Невозможно представить, что в этом добротном и крепком здании, где сейчас они смиренно читают молитву Господню, могли твориться такие ужасы. Но ведь с таким же успехом невозможно было представить, что незыблемая, старая добрая Британия станет воевать с Германией и пошлет на войну умирать так много мужчин. Потом страна снова поднялась из руин, ее собрали воедино, как и Большое западное окно, Британия осталась непокоренной, но след от урона остался.

– С верой в Господа нашего, Иисуса Христа, приносим мы эти дары во славу Божию.

Настоятель протянул руки к главному алтарю, возвышающемуся в дальнем конце пресбитерия. Вайолет повернула туда голову, чтобы увидеть, о каких дарах идет речь, и едва сдержала смех. На ступеньках перед алтарем ровными, плотными рядами лежали десятки подушечек для коленопреклонений.

Она понимала, что смеяться над этим нехорошо. Эти подушечки – дело серьезное. Вайолет всегда была благодарна прямоугольным кожаным подушечкам, размером с детскую книжку с картинками, в церкви Святого Михаила, которую семейство Спидуэлл посещало в Саутгемптоне. Несмотря на то что с годами, за время множества молитв с преклонениями они износились и превратились в тоненькие, твердые досочки, становиться на них коленками было все же не так холодно, как на каменный пол. Она и подумать не могла, что для них требуется специальное освящение. Так вот, оказывается, чему посвящена эта особая церковная служба.

Вайолет взглянула на часы: она ушла из своей конторы, чтобы купить ленту для печатной машинки, с тайной надеждой успеть забежать по пути в кафе и выпить кофе. Но вместо этого Вайолет решила зайти в собор и заглянуть в Рыбацкую часовню. Ее покойный отец страстно любил рыбную ловлю, и на его прикроватном столике всегда лежала книжка Исаака Уолтона «Искусный рыболов»… Впрочем, она ни разу не видела, чтобы он читал ее. А вот сейчас Вайолет сомневалась, стоит ли задерживаться и пропускать работу ради этих подушечек.

Молитва закончилась, и снова в плечо ее забарабанил чей-то острый палец. Служба, наверное, будет идти дольше, чем ей понадобится времени на питье кофе или на паломничество к Уолтону, но разве можно допустить, чтобы эта женщина так третировала ее.

– Я тоже участвую в этой службе, – промямлила Вайолет, прежде чем привратница раскрыла рот.

Та сморщила лоб.

– Вы что, вышивальщица? Что-то я не видела вас на наших занятиях.

Вайолет никогда не слышала этого слова и не вполне понимала, что оно значит.

– А я новенькая, – быстро соврала она.

– Но этот обряд только для тех, кто уже что-то сделал. Придется подождать до октября, когда будет следующая служба. Тогда вы сможете участвовать, но только если представите свою работу.

Если бы распорядительница тогда не бросила взгляда на левую руку Вайолет, та могла бы согласиться, мол, да, эта служба не для нее, и спокойно уйти. Ведь ей так и так надо уже спешить – купить ленту для печатной машинки и вовремя вернуться в офис. Тем более эти церковные службы частенько бывают скучны, даже в таком великолепном соборе, как Уинчестерский. Но Вайолет претила мысль о том, какое суждение составила о ней распорядительница, увидев, что она не носит обручального кольца. Она не удержалась и в свою очередь посмотрела на левую руку своей недоброжелательницы. Ну да, у нее на пальце, конечно, кольцо есть.

Чтобы набраться храбрости, Вайолет перевела дух.

– А мне сказали, что я могу прийти.

Сердце ее колотилось – так бывало частенько, когда она чувствовала в груди бунтарский дух, не важно, насколько сильный. Например, полгода назад, когда Вайолет сказала матери, что уезжает в Уинчестер, сердце ее так сильно забилось, что ей показалось, оно сейчас выскочит из груди. «Тебе тридцать восемь лет, а ты до сих пор всего боишься», – подумалось ей.

А распорядительница нахмурилась еще больше:

– Кто именно вам это сказал?

Вайолет показала рукой в сторону одной из закутанных в меха женщин, сидящих на клиросе, в алтарной части.

– Миссис Биггинс? Так и сказала, что вам можно прийти? – В первый раз в голосе распорядительницы послышалась некоторая неуверенность.

– Мэйбл, ш-ш! – Теперь и другие пытались утихомирить густо покрасневшую распорядительницу.

В последний раз бросив сердитый взгляд на Вайолет, она отступила и снова встала на страже арочного прохода.

А настоятель меж тем добрался до середины своей речи.

– На протяжении столетий этот великолепный храм, – говорил он, – получал дары в виде множества украшений из дерева или камня, металла или стекла с целью поднять дух тех, кто приходит сюда помолиться, напомнить им здесь о славе Божией, как на земле, так и на небесах. Ко всему этому великолепию теперь прибавились подушечки для коленопреклонений, которые вы видите перед алтарем, – и это только начало масштабного проекта, задуманного для того, чтобы не только создать атмосферу уюта для тех, кто участвует в богослужениях, но и привнести красоту на клирос и в пресбитерий. Коллектив вышивальщиц Уинчестерского кафедрального собора был с моей подачи организован в прошлом году мисс Луизой Песел. Слово «вышивальщица» было заимствовано из названия «Досточтимый цех вышивальщиков» – гильдии, учрежденной еще во времена Средневековья. Наш новый коллектив кафедральных вышивальщиц будет служить напоминанием о замечательной истории этого ремесла, возрожденного старанием мисс Песел и соединяющего наше далекое прошлое с настоящим. Сегодня здесь присутствуют многие из членов этого коллектива. Все вы славно потрудились своими иголками, ваши прекрасные вышивки на этих подушечках станут украшением пресбитерия, а скоро вы начнете вышивать и подушки для сидений и скамей, расположенных на клиросе. И мы все увидим не только великолепные цветистые узоры среди наших куда более сдержанных красок дерева и камня, но всем молящимся станет гораздо удобнее преклонять во время молитвы свои колени.

Он помолчал, но улыбка на его губах говорила о том, что оратор сейчас произнесет тонкую, достойную его сана шутку.

– И с таким же успехом подушки на сиденьях, надеюсь, значительно облегчат прихожанам возможность сосредоточить свое внимание на моих проповедях.

По церкви прошелестел сдержанный смех.

Когда настоятель продолжил, Вайолет бросила быстрый взгляд на женщину, что сидела рядом с ней и смеялась менее сдержанно, чем остальные. Лицо ее было худым, угловатым, по форме напоминало длинный равнобедренный треугольник вершиной книзу, от подбородка расширяющийся к вискам, каштановые же волосы были подстрижены так, что образовывали еще один треугольник, стороны которого торчали вдоль щек. Она тут же повернулась к Вайолет, глядя на нее горящими темными глазами, словно взгляд Вайолет явился для нее визитной карточкой.

– А я вас раньше не видела, – прошептала она. – Вы, наверное, из группы, которая по понедельникам? А ваши подушечки там есть?

– Ммм… нет.

– Еще не закончили? А мне удалось завершить работу на прошлой неделе, как раз перед концом приемки. Пришлось бежать через весь город, чтобы поспеть. Мисс Песел и миссис Биггинс насчет этого очень строгие. Сдала прямо мисс Песел, лично в руки.

Сидящая спереди женщина повернула голову и прислушалась, и соседка Вайолет сразу замолчала. Но через минуту снова начала, правда уже потише:

– А вы над чем работаете, над подушечкой под коленки?

Вайолет покачала головой.

– А в чем дело, стежки не очень получаются? – Она сочувственно кивнула и продолжила: – Мою вышивку три раза мне возвращали, пока не приняли. Вас что, заставляют сматывать нитки? Или наводить порядок в шкафах? Там вечно черт ногу сломит, только это ужасно скучно. А может, ведете документацию? Держу пари, что это так.

Женщина бросила взгляд на руки Вайолет, словно хотела найти на пальцах пятна чернил. А заодно, конечно, обручальное кольцо – Вайолет уже успела заметить, что у той кольца на руке нет.

– А я от документации сразу отказалась. У меня ее на работе хватает.

Женщина спереди обернулась.