Алексей садится в кресло за один из столов, вытягивая скрещенные ноги. Складывает руки на груди и кивает мне на одни из стульев.

– Говори, – повторяет снова.

Я вешаю сумку за ремешок на спинку стула и присаживаюсь.

– Позволь мне тебя осмотреть.

– Зачем?

– Затем, что так надо.

– Нет.

– Лёша!

– Так. Разговор окончен.

Шевцов поднимается с места, прозрачно намекая мне сделать то же самое.

– Как часто у тебя приступы головной боли?

– С чего ты это взяла? – Шевцов останавливается и с прищуром смотрит на меня.

– У тебя на столе упаковка обезболивающих. Почти пустая.

Лекс медлит, пару секунд смотрит на меня, раздумывая, а потом садится обратно в своё кресло. Раздражённо вздыхает, будто решение даётся ему с трудом.

– Хорошо.

Лекс.

Костик сегодня работает хорошо. Ещё немного, и он будет готов. А вот я снова встал с утра как пережёванный. Полночи голова раскалывалась.

Демьян оказался прав: клуб сейчас на вершине, но у него куча проблем. Хоминич-старший, создатель и хозяин, давно потерял интерес и хватку в бизнесе. А младший после истории с аукционами куда-то слился. Есть слух, что вообще сгинул где-то в Армении. Так что немного мозгов и упорства, можно будет взять кредит и выкупить клуб. Старик с радостью отойдёт от дел. Но сначала надо попробовать, будет ли мне это в принципе интересно. За последние шесть лет мир немного изменился, и теперь прежде чем начать нормальную треню, парни не забывают выложить в Инстаграмм фотки своих бицух.

Работаем уже довольно долго. Респиратор крадёт дыхание, но заставляет его работать продуктивнее. Мышцы горят, плавя злость, которую, наконец, можно направить в нужное русло.

Делаю обманный выступ назад, как замечаю тонкую фигурку у ринга. Светлые волосы и огроменные перепуганные глаза. Бестолочь. Что она тут забыла?

Быстро обхожу Костика и делаю лёгкий захват за шею, давая тем самым понять, что тренировка окончена. Костя благодарит и уходит на растяжку, а я спускаюсь к «сестрице».

Она немного шугается, но потом вздёргивает подбородок и начинает нести свою медицинскую околесицу. Не хватало ещё на весь зал с ней препираться о красных и белых тельцах в моей крови. Лучше переместиться в тренерскую.

Соглашаюсь на осмотр. Она права – после травмы я торможу. Ни выносливости, ни скорости. Ещё и эти головные боли. Знаю, что такая реакция может быть на наркоз до нескольких месяцев, но мне некогда столько ждать.

Пока бестолочь выуживает из своей сумки какую-то хрень и бумажки, я рассматриваю её. Как была затюканной овечкой, так и осталась. Похудела. Сейчас на ней нет белого халата, только чёрные джинсы и светлая короткая кофта. Обычно девки раздаются в бёдрах после школы, а эта отощала. Даже грудь меньше стала.

Смаргиваю. Нехер пялиться на её сиськи. Это удел рафинированного.

И всё же понимаю, что она меня не отпускает. Не до конца. Сменила духи, но всё равно её запах меня триггерит. Как тогда на кухне, утром, после тусовки с Ермолаем, когда меня впервые проняло. Есть в этой её несмелости и трепетности что-то совершенно особенное. Мне вдруг представилось, как она кончает под своим блядским одноклассником из Мухосранска. Твою мать, Шевцов, что за токсикоз? Пора, наверное, поискать номер Кристины из 11-В.

– Дай руку, – бестолочь натягивает мне на плечо херовину для замера давления.

Манжет трещит и раскрывается, как только она начинает его накачивать.

– Не напрягай мышцы, – бурчит девчонка, предпринимая ещё одну попытку.

Кое-как справившись, она записывает данные в свой блокнот и удовлетворённо кивает. Надо понимать, тут меня не ждёт внезапная смерть.

– Теперь следи за молотком только глазами. Голову держи на месте, – девушка становится прямо напротив.

Я выполняю все указания, чувствуя себя первоклассником перед училкой. Вожу взглядом за её рукой вверх, вниз, в обе стороны, по кругу.

– Хорошо. Теперь выпрямись, – она становится сзади, и я инстинктивно напрягаюсь. Не люблю, когда кто-то стоит за спиной.

Внутри скручивается пружина, когда тонкие пальцы касаются моей шеи. Твою мать, бестолочь, это слишком тонкий лёд. И ты по нему сейчас ходишь. Прямо по краю.

Она пробегает по шейным позвонкам, а я начинаю считать в уме дохлых котят, чтобы отвлечься от ощущений. Обхватывает ладонями всё шею и горло, оставляя большие пальцы у основания черепа и вынуждает наклонить голову вперёд.

– По позвоночнику как вроде бы током не отдаёт?

– Нет, – отвечаю хрипло. Блядь. Знала бы ты, где у меня отдаёт.

– Теперь расслабься. Я сейчас резко потяну тебя на себя, а ты не пытайся удержаться. Мне нужно оценить мгновенную реакцию. Я поймаю, не бойся.

Серьёзно? Я так-то и не боялся.

– Ты не удержишь.

– Удержу, – говорит уверенно.

Ладно. Пытаюсь расслабиться. Оказывается, это не так уж и просто. Особенно с бестолочью за спиной и её руками у меня на плечах.

Её импульс я почувствовал ещё до того, как она дёрнула. Кожей ощутил мимолётное напряжение. И, конечно же, она бы меня не удержала.

– Проверила, что хотела? – возвращаюсь обратно в сидячее положение.

– Угу, – снова что-то записывает. – Голова не закружилась?

– Нет.

– Хорошо.

Фомина ещё пару минут что-то пишет, а потом вскидывает на меня глаза.

– Пока всё в норме. Головные боли должны пройти скоро. Если интенсивность усилится – позвони или обратись в больницу.

Она кладёт передо мной визитку с номером телефона и пакует свои приборы и бумажки в сумку. Серьёзная и важная вся такая. Только зачем-то губу закусила. И тут довольно громко её желудок сообщает, что она, видимо, давно не ела.

– Извини, – смущённо поднимает на меня свои голубые глазищи, а на щеках появляется румянец. – Обед пропустила.

– А позавтракала снова яблоком с яйцом? – вспоминаю её трапезу, когда приходил за выпиской. – Или кофе без сахара?

– Мм… – она не находится, что ответить, теряется.

– Ты похудела. Ты вообще ешь?

– Конечно, – бестолочь явно не ожидала подобного вопроса. Но меня злит такое отношение к себе. Ещё и пришла поучать меня.

– Сядь, – сам встаю и достаю из небольшого холодильника контейнер с нормальной жрачкой.

– Лёш, не надо, я всё равно сейчас… – она осекается под моим взглядом и медленно присаживается на край кресла. Смотрит так, будто я сейчас ей не поесть предложил, а самой стать мне едой.

Разогреваю в микроволновке контейнер, ощущая её взгляд на себе. С удивлением понимаю, что меня это не выбешивает, как обычно.

– Ешь, – ставлю на стол горячий тушёный картофель с мясом и кладу пару помидоров рядом.

Бестолочь смотрит так, будто я надел костюм пасхального зайца. Розового. Но послушно берёт вилку и накалывает кусок, аккуратно стаскивает его губами и несмело жуёт.

– Не отравишься, – говорю уже спокойнее, а самому от этой картины хочется пойти и отжаться раз пятьдесят.

Но вместо этого я тоже беру вилку в тумбочке и присоединяюсь.

– Вкусно. Сам готовил?

– Тут нечего готовить.

– Я не знала, что ты умеешь.

– Ты много обо мне не знаешь.

Но того, что знаешь, уже с лихвой. Так что просто ешь, бестолочь, и поменьше болтай.

– Спасибо, – девушка вытирает губы салфеткой и встаёт. – Было правда очень вкусно, но мне надо идти.

– Ты же совсем ничего не съела. Сядь.

Хватаю её за запястье, намереваясь снова усадить на стул. Рукав кофты немного съезжает, и я замечаю длинную широкую лиловую полосу от запястья и до самого локтя. Это что ещё за чёрт? Похоже на глубокий шрам от ножа. Причём не очень старый.

– Что это? – спрашиваю, нахмурившись.

Бестолочь снова превращается в напуганного мышонка и пытается выдернуть руку. Нет уж, дорогая. Я держу крепко и жду ответа.

– Лёш, отпусти, – не поднимает глаз и начинает дрожать всем телом, что аж зубы тарахтят.

– Что с тобой произошло? – говорю, выделяя каждое слово и тяну девчонку на себя. – Бестолочь, я спросил!