Уязвленный Стокстилл, прервал его:

— Я искренне хочу вам помочь.

— Да бросьте, — ответил далекий голос. — На самом деле, это я вам помогаю, док. И в глубине души, подсознательно, вы сами это чувствуете. Просто вам хочется ощущать, что вы снова делаете какое-то стоящее дело, верно? Уже, небось, и забыли, когда в последний раз переживали такое. Давайте так — ложитесь, расслабьтесь, а все остальное уже мое дело. — Уолт усмехнулся. — Вы, конечно, понимаете, что весь этот разговор я записываю на пленку. И теперь каждый раз, пролетая над Нью-Йорком, буду транслировать наши дурацкие разговоры — там просто обожают всякую такую высокоинтеллектуальную чушь.

— Прошу вас, — сказал Стокстилл, — давайте продолжим.

— Так, так, так, — фыркнул Дэнджерфилд. — Ну, разумеется. Может, рассказать о девчонке, в которую я влюбился в пятом классе? Именно тогда по-настоящему начались мои кровосмесительные фантазии. — Он помолчал, а потом задумчиво продолжал: — А знаете, я ведь не вспоминал о Майре много лет. Пожалуй, лет двадцать, не меньше.

— Вы приглашали ее на танцы, или что-нибудь в этом роде?

— Это в пятом-то классе ? — воскликнул Дэнджерфилд. — Да вы, должно быть, спятили. Конечно же, нет. Но мы, правда, целовались. — Теперь его голос звучал куда более расслабленно, почти так же как раньше. — Никогда этого не забуду… — пробормотал он.

Его на мгновение заглушила статика.

— … а потом, — снова сумел разобрать слова Дэнджерфилда доктор Стокстилл, — Арнольд Клейн дал мне по башке, а я его изрядно отделал, чего он, в сущности, и заслуживал. Вы меня слышите? Интересно, сколько народу нас сейчас слушает. Я вижу, как там внизу загорается все больше огней — со мной стараются связаться сразу на нескольких частотах. Погодите-ка, док. Нужно ответить на несколько вызовов. Вдруг со мной пытаются связаться и другие психоаналитики. Кто знает, вдруг среди них окажется кто-нибудь получше вас. — И напоследок добавил: — Да и подешевле.

Наступило молчание. Через некоторое время Дэнджерфилд заговорил снова:

— Меня тут поддерживают, говорят, что я совершенно правильно сделал, отметелив Арнольда Клейна, — довольным голосом сообщил он. — Пока мнения разделились как четыре к одному в мою пользу. Мне продолжать. Или как?

— Будьте добры, — подтвердил Стокстилл, делая пометки в блокноте.

— Что ж, — заговорил Дэнджерфилд, — потом еще была такая Дженни Линхарт. В начале шестого класса.

Спутник, по-видимому, приблизился, поскольку качество приема значительно улучшилась. А может, просто, такой качественной оказалась аппаратура Хоппи. Доктор Стокстилл откинулся на спинку стула, снова закурил, и принялся слушать голос, который становился все громче и, в конце концов, целиком заполнил небольшую комнату.

«Интересно, — подумал Стокстилл, — сколько раз Хоппи вот так же сидел здесь, слушая спутник? Строя планы на будущее, готовясь к предстоящему дню. А теперь все кончено. Кстати, взял калека этот морщинистый высохший трупик с собой? Или он по-прежнему валяется где-то неподалеку?»

Стокстилл не стал оглядываться. Все его внимание было сосредоточено на голосе, который сейчас был таким громким и отчетливым. Сейчас он не замечал ничего, кроме этого голоса.

Бонни проснулась в непривычной, но довольно мягкой постели в незнакомой комнате. За окном разливался желтоватый тусклый свет утреннего солнца, заливая комнату. Над кроватью, протягивая к ней руки склонился человек, которого она очень хорошо знала. Это был Эндрю Гилл, и на мгновение Бонни представила себе — позволила себе представить — что они вернулись на семь лет назад в день катастрофы.

— Доброе утро, — пробормотала она, обнимая Эндрю. — Подожди, а то ты меня сломаешь. К тому же ты сегодня еще не брился. Да и вообще, в чем дело? — Бонни резко села, оттолкнув его.

Гилл ответил:

— Ты, главное, не волнуйся.

Откинув одеяло, он поднял ее на руки, и понес к двери.

— Куда мы? — спросила Бонни. — В Лос-Анджелес? Ты что же — так всю дорогу и будешь нести меня на руках?

— Нет, мы должны кое-кого послушать. — Гилл плечом толкнул дверь и внес ее в небольшой коридор с низким потолком.

— Интересно. Кого же? — спросила Бонни. — Послушай, но ведь я же не одета. На ней была только ночная рубашка, в которой она спала.

Впереди виднелась гостиная четы Харди. Там у радиоприемника сгрудились Стюарт Маккончи, супруги Харди, и еще несколько человек, скорее всего, работников мистера Харди. На лицах присутствующих читались радость и облегчение.

Из динамика доносился тот же голос, который они слышали вчера вечером — или не тот? Эндрю Гилл уселся на стул, посадив ее на колени.

— … а потом Дженни сказала мне, — слышалось из приемника, — что я напоминаю ей большого пуделя. Думаю, причиной тому было то, как обычно стригла меня сестра. Я действительно был похож на пуделя. Она вовсе не хотела меня обидеть. Она просто сказала то, что думала, и дала понять, что думает обо мне. Согласитесь, даже это уже само по себе, было большим шагом вперед для человека, считающего, что его вообще никто не замечает? — Дэнджерфилд смолк, будто ожидая ответа.

— С кем это он разговаривает? — сонно спросила Бонни, так еще окончательно не проснувшаяся. И только тут поняла, что все это означает.

— Он жив, — воскликнула она. А Хоппи больше нет. — Черт побери, — громко сказала она, — может, кто-нибудь все-таки расскажет мне, что случилось? — Бонни слезла с колен Эндрю и теперь стояла дрожа — утренний воздух был довольно прохладен.

Элла Харди сказала:

— Мы и сами не знаем, что случилось. Очевидно, он вышел в эфир среди ночи. Мы просто не выключили радио, потому и услышали. Обычно в это время передачи не бывает.

— Такое впечатление, что он разговаривает с врачом, — сказал мистер Харди. — Возможно, с психиатром, который пытается его лечить.

— Боже милостивый! — воскликнула Бонни, едва не складываясь пополам от смеха. — Ушам своим не верю! Это же сеанс психоанализа! «Но, — подумала она, — Где же Хоппи? Неужели он сдался? Может быть, он попытался дотянуться так далеко, что напряжение оказалось непосильным. Не могло ли оказаться, что у него, как и любого другого живого существа, имеется свой предел возможностей?» Она поспешно вернулась в свою комнату, прислушиваясь к тому, что происходит в гостиной, и стала одеваться.

«Неужели он думает, — сказала она себе, натягивая одежду, — что этот знахарь сможет ему помочь?» Бонни с трудом смогла застегнуть юбку — ее трясло от холода и смеха. «Дэнджерфилд лежащий там, на спутнике на кушетке, и повествующий о своем детстве… о, Господи, — подумала Бонни, и поспешила в гостиную, чтобы ничего не пропустить.

В коридоре ее ожидал Эндрю.

— Сигнал исчез, — сказал он. — Больше ничего не слышно.

— Почему? — Веселье мгновенно сменилось ужасом.

— Нам вообще повезло, что мы хоть что-то услышали. Но, думаю, с ним все в порядке.

— Ой, — сказала она. — А я так боюсь за него. Вдруг ему плохо?

Эндрю ответил:

— Нет, нет, он в норме. — Гилл положил свои большие руки на плечи Бонни . — Ты же сама слышала, слышала, как он говорит.

— В таком случае, этот психоаналитик заслуживает самой высокой государственной награды.

— Да, — серьезно согласился он. — Ты совершенно права. Психоаналитик — национальный герой. — После этого Эндрю замолчал, продолжая сжимать ее плечи, но держась на некотором расстоянии. — Ты извини, что я вот так ворвался и вытащил тебя из постели. Просто я был уверен, тебе не хотелось бы это пропустить.

— Верно, — согласилась Бонни.

— Ты все еще настаиваешь на продолжении путешествия. До самого Лос-Анджелеса?

— Ну… — ответила она, — у тебя же здесь дела. Во всяком случае, можем здесь пробыть какое-то время. Подождем, и посмотрим, будет ли с ним все в порядке и дальше. — Она все еще испытывала тревогу, все еще опасалась Хоппи.

Эндрю заметил:

— Никогда ни в чем нельзя быть уверенным до конца, ты согласна? Давай разберемся: он смертен, следовательно, рано или поздно все равно умрет. Как и все мы. — Он пристально смотрел на нее.