…В помещение начало поступать из сушилки сухое белье. Женщины, приготовив пластиковые пакеты, ждали, когда к ним подъедет тележка Эрика со стопками простыней, наволочек, полотенец и прочего, и уже через пару минут работа пошла в своем обычном темпе. Но это продолжалось недолго. Где-то налаженный конвейер работы дал сбой. Кто-то прервал рабочий ритм. А постепенно – один за другим – отключились все.

Оказывается тихо, но очень горько плакала работница Тереза, женщина всеми уважаемая, даже можно утверждать, любимица коллектива. Все работницы бросились выяснять причину ее слез. Они окружили ее. Тереза всем показывая свою раскрытую сумку, со слезами сказала: «Нет моего кошелька. Взяли…»

Она была очень доброй и деликатной женщиной и не могла себе позволить произнести слово «украли». Но в любом случае факт оставался таким: у бедняжки пропали деньги! Кто же мог их взять? Женщины смотрели друг на друга, а затем на единственного мужчину. Напуганный Эрик спрятался за стопкой белья, в миг глаза бедняги расширились от страха и стали как два красных угля на фоне темной кожи лица. Когда смуглые и чернокожие люди бывают смущены или растеряны, цвет их лица приобретает фиолетовый оттенок. А сейчас и губы Эрика стали фиолетовыми. Он с беспокойством спросил:

– Что вы на меня так смотрите? Я ничего не крал. Я же только что сюда вошел. Сами видите…

Тереза, утирая слезы рукавом одежды, воскликнула:

– Нет, нет, Эрик здесь не причем!

Эрик ушел забрать из сушилки оставшееся белье. Тереза села на свое место, а гвалт женщин продолжился. Некоторых интересовало: а сколько было денег в кошельке?

Тереза молчала. Немного погодя она встала и тихо сказала: «Я знаю, это дело рук Лауры. Она сегодня сидела около меня, а моя сумка была на стуле между нами. Да еще она ушла домой раньше. Это она взяла кошелек и под выдуманным предлогом сбежала». Женщины ничего на это не сказали. Ведь Лаура тоже была одной из их команды. И до сих пор ничего подобного за ней не замечали. Ни у кого на умещалась в голове мысль, что Лаура – воровка. И зачем вообще она может совершить такое?

– Я пойду и попрошу Мбанги, чтобы послал за ней и допросил ее! – сказав, Тереза поднялась с рабочего места. Женщины уже дорассуждались до того, что деньги Лауре срочно понадобились для покупки подарка новорожденному.

Начался последний десятиминутный перерыв в работе. Одна из работниц, встав перед вентилятором, принялась есть бутерброд из авокадо с хлебом, причем очищенную кожицу бросила там же, где стояла. В свою очередь Эрик, увидев, что мусорная корзина далека, бросил шкурку банана себе под ноги и пошел по своим делам, на ходу доедая плод. На полу, обдуваемым прохладным воздухом, остался живописный натюрморт, только не из фруктов, а из кожуры. Одна работница, проходя мимо женщины с бутербродом, остановилась посмотреть, что она ест. Та отломила кусок хлеба с авокадо и протянула ей, при этом кусок авокадо упал на пол. Женщина наклонилась, подняла этот кусок, положила на хлеб и стала с аппетитом есть.

Расстроенная Тереза вернулась от менеджера. Босс ей сказал, что Лаура уехала в Ахепею, поэтому пока она вернется, рабочий день уже закончится. Лучше будет, если Тереза потерпит до утра, когда Лаура придет на работу. Тереза до конца рабочего дня металась в состоянии большой потери и безвыходности…

На следующий день она пришла на работу, и стоя за рабочим столом и здороваясь с каждой вошедшей, громко и радостно заявляла: «Слава Богу! Кошелек никто не крал! Когда вчера я вернулась с работы, то увидела, что оставила его на постели!»

Работницы, поздравив ее с хорошей вестью, разошлись по своим местам. Последней в комнату вбежала Лаура. Она, улыбаясь, протянула всем по конфетке и поделилась радостью:

– Ах, какой у сестры моей мальчик! Он такой красивый! Ну совсем как детеныш гориллы.

Все, улыбаясь, снимали обертку с конфет и угощались. Тереза с виноватой улыбкой подошла к Лауре и прошептала: «Прости, Лаура. У меня были нехорошие мысли о тебе. Я была несправедлива. Кошелек мой оказался дома. Прости меня, ладно?»

Ничего не понимающая Лаура продолжала улыбаться и делать что-то вроде утренней зарядки – разминать суставы, подпрыгивать на месте, приседать.

Мбанги, Эрик и еще несколько мужчин потянулись к Лауре за конфетами. Угостив их, Лаура продолжала пританцовывать на месте, а женщины хором изображали аккомпанемент. Вскоре все успокоились. Эрик приволок очередную тележку белья и женщины мигом вспомнили о работе.

Наступил полдень, то есть, обеденный перерыв. Эрик от безделья крошил ножиком откуда-то взявшиеся пальмовые листья и сыпал их на пол, когда к нему подошла Тереза и села рядом на пол. Эрик спросил ее:

– Послушай, женщина, значит вчера ты приехала, забыв дома кошелек?

– Да, так. Да простит Бог мои грехи. Я стала подозревать бедную Лауру.

– Интересно, на чем ты едешь на работу, с работы?

– Автобусом.

– А если вчера у тебя с собой не было кошелька, как же ты расплачивалась за проезд и как ты автобусом проехала с работы домой?

Тереза как-то странно улыбнулась и сказала:

– Ты только посмотри на стечение обстоятельств, я забыла оплатить проезд на пути сюда и обратно, а водители не напомнили мне об этом.

Тереза, поднявшись с пола, подошла к Лауре.

– Лаура, я куплю тебе подарок стоимостью пять тысяч франков, только прости меня, ради всего святого. Пусть это послужит мне уроком, никогда больше никого я не стану подозревать.

Лаура опять ничего не понимая, порылась в своей сумке и протянула Терезе еще одну конфету. Та конфету приняла и, обняв, поцеловала Лауру.

Как все были в этот день счастливы!

После работы Тереза тем же автобусом ехала домой. Водитель узнал ее и слегка покачал головой. Сойдя на своей остановке и расплатившись за проезд, женщина сказала водителю, что вчера она забыла заплатить за проезд и протянула ему деньги. Со словами «я тоже забыл» водитель отвел ее руку и закрыл двери автобуса, чтобы продолжить маршрут.

Закат солнца обложил красным заревом все вокруг, а город собирался прорвать эту блокаду. Ведь все равно вечер вступит в свои права и принесет столь ожидаемую прохладу.

Гармония, Этика и Эстетика в веселом расположении духа возвращались из очередного посещения Нимрудских памятников[8]. Теперь они следовали к берегам Кипра для реминисценции рождения Афродиты. Пролетая над одним из городов Малой Азии, Гармония сказала:

– Слышу чудесную музыку – игру на виолончели. Кто бы это мог так играть?

Первой ответила Эстетика:

– Насколько мне известно, в этом городе ни особых памятников старины, ни других ценностей искусства не сохранилось. А музыка может звучать всюду. Ведь люди играют всегда. Но поистине красивую музыку могут играть лишь красивые люди.

– Я – Этика, и мне не пристало с вами спорить. Но, по-моему, прекрасную музыку могут озвучить лишь благородные душою, – сказала Этика.

Гармония продолжила:

– Давайте остановимся и отдадим должное этим звукам. Судя по вашим словам, пальцы, озвучивающие в данный момент виолончель, должны принадлежать какому-то великому обладателю. Проверим.

Гармония, Этика и Эстетика прервали свой полет и стали кружить над городом, пока не остановились над одним из зданий. Это был музей.

В это же время на скамье городского парка, в тени акаций, сидел композитор со своей женой и обсуждал вкус торта, которым они угощались вчера на банкете в их честь. Они приехали сюда из другого города. Композитор хвалил торт, а его жена – наоборот – критиковала: шоколадная глазурь была кисловатой.

Этика отметила про чету на скамейке:

– Им очень скучно, и они не знают, как провести свободное время. Ведь всегда скучно, когда нет благих намерений.

– Я их тоже вижу, – поделилась наблюдением Эстетика, – мужчина с лысиной, в очках, ну а что касается женщины, то ее макияж вовсе не соответствует ее годам.