В смутные времена, конец восьмидесятых – начало девяностых, как и для всех рядовых граждан нашей страны, началась «сладкая жизнь»…ну а если серьезно, то это был очень тяжелый период жизни…не только людей, но и нашей страны, как государства. Отец и без того любил покутить, изменял маме, пропадал на несколько дней. В общем вел счастливую личную жизнь при не очень удовлетворяющей его потребности полигамного самца семейной жизни. А в столь тяжелую пору, вместо того чтобы поддержать свою жену и детей, он совсем слетел с катушек. Как мне кажется, это неспособность обеспечить свою семью и осознание полного бессилия в создавшейся ситуации не давали ему покоя, и он пытался утопить свои страдания в бутылке. Но это лишь мое предположение недипломированного не психолога, вполне возможно, такова была его натура. А после того, как зелье действовало нужным образом, он старался самореализоваться за наш счет, а точнее избивая нас, ну или просто унижая. По-моему, женщин, детей, животных и вообще кто слабее обижать могут только люди с комплексами. Я считаю, они таким образом пытаются компенсировать свои недостатки. С большой силой приходит большая ответственность, нет никакой доблести в том, чтобы унизить кого-то, кто заведомо уступает тебе в силе. Отец же частенько на ровном месте придумывал повод, чтобы завести самого себя, и начиналось действо. Риту он не трогал, так как она росла сорвиголовой, этакой пацанкой. Ему это нравилось. Если моя сестра думала, что я любимчик у мамы, то я так же считал про отношения Риты с отцом. Он хотел, чтобы и я стал более хулиганистым что ли и старался внушить мне, что таким быть хорошо. А я, вопреки всем попыткам моего родителя, рос более умиротворенным и рассудительным. Я не был «заучкой», но и хулиганом не являлся. Я всегда задавал кучу вопросов, если мне было что-то не понятно…уж лучше так, чем делать умное лицо и нести несусветную чушь. Это отцу не давало покоя, он постоянно пытался навязать мне свое мировоззрение, но у него ничего не получалось. Из-за этого он время от времени меня подначивал и пытался взять на слабо, как будто он сам был еще подростком. Хотя взять на слабо или спровоцировать выражением «Ну что струсил?» меня было невозможно даже в детстве. Когда мы были на даче у его родителей, он предложил прокатиться на велосипедах до озера и искупаться. Конечно, я согласился, поездка с трезвым отцом к лесному озеру…кто бы не согласился. Мы хорошо покатались по тропам в хвойном лесу, по которым я с друзьями любил ездить, так как они напоминали нам экстремальную трассу для маунтинбайка…о котором мы в те времена и слыхом не слыхивали, ох уж эти импортные словечки. Тропы были уже накатаны и время от времени приводили нас к небольшим естественным трамплинам, были и такие места на этой импровизированной трассе, созданной самой природой, по которым, разогнавшись, как следует, мы могли промчаться параллельно земле. То есть в момент маневра человек с велосипедом ехал боком относительно земной поверхности…главное – избежать критической близости с деревьями, растущими вокруг. Не сложно догадаться, там было сломано не мало транспортных средств и получено ушибов. Конечно, отец не стал повторять за мной все кульбиты, он просто наблюдал с улыбкой на лице за тем, как это делал я. Все было здорово, мы хорошо повеселились. В тот год выдалось не очень теплое лето, поэтому вода в озере не прогрелась. Когда мы прибыли на озеро, я вошел в воду по щиколотку и сразу понял, что вода для меня слишком холодная, я отказался купаться, отец в ту же секунду молча собрался и поехал обратно к дому, я за ним еле поспевал. Весельем уже и не пахло. Единственное, что он мне тогда сказал во время обратного пути – «Тряпка!». А уже зимой в городе мы катались на санках всей семьей. Меня всегда радовали моменты совместного беззаботного времяпрепровождения. Мне было приятно наблюдать, как родители, обнявшись и смеясь спускались вниз на санках, всегда заливался смехом. Так мы прокатались целый день. Родители взяли с собой огромный термос с чаем для нас, а для взрослых немного горячительного в стеклотаре, бутерброды и мы устроили импровизированный зимний пикник. Горка была высокая с крутым спуском, находилась в небольшом лесочке недалеко от дома. Я стал замерзать, особенно руки, варежки от снега насквозь промокли и руки начинали болеть от холода. Я сообщил родителям о своей проблеме, но не просил пойти всем вместе со мной, я знал дорогу, «Это же недалеко.», говорил я. «Терпи! Ты же мужик. Раз болит – значит живое.», проговорил отец с укоризной. Мама начала с ним спорить и в итоге здравый смысл восторжествовал. Только меня одного не отпустили, все собрались и отправились со мной. Отец не скрывал своего недовольства, он хотел остаться, и чтобы мы все остались с ним. Когда мы пришли, мои руки стали согреваться…довольно-таки болезненное чувство для ребенка, доложу я вам. Я не знал куда себя деть, что сделать, чтобы стало полегче и, конечно, обратился за помощью к взрослым. Стоило мне только подойти, отец решил проучить меня…другого смысла в дальнейших его действиях я не вижу, он сказал, что лучше всего согреть руки под водой. Мы вошли в ванную, он включил холодную воду и заставил меня держать руки до тех пор, пока я не заплакал от боли. Сомнительный способ – отогревать руки ледяной водой. Потом уже вмешалась мама, укутала меня в одеяло, налила горячего чаю, надела теплые носки. Так сложилось, что отец не был для меня авторитетом вообще. Мы нормально, как отец с сыном, мало общались, но я любил те редкие моменты. Не то, чтобы он постоянно закладывал за воротник, нет. Просто трезвым, он был не очень общительным с нами. Как будто он существовал в параллельном мире, может быть его угнетала семейная жизнь. Но по пьяни наши миры пересекались и для нас с мамой это частенько заканчивалось катастрофой. Все могло начинаться весело, но итог был почти одинаков. В один из дней, когда он в очередной раз пришел домой во хмелю с другом, он решил поучить меня драться, заодно демонстрируя своему гостю, что вот у него-то растет настоящий мужик. Демонстрацией своих навыков в боевых искусствах и игрой роли моего главного тренера он занимался довольно часто, но, к сожалению, исключительно в нетрезвом виде. Долго подначивал меня, хватая за руки и не слушая мои протесты, вскоре, не дождавшись моего согласия, начал показывать на мне же, как надо правильно бросать через бедро. В итоге он добился своего, «Быстрее сделаю, что он хочет, быстрее он отстанет от меня.», думал я. Не желая причинить ему никакого вреда, я сделал все так, как он только что объяснял, бросок получился красивым…мне, во всяком случае понравилось. Очень может быть, что прием получился не без помощи воздействия спиртных напитков на вестибулярный аппарат моего «тренера», а может отец просто хотел подыграть мне. Не помню сколько мне было лет, то ли в старшую группу детского сада ходил, то ли в первый или второй класс, подобные домогательства происходили часто, пока я не вырос, поэтому они слились в одну массу. Так вот, я его бросил, он, падая, задел головой острый край кровати. Его лоб и лицо были залиты кровью, которая, стекая с подбородка, капала на пол. А он не нашел ничего лучше, чем встать и бегать по всей квартире, радуясь, что я ему разбил голову, оставляя кровавые доказательства этого повсюду. «Мой сын – мужик! Видел? Я же говорю, он будет отрывать бошки всем», восклицал он перед своим собутыльником, который все это время молча наблюдал. Травма была не серьезная, простое рассечение, но крови было достаточно…во всяком случае, для того, чтобы ребенку это засело в память на всю жизнь. В один из таких «веселых» дней, отец, не найдя в нас серьезных противников, поссорился с самим собой. Это могла бы быть шутка, если бы не было правдой, он поссорился со своим отражением в большом зеркале серванта, у которого еще и дверцы были из прозрачного стекла, и полки стеклянные, да и посуды на этих полках было не мало. Слово за слово, и он решает подраться со своим отражением…видимо, чего-то не поделили, любовницу или жену может быть. После двух прямых в…одному ему известно куда он там целился, все, что было перед зеркалом разлетается на мелкие осколки. Лязг разбитого стекла заполнил комнату. Мы с Ритой находились в родительской комнате, но понимали, что резкие высказывания в адрес близнеца, смотревшего, видимо, слишком дерзко, на отца из серванта, обязательно закончатся плохо…и не факт, что волной неадекватной агрессии не заденет нас. Поэтому мы были на стороже и сразу же убежали к себе в комнату, откуда подсматривали в щелочку приоткрытой двери. Его руки, естественно, окрасились темно-красным цветом, как будто он окунул их по локоть в краску. Кровь сочилась из многочисленных порезов и струилась на осколки, на пол. Отец поднял руки и смотрел на них завороженно каким-то пустым, отсутствующим взглядом. Мне всегда было интересно, что же у него творилось в голове в подобные моменты. Кровь стекала по предплечьям и ручейками падала вниз, оставляя красные дорожки. Само собой мама заранее поняла, что он сотворит очередной поступок на номинацию Дарвина и стояла в наготове. Мы все уже тогда научились предугадывать его «взрывы» и старались в критические моменты просто держаться подальше от эпицентра. Мама отреагировала оперативно. Она сразу принесла полотенца, замотала ему руки и вызвала скорую…которая, правду сказать, так и не приехала. Помогая, она попала под горячую руку. Он ругался на нее, обвиняя в том, что это из-за нее все произошло. Ну точно отстаивал честь матери своих детей, а она неблагодарная даже спасибо не сказала. В итоге отцу пришлось самому идти в травматологический пункт, который работал круглосуточно и находился через пару улиц от нас. Маме ничего не оставалось, как в очередной раз оттирать кровавые пятна с пола и убирать разбитое стекло, а нам – ей помогать. Отец любил готовить, но не терпел вмешательств женщин в сам процесс, если уж он взялся за это дело. Все в нашей семье были в восторге от его кулинарных способностей, не важно трезвый он был или нет…за исключением одного случая. Он решил порадовать нас котлетами собственного производства. Отец никогда не покупал готовый фарш в магазине. Брал кусок мяса и пропускал его через мясорубку, в то время у нас не было электрической, только ручная, наверное, к лучшему. Кроме продуктов, отец взял «для настроения» пару бутылок вина или портвейна, я тогда не разбирался в этом, да это и не особенно важно. Пока готовил, приговорил одну из них. Я помогал ему на кухне, почистить там, помыть. В общем устроили мужской кулинарный клуб. Пришел черед делать фарш. Я крутил ручку мясорубки, он нарезал все ингредиенты и засовывал в нее. Так как он уже был навеселе, то не совсем контролировал свое тело…да и мозг, собственно, тоже. Когда отец стал проталкивать в мясорубку очередной кусок мяса, он перестарался и засунул свой палец слишком далеко. Я не сразу понял, что произошло, так как звук, исходящий из недр перемалывающего механизма, почти не отличался, а отец не отреагировал, как бы мог отреагировать трезвый человек. В общем я кручу ручку мясорубки, он проталкивает мясо своими пальцами, мясорубка издает обычный чавкающий звук, перемалывая все, что в нее запихивают. Вдруг отец замирает, глаза его стекленеют, он отталкивает меня от аппарата, я падаю на пол и не понимаю, чего я такого сделал. «Опять начал буянить.», подумал я. Он начинает крутить ручку в обратную сторону и достает свой палец, перемолотый по первую фалангу. То есть палец, как палец, только на конце, вместо ногтя, бахрома из мяса. Его мяса вперемешку с животным. Кровь льется ручьем прямо в миску с готовым фаршем. Я как сидел на полу, так и остался на том же месте, как загипнотизированный, наблюдал, не отрываясь, за его рукой. Не знаю почему, но я не мог отвести свой взгляд в сторону. Он позвал маму…ну как позвал, заорал благим матом, чтобы она быстро бежала на кухню. Прибежала жена, всплеснула руками, начала причитать и ругаться, забегала растерянная по квартире. В итоге замотала полотенцем руку отца, и они ушли в травму. Котлет нам так и не довелось поесть. Мы даже не стали отдавать этот фарш дворовым собакам, просто выбросили на помойку. Еще не хватало, чтобы у нас во дворе бегали собаки, отведавшие человеческой крови.