаю из шкафа пару подушек, одеяло и постельное.
– Справишься? Я пойду… Ночь уже.
– Поднос на кухню можно отнести? – отодвигает пустую чашку.
– Да я сам. Спокойной ночи.
– Спасибо…
Внизу лестницы Алла!
– Тридцать минут!
– Ай… – с досадой дёргаюсь я. – Хватит! Пойдём спать.
– А что спать-то? Удовлетворился уже, что ли?
– Идиотка… – закатываю я глаза. – Реально бесишь! Тормози!
– Или что? Опять вещи собирать?? – с обидой.
Ррр… Дайте сигарету. А лучше три!
Проходя мимо неё, вырываю из руки пачку. На кухне смотрю на неё, понимая, что сейчас сорвусь!
Нет. Сказал – бросаю. И точка.
Сминаю пачку, вышвыриваю в мусорку.
И лучше сейчас никому меня не бесить!
Глава 11
Первая брачная ночь (Ляйсан)
С сомнением смотрю на лестницу кровати. Не хочу туда лезть. Там же жарко! А пульта от кондиционера нет. Да и дома у нас спят по-другому: подиум, обитый ковровой тканью, тонкий матрац и подушки.
Стягиваю сверху два сложенных стопкой одеяла. Одно – потолще – складываю пополам и стелю на пушистый ковёр вместо матраса. Вот так будет хорошо! Быстренько обустраиваю себе импровизированную кровать.
Платяной шкаф пуст, и я развешиваю там своё платье и костюм для университета.
Внутри всё ещё тревожно стучит. И я так не усну. Поэтому не тороплюсь ложиться.
В телефоне новая симкарта. Вбит только номер Тимура. И теперь у меня нет даже маминого номера. Захожу в свой мессенджер, меняю номер телефона в аккаунте на новый. Вот… Часть моих малочисленных контактов восстановлена. Мамин номер. Она тоже рассержена на меня… Но я знаю, что переживает. Поэтому пишу ей короткое сообщение, что со мной всё хорошо, и муж меня не обижает, и это мой новый номер.
Прочитано.
Не ответила.
Может, отец запретил. Не знаю… Что обижаться, если я сама во всём виновата? Я не обижаюсь. Пока что всё хорошо. Гораздо лучше, чем если бы отправили на родину. Уж лучше я буду терпеть эту Аллу! А Тимур… Буду стараться ему угождать во всём. И думаю, он не станет плохо ко мне относиться. Вспыльчивый, иноверец, но не злой.
Всё успокоилось, я одна, и в голову опять лезет погубивший меня образ. Машинально захожу в аккаунт Антона. Любуюсь на его фото. Красивый… Красивый мужчина – плохо. Всегда грязная постель. Достойный – лучше. К красоте через год привыкнешь и перестанешь замечать. А жить всю жизнь. Красивый – недостаток. Но попробуй это объяснить моему глупому сердцу!
Заблокирован. Отец заблокировал. Мой палец крутится на иконке «разблокировать». Нет, не потому, что я на что-то ещё надеюсь. А потому что нам вместе сдавать проект. И я свою часть сделала, пока искала, чем отвлечься в ожидании приговора. А сделал ли он, не знаю.
Снимаю блокировку. Но ничего не пишу. Ночь…
Тимур просил расписание. Пересылаю ему сообщение с расписанием, отправленное мне когда-то старостой.
Забираю полотенце, что дал Тимур, и иду в душ. Волосы собираю наверх, чтобы не замочить. Сегодня с утра только вымыла. Да и необходимых средств для укладки нет. Нужно попросить Тимура. Я же теперь его харем. Он должен заботиться об этом.
Смываю с себя этот бесконечный страшный день под струями прохладной воды. И расслабляюсь с пониманием того, как мне всё-таки повезло. Что будет потом – не знаю. И буду ли я рада своему положению завтра – не знаю. Но сегодня всё хорошо. У меня есть мгновение на радость.
Оборачиваюсь полотенцем, заворачивая потуже на груди. И выхожу. Встряхнув головой, позволяю волосам рассыпаться по плечам и свободно упасть. Надо заплести перед сном. Отыскиваю выключатель от бра в виде месяца. Гашу большой свет, оставляя только ночник. Слышу шум шагов за дверью. Панически сжимаю на груди пытающееся свалиться с меня полотенце. Я же голая! Оглядываюсь, ища взглядом, чем прикрыться. Не успею! И только решаю забежать обратно в ванную, как дверь открывается.
– Марусь?…
Мужчина… Не Тимур!
Кровь бьёт в голову, я шокированно замираю, ослепнув от стыда.
– Вау…
Чувствую кожей взгляд. Липкий, масляный, ощупывающий каждый сантиметр моего голого тела, которое видно из-под полотенца.
– Надеюсь, это подарок? И ты просто перепутала комнату, да?
Не понимаю ни слова, в ушах шумит.
– Ну?… – ожидающе. – Поздравляй… Я весь в предвкушении!
В доме моего отца не пьют вина. Но пьяных людей я несколько раз видела. И этот мужчина нетрезв. Его речь смазанная и невнятная. И даже стоя в паре метров от него, я чувствую специфический запах.