До аэропорта мы доехали молча. Уже перед контролем он вручил мне паспорт, и только тут я опомнилась, что не отдавала ему свой «загран» – времени не было, да он и не напоминал. В новом паспорте у меня была новая фамилия и шенгенская виза. Я уставилась на новый документ:

– Как ты быстро…

– Пошли. – Но я не сдвинулась с места, и Славе пришлось вернуться: – Куваева, ты передумала?

– Мстислав, вы гоните… в смысле, коней. Дайте вдохнуть.

Подняла взгляд на раздраженного мужчину. В черном пальто, черном костюме и с черными глазами он меньше всего походил на того, кто позволил бы вдохнуть. Скорее, выдохнуть в последний раз.

– Куваева, ты меня бесишь, – вдруг заявил привычным тоном.

– Зато неравнодушен, – ляпнула глупое.

– Для тебя лучше, чтобы я был равнодушен.

– А я уже как раз вдохнула, – закивала часто. – Кристина Фойгель – ничего так звучит… Сам придумал?

– Я снова становлюсь неравнодушен, – прорычал он, хватая меня под руку. – И прекрати скакать с «вы» на «ты».

– Я уже просто запуталась в наших ролях, – бежала за ним к пропускному пункту. – Ты то мой мужчина, то Мстислав Какойтович…

– Я думал, у актрис хорошая память, – и он подтолкнул меня к детекторам металла.

– Она хорошая, потому что я не запоминаю то, что ненужно, – ворчала, забирая свои вещи из пластиковой коробки.

– Я Мстислав Сергеевич, – смотрел он на меня зло в упор.

Я только сейчас заметила, что его не досматривали на контроле. Он клал какой-то пропуск на стол и проходил. А потом буравил меня взглядом, пока я вдевала пояс в петли джинсов и распихивала мелочи по карманам. Уже в зале вылета усадил меня перед терминалом, а сам куда-то ушел, но вскоре вернулся с двумя стаканчиками с кофе и бутылочками воды:

– У меня вечный сушняк в самолете, – уселся рядом. – Держи.

– Спасибо, – протянула я руку к кофе, не спуская с него взгляда. – Ты заботливый, Мстислав Сергеевич. – Дождалась, пока он посмотрит на меня. – И не такой, каким хочешь казаться.

Он снова долго смотрел на меня в своей напрягающей манере, прежде чем наклониться ближе:

– Ты ошибаешься, Кристина, – заговорил, глядя в глаза. – Я – последняя сволочь. И разрушил не одну жизнь, чтобы подняться из того дерьма, в котором мы с братом оказались благодаря Рамилю Куваеву. Поэтому не обольщайся на мой счет. Я забочусь о качестве тех проблем, которые собираюсь доставить твоему отцу, раз у тебя самой мозг не дает заднюю…

– Да, он у меня молодец. – Я упрямо сжала губы.

– Я бы поспорил.

– И это удивительно, ты вряд ли привык спорить, скорее, молча делать по-своему.

– Не надо меня изучать. – А вот искорки во взгляде говорили обратное – надо. Он очень этого хочет.

– Мне скучно.

– Ах, тебе скучно… – Его тон мне не понравился. – Давай повеселимся.

Неуловимым движением Багратов выдернул мобильный из моей руки и, не успела я среагировать, прижал меня к себе. Заработала передняя камера, и вскоре на дисплее появилось мое с ним фото. Когда он успел поцеловать меня в висок – даже не заметила. Наверное, шокированная нервная система уже даже не фиксировала нарушение моих границ, встречая каждое мучительным «Проезжай».

– Выкладывай в Инстаграмм, – приказал он. – А то народ переполошится, когда появятся статейки о твоем отказе от съемок…

Как я сдержалась, чтобы не запустить в него мобильником – не знаю, но смысл дошел, хоть и с опозданием:

– Статейки?

– Конечно. Поэтому тебе нужна легенда. Проще всего, если она совпадет с враньем твоему отцу, – холодно чеканил он. – Он купится на то, что ты ради мужика отказалась от съемки?

– Ради такого, как ты – конечно! – прорычала и отвернулась, пытаясь взять себя в руки.

Раздражало то, что и сарказм не удался. Отец да, купится, потому что я и правда бы побежала за тем, кто вытерпит мои припадки.

– Отлично, – послышалось равнодушное. – Выкладывай фото.

– Не указывай мне, что делать! – огрызнулась и поднесла стаканчик с кофе к губам. – Я сама разберусь.

– Кристина, мне этот детский сад нахер не дался, но я держу слово и даю тебе возможность спасти бизнес Рамиля. – Злой голос не дал шанса игнорировать его источник. Я медленно повернула голову, чтобы напороться на режущий, под стать словам, взгляд. – Я больше не буду об этом напоминать.

В этот момент на рейс до Лиссабона объявили посадку.

– У тебя максимум двадцать минут, – постановил Мстислав и поднялся, подхватывая свой кейс и пальто.

Пожалуй, убедил, Багратов, ты – полное дерьмо! В момент, когда последний шаг отделял меня от новой жизни, стало по-настоящему страшно. Чтобы не сбежать, я замуровалась на первом от окна сиденье в бизнес-классе и полезла в Инстаграмм.

«Бывает так, что вся жизнь меняется всего лишь за день, и приходится делать сложный выбор… Хочется верить, что этот выбор будет правильным. Ваша К.К.». И приложила наше черно-белое фото. Мои широко распахнутые глаза, его жесткие пальцы на моем подбородке и касание губ к виску – все это вообще не сочеталось и выглядело дико. И по телу запоздалой волной прошла дрожь, будто оно спохватилось, что нужно среагировать.

В салоне стояла предполетная суета – резкий стук сумок о полки, заевшее «Добрый вечер, проходите, ваше место…», плач детей и разномастный говор. Позади уселся англичанин, слева – пара немцев…

– Ты, кстати, говоришь по-английски? – вдруг наклонился ко мне Слава, и я впервые уловила запах нижней ноты его парфюма, густо замешанной на естественном запахе мужчины. Наверное, оставшейся еще со вчерашнего дня.

– Угу, – сглотнула, едва не облизавшись – так загорчило на языке. Приятно, смесью кофе и цедры грейпфрута… черт!

– Хорошо говоришь?

– Свободно, – прокашлялась. – Я практиковалась в Штатах и играла в постановке Шекспира в оригинале перед местными профессорами.

Его брови на секунду удивленно взметнулись, хотя я не ставила цели его поразить. Ну разве что каким-нибудь тупым предметом в сердце – это да.

– Отлично, потому что вся работа будет на английском.

– Мстислав Сергеич, – усмехнулась зло, – хороший вы агент – ничего не знаете обо мне. А если бы я не знала английского?

– В том жанре, – усмехнулся он дьявольски, – не обязательно разговаривать…

Меня просто до краев наполнило отвращением к этому мерзавцу. Зря я сказала ему, что он не такой, каким хочет казаться. Теперь он наизнанку выворачивался, пытаясь это опровергнуть. Да и пытался ли?

Картинку за окном корежило от бившего в иллюминатор мокрого снега. Где-то внизу копошились с техникой люди, а я думала, как, должно быть, жалко это все – мои попытки найти тепло там, где его нет. Черт возьми, я же не ищу уже давно, что это тогда за издевательство? На, Кристина, посмотри внимательно – верить в этом мире никому нельзя? Все – обман? Как эта жалкая картинка на стекле, залитая то красным, то синим цветом от огней обслуживающего транспорта, и ни черта не напоминавшая реальный мир.

– Держи, – хмуро приказал Слава и протянул мне бокал. – Белое полусладкое.

– И как ты его оцениваешь? Ты же винодел…

– Я не делаю белого вина, и не люблю его.

– Почему? Что с ним не так? – Я злилась. Заводила разговоры, чтобы найти зацепку и дернуть его. – Может, тебе просто не по зубам?

Он бросил на меня внимательный взгляд:

– Может быть. С ним сложнее. Я один раз выкинул кучу сырья и больше не пробовал. Это неплохое должно быть. Вернее, это самое лучше, что смогли доставить…

Ну вот зачем он это говорит? Как может человек сочетать в себе равнодушие и такое… внимание? Или это его кредо по жизни – все идеально, иначе не вписывается в картинку мира? А ко мне вообще не имеет отношения?

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.