Проводя большую часть своей жизни в школе, мы пытались зарабатывать, как могли. В интернате кормили четыре раза в день – завтрак, полдник, обед и ужин, но кормили, мягко выражаясь, не очень и нам, подрастающим, активным организмам этого не хватало. Поварихи в столовой специально для нас делали из остатков хлеба сухарики. Ох, какими же они казались вкусными тогда. Либо из-за того, что они были на халяву, либо из-за того, что мы были голодными…а может и то, и другое вместе. В любом случае, таких вкусных сухарей мне больше нигде не довелось отведать. Сухарики – это, конечно, дело хорошее, но хотелось и посущественнее чего-нибудь. У меня была такая схема. Мама давала мне деньги на два жетона, один в начале учебной недели в школу и второй в конце недели – обратно. Я покупал жетоны, чтобы не тратиться на проезд, перепрыгивал через турникет, а жетоны продавал в самом же метро в час пик людям, которые не хотели стоять огромную очередь или просто спешили по своим делам. Цену я заламывал тройную, но никто не жаловался, кому действительно было нужно платили за скорость. На вырученные деньги я покупал еще жетонов и так далее по нарастающей, пока не поднимал нормалью сумму. Но это продлилось не долго, нас отслеживали и выгоняли работники метро. Кстати, самый первый коммерческий опыт у меня был в моей первой школе, во втором классе. В то время у метро начали продавать наборы наклеек с героями из комиксов и мультфильмов, продавали много всякой подобной ерунды, которая сейчас и даром никому не нужна. Но в те времена иметь тетрадку, облепленную различными наклейками, считалось престижно. Я покупал такие наборы, разрезал их и продавал в школе поштучно, по одному герою.
– А я такие наклейки видел у метро, они целыми наборами продаются! – Заявил мне однажды мой одноклассник.
– Ну так иди и купи там! – Ответил я ему и продолжил свой торг.
Часть выручки шла на покупку новых наборов, а другую часть я просто тратил в игровом клубе, где стояли видео приставки. Это был аналог компьютерных клубов только с игровыми приставками «сега» и «денди». К сожалению, долго мое коммерческое предприятие не просуществовало, со временем желающих покупать наклейки становилось все меньше и меньше, пока совсем не сошло на нет. Но, уже чуть позже, в интернате, когда я был в классе пятом, наверное, мы придумали еще один источник дохода. Мы забирались в полуразвалившиеся дома и искали цветной металл – алюминий или медь. Так как это были заброшенные дома, они были обесточены, и мы могли спокойно доставать оттуда провода. В одном из таких домов случилось то, после чего один из нас чуть не остался без руки. Мы залезли в дом, преодолев забор, которым оградили его, дети всегда найдут лазейку. Начали подниматься по бетонной лестнице. Я шел впереди и был очень внимателен, так как иногда эти лестницы были уже с трещинами или даже дырами насквозь, ничего удивительного, ведь весь дом находился в аварийном состоянии. Нужно было аккуратно, как на минном поле, сначала прощупывать пол, слегка наступая, а потом уже идти. За мной шел грузный парнишка, страдающий ожирением, его звали Максим, следом за ним еще два парня. Между нами была дистанция в пару метров. Подходя ко второму этажу, под моими сорока или пятьюдесятью килограммами (я, как и все мужики, не слежу за своим весом) раздался треск, а за ним последовало и шуршание, осыпавшихся бетонных крошек. Я предупредил Максима об опасности и предложил ему остаться внизу, но он побоялся, что мы без него потом и деньги, вырученные от сдачи металла, делить будем и продолжил свой путь. Не успел он наступить на то же место, где я был пару секунд назад, как раздался треск, сопровождаемый гулом, отразившемся эхом по всей лестнице. Максим отскочил назад, в это время я уже был на пролете второго этажа. Максим с испугу, отскакивая, начал пятиться, толкая ребят, которые шли за ним. В этой создавшейся суматохе он поскользнулся или споткнулся, в общем потерял равновесие и начал падать с лестницы в сторону, где должны были быть перила. Конечно, перил уже не было, кто-то об этом позаботился до нас, был только одиноко торчащий из бетона обломок арматуры. Максим, падая, попытался ухватиться за всход, идущий выше, но руки соскользнули, и он провалился в промежуток между лестницами, но до первого этажа он так и не долетел. Первое мое впечатление – это истошный вопль, просто нечеловеческий ор, мне показалось, что этот звук изобрели специально для фильмов-ужасов. Следующее, что я увидел это то, как Максим со своим излишним весом для своего возраста весит на арматуре, торчащей из лестницы, которая воткнулась ему в подмышку и распорола руку почти до локтя с внутренней стороны. Я забыл уже об опасности обрушения лестницы и бросился к нему на помощь. Нам втроем удалось-таки поднять его. От нечеловеческих криков, которые издавал Максим, режущих словно лезвие бритвы, барабанные перепонки грозились истечь кровью. Мы не знали, что делать и побежали наружу искать кого-нибудь из взрослых. Побежало нас двое, один парень придерживал Максима, который еле-еле перешагивал с одной ноги на другую. Надо отдать должное, мы же были еще детьми, а Максим не плакал и не отключился, он шел, шипя, стиснув зубы. Его дыхание было тяжелым, он побледнел, смотрел обезумевшим взглядом в одну точку перед собой. Мы пытались узнать у него о самочувствии, но все было тщетно, он молчал, время от времени издавая гортанный стон. Он держал руку приподнятой и согнутой в локте. Кровь стекала ручейком с его предплечья, образуя непрерывную линию на пыльном полу, на земле, а затем и на асфальте. После того, как я со вторым парнишкой перелезли через забор, подбежали к мужчине, проходившему мимо, и начали наперебой кричать «помогите», он сам нас испугался. Более или менее, с горем пополам перебивая друг друга мы смогли объяснить ему что случилось, и мужчина среагировал очень оперативно. Он с нами прибежал навстречу к Максиму, помог его довести до дороги, вышел и остановился посреди проезжей части. Машина, проезжавшая мимо, была вынуждена остановиться. Сначала водитель хотел было наорать на нашего спасителя, преградившего путь, но, увидев всю картину разом, сказал, «Заскакивайте.». Он нас быстро домчал до ближайшей клиники, где Максиму оказали всю необходимую помощь. Спустя продолжительное время рука зажила и Максим вернулся к естественным радостям детства. Но этот случай нас не очень-то и остановил, мы все равно продолжали свои налеты на заброшенные дома, чтобы разжиться цветным металлом. Жажда наживы и детская глупость – просто ядерная смесь. Мы шли на пустошь за кладбищем, которое находилось рядом с приемным пунктом металла, разводили костер и обжигали провода, чтобы избавиться от изоляции, остужали, сматывали в клубок и несли сдавать. Как раз на этом кладбище я и нашел самодельный свинцовый кастет во время очередного обжига меди. Он лежал аккурат на расстоянии вытянутой руки за оградой кладбища, там-то я его и подобрал, просунув руку между прутьями забора. Со временем мы нашли более безопасный источник цветного металла, мы присмотрели телефонную станцию…во всяком случае, мы так думали. На ее территории находились огромные катушки с проводами, в диаметре они достигали примерно четыре моих роста, такие можно иногда увидеть на стройках. Там нужна была целая команда из шести человек, как минимум. Мы перелезали через забор отматывали провод, сколько могли унести, отрезали его ножовкой по металлу. Смотав провод, мы перебрасывали его через забор, следом за ним перелезали сами. Все это время два человека ждали нас с другой стороны забора. Во-первых, предупредить нас об опасности, если что. Во-вторых, охранять добычу, пока все не вернуться. Но после того, как одну команду задержала милиция, а другую поймал воспитатель прямо в школе, мы перестали рисковать. У тех умников хватило ума притащить провода в спальный корпус и попытаться снять изоляцию вручную прямо в комнате, где они спали. Сложно было их не поймать с поличным, так как ворованные провода были повсюду. Зимой мы решили провернуть еще одно дельце. В бутылки набирали воду из-под крана и поливали ей проезжую часть во дворах, смешивая со снегом. Месиво замерзало и превращалось в каток протяженностью метра два, а иногда еще и с небольшим углублением. Делали мы такие ловушки для машин в нескольких отдаленных друг от друга местах. Чтобы водители не видели лед, маскировали его слегка припорошив снегом. Сами находились неподалеку либо прогуливаясь мимо, либо делая вид, что ждем кого-то, а иногда, если везло и дорога проходила рядом с каким-нибудь домом, грелись в парадной, выглядывая время от времени наружу. Едет машина, начинает буксовать, выходит водитель посмотреть под колеса, мы даем человеку осознать, что самостоятельно ему ну никак не выбраться из сложившейся ситуации, примерно через минуту мы спокойно подходим и предлагаем свою помощь. Некоторые водители на радостях вознаграждали нас денежкой. Но были ребята, которые сами подходили и озвучивали прейскурант. Ходили группами минимум по четыре человека, мы сами-то были маленькие, дети, а тут еще нужно было вытолкнуть машину зимой…скользко же. Правда была пара случаев, когда даже самые дерзкие ребята не осмелились и слова сказать «потерпевшему». Первый раз – в наши силки попалась машина с нарядом милиции, их мы вытолкнули и больше в этот день вообще не промышляли. А во второй раз, вытолкнув полностью тонированную машину мы последовали за ней, ожидая вознаграждения, но машина, проехав пару метров, остановилась неподалеку, а из нее вылезли два крепких кавказца в кожаных куртках, на поясе у одного из них висел нож. Конечно, даже не спросив про вознаграждение, мы ушли подальше. В общем этот источник доходов был сезонным, да и не стабильным, мы забросили его.
