– Ш-ш! – одернула она.

Вайолет с соседкой обменялись улыбками. Всегда хорошо, преступая закон, иметь подельника, пусть даже слишком ретивого.

Служба наконец неспешно подошла к концу: настоятель закончил свою речь, спели еще один гимн – «О святый Господи, доволен жить…» – были произнесены еще несколько славословий. К тому времени Вайолет уже сильно опаздывала, ей нужно было срочно бежать. И тут ее узколицая соседка спохватилась.

– Меня зовут Джильда Хилл! – выкрикнула она Вайолет вслед.

Вайолет перебежала внешний дворик собора, засеянный зеленой травкой участок, и помчалась по Хай-стрит к канцелярскому магазину Уоррена. Купив ленту для печатной машинки, она поспешила обратно в контору компании «Страхование Южных графств» и влетела туда, запыхавшаяся и красная как рак.

Но спешить не было никакой необходимости: офис машинописного бюро, где она работала вместе с еще двумя машинистками, оказался пуст. В более крупных офисах той же компании в Саутгемптоне, где Вайолет работала прежде, управляющий относился гораздо строже к тому, что касается прихода, ухода и опозданий подчиненных. А здесь, в крохотном офисе, где все, казалось бы, на виду, можно было предположить, что долгое отсутствие Вайолет будет сразу замечено. Но нет, ничего подобного. Правда, ей не очень-то хотелось получать выговор, но она была даже несколько разочарована тем, что никто не обратил внимания на ее пустой стул, а также на то, что ее черная печатная машинка с белыми клавишами не издает ни звука.

Вайолет оглядела покинутые столы своих подруг по работе. Их звали Олив и Морин, но сами они называли себя проще: «О» и «Мо» – и пронзительно хохотали, отзываясь на эти клички, даже если никто больше не смеялся. Должно быть, сейчас попивают себе чаек на кухне для персонала в конце коридора. Вайолет тоже отчаянно хотелось выпить чашечку с печеньем, чтобы заморить червячка. На обед она съела лишь принесенные с собой сэндвичи с мармайтом и маргарином. Этого ей всегда не хватало, и к середине дня она снова была голодна как волк, поэтому пламя в желудке приходилось гасить чаем. Миссис Спидуэлл была бы потрясена, узнав, что Вайолет ест горячее днем всего только раз в неделю. Больше она не могла себе позволить – хотя матери в этом никогда бы не призналась.

В голове мелькнула мысль: не присоединиться ли к коллегам на кухне. О и Мо – девушки местные, обеим едва перевалило за двадцать, и к Вайолет они относились в целом неплохо. Но они вышли из совсем других слоев общества и смотрели на нее, как на какую-нибудь африканскую фиалку или герань в горшке на подоконнике старой незамужней тетушки. Обе жили со своей семьей и к деньгам относились легкомысленно – впрочем, как и сама Вайолет совсем недавно. Одна очень хорошенькая, другая попроще – они частенько щеголяли в новых платьях, насколько могли себе это позволить. Жизнь их вращалась вокруг танцплощадок, свиданий с походом в кино, где из вереницы мужчин можно было выбирать жениха. А мужчин их возраста у них было много, и на танцы они ходили не так, как когда-то, сразу после войны, ходила Вайолет, правда всего несколько раз. Танцевать ее всегда приглашали мужчины, годившиеся ей разве что в дедушки, или совсем желторотые юнцы, или же с такими увечьями, которые уже не вылечишь. А случалось, что мужчин вообще не было, и за неимением партнеров женщины танцевали друг с другом. Стуча на машинках, О и Мо болтали про своих кавалеров и смеялись над ними, словно не было ничего странного в том, что мужчин на всех хватало. За полгода, что работала с ними Вайолет, каждая успела сменить несколько дружков, хотя в последнее время обе стали более серьезно относиться к своим ухажерам. Порой и веселое их настроение, и прогнозы насчет этих молодых людей так Вайолет надоедали, что она отправлялась на кухню ставить чайник, даже когда чая совсем не хотелось, она просто сидела, стараясь успокоиться, потом возвращалась в комнату и продолжала печатать. Печатала она быстро, в этом девушкам до нее было далеко, но, кажется, они находили в ее профессионализме нечто забавное.

Только один раз Мо задала ей вопрос о том, был ли у нее в жизни парень – «еще тогда».

– Да, – коротко ответила Вайолет, ей не хотелось превращать свои отношения с Лоренсом в анекдот.

Но на этой неделе все было еще хуже. Даже перспектива выпить чая с печеньем не могла перевесить страха Вайолет перед необходимостью наблюдать, как маленькая, пышущая здоровьем Олив вытягивает перед собой руку с растопыренными пальцами, чтобы в сотый раз полюбоваться своим помолвочным кольцом. В понедельник она явилась в офис совсем не такая, как раньше, щеголяя новой прической с высоко зачесанными кудряшками и выпячивая от гордости грудь. Она обменялась с Мо, уже сидящей на рабочем месте за своей печатной машинкой, самодовольной и хитрой улыбочкой, потом сняла тонкий шифоновый шарфик, пальто и повесила на крючок.

– Я отлучусь на минутку, мне надо переговорить с мистером Уотерманом.

Олив стащила перчатки, и Вайолет не смогла удержаться и поискала на пальце О колечко – и действительно, там что-то сверкнуло. Бриллиант был крохотный, но ведь это бриллиант!

Высокие каблучки туфелек О – не чета скромным туфлям-лодочкам Вайолет – застучали по коридору. А Мо, та, что поумней, чем ее подруга, но, по общему мнению, не столь привлекательная внешне: с бесцветными волосами, длинным и вечно хмурым личиком, опустила голову, и улыбка ее увяла. Если бы Вайолет в эту минуту была поотзывчивей, она бы обязательно заверила Мо, что нынешний ее молодой человек, немногословный банковский служащий, который пару раз останавливался возле их офиса, наверняка скоро сделает ей предложение. Но Вайолет была не в настроении, затрагивать эту тему ей совсем не хотелось, поэтому она промолчала, оставив Мо томиться и страдать.

С того самого дня, когда О торжествующе выставила напоказ свое колечко, девушки говорили только об этом: о том, как Джо делал предложение – в пабе, опустив колечко на дно стакана с коктейлем из портвейна с лимоном, – о том, как долго придется ждать, чтобы скопить денежек на приличную свадьбу – два года! – где состоится свадьба – в том же пабе, – и в чем невеста появится на венчании и свадебном ужине. Подвенечное платье будет, конечно, белое, а не цвета слоновой кости, но лично Вайолет считала, что это ошибка, белый цвет для лица Олив будет слишком ярким. Еще О сообщила о том, где они будут жить – в доме его родителей, пока не смогут купить себе отдельное жилье. Эти разговоры были столь однообразны и банальны, без каких бы то ни было интересных или неожиданных откровений, ни намека на светлые надежды, на мечты о счастье, что Вайолет казалось, она свихнется, если будет слушать все это еще целых два года.

Она закурила, чтобы отвлечься от грустных мыслей, а заодно приглушить голод. Вставила в машинку чистый лист и принялась тупо печатать текст заявления некоего мистера Ричарда Тернера из Бейзингстока на страхование дома, гарантирующее ему компенсацию в случае, если сам дом и все его содержимое будут утрачены при пожаре, наводнении или ином стихийном бедствии. Вайолет обратила внимание на то, что в перечне стихийных бедствий отсутствует слово «война». Интересно, подумала она, понимает ли сам мистер Тернер, что возмещение он получит не при любых обстоятельствах утраты имущества.

Впрочем, думала она в процессе печатания далеко не всегда. Вайолет за всю свою жизнь успела напечатать подобных текстов так много – текстов, в которых говорится о страховании жизни, дома, автомобиля или катера, – что редко вдумывалась в смысл самих слов. Печатание для нее давно стало бездумным, рутинным актом, некой медитацией, успокаивающей ее, погружавшей в состояние полного отсутствия всякой мысли: Вайолет ни о чем не думала, она просто существовала.

Совсем скоро вернулись О и Мо, их щебет послышался еще в самом конце коридора, прервав ее подобный гипнотическому трансу покой.

– Только после вас, миссис Хилл, – сказала Мо, сделав шаг в сторону и жестом пропуская Олив в открывшуюся дверь.