- Я сошла с ума? - Ольга Валерьевна сделала ударение на "Я". - Я? Может быть, это я сорок лет набивала свой дом всем вот этим? - она ткнула пальцем в невидимые за стеллажами книг стены. - Может, это я из-за этого выжила из дому всю свою семью и стала посмешищем для всех здравомыслящих людей? Я? Я? Так вот, Виталий Иванович, послушай меня. Она лежала у меня на коленях и рыдала в смерть, потому что муж изменил ей с её лучшей подругой, а через минуту она вскочила и убежала к нему, потому что он ей не изменил, и всё, что было, это шутка, враньё и сон.
- Ольга, ты повторяешься. - мягко сказал мужчина. - Во всяком случае, я склоняюсь к мысли, что её лучше было бы не переубеждать.
- Не переубеждать? Я знаю свою внучку. Уж кого-кого, а её я знаю. Она хорошая девочка, она - единственное и лучшее, что у меня есть, но она девочка гордая и амбициозная. И он хороший парень, но он заморыш и слюнтяй, и если такая, как она, влюбилась в него, как говорится, с первого взгляда и до последнего вздоха, то это потому, что он там, внутри себя, не зная, не понимая, что творит, установил, что слово "мутабор" отдаёт во власть ему любую женщину, и сказал ей это слово, и всё сбылось. И теперь всё сбылось снова, потому что этот сопляк лежал где-то там лицом в подушку и мечтал знать такое слово, какую-нибудь "крибле-крабле", чтобы того, что было, вдруг не стало. Я говорю тебе, Виталий Иванович, он как раз и есть этот твой, кому от рождения и от природы дано вязать и разрешать. ЭТОГО НЕ СТАЛО! Она побежала к нему, у неё в голове чёрт знает что, какие-то високосные годы, но она верит, что он ей не изменил, потому что он ей и не изменял. ЭТОГО НЕ БЫЛО! Остались туманные непонятные следы, как тень, как морок, как сон. ЗАМОЛЧИ!!! - вскинулась она вдруг на порывавшегося ей что-то сказать мужчину, и тот ответил:
- Ольга, будь добра, не кричи на меня.
Она посмотрела на него, не понимая, потом понизила голос:
- Я не сомневаюсь, что он и этой Ире сказал свой мутабор, как-нибудь случайно, на кой он ей без этого мутабора нужен. Она втюрилась и насела, а он что - он безотказный, дрянь, тряпка, он слова "нет" не знает.
- Я не могу в это поверить. Для того, чтобы поверить в это, уже нужно подвергнуться магическому воздействию.
- Я тебя подвергну, - мрачно кивнула Ольга Валерьевна. - Не надо так старательно улыбаться, тебе не идёт. Вот так ты выглядишь лучше.
Мужчина вздохнул:
- Извини, Ольга, я сдуру. Ты вообще представляешь себе, какой силы должен быть дар, чтобы уничтожить событие, уже случившееся и оставившее тысячу метастазов во времени и пространстве?
Вопрос повис в воздухе без ответа.
- Самое скверное, - устало сказала Ольга Валерьевна, - что он такой слюнтяй. Если ему что-то понадобится или чего-то захочется, он не встанет, не пойдёт, не будет добиваться, как нормальный мужик, он будет сидеть, вздыхать, и мечтать, и ковырять в носу, и настанет день, когда он выковыряет.
Секунда молчания.
- Это страшный человек.
- Может, сказать ему... им? - неуверенно произнёс мужчина.
Ольга Валерьевна с тоской поглядела на него:
- Даже ты в это не веришь... несмотря на это всё... - она снова показала на книги.
- Зато ты веришь, несмотря на то, что никогда не верила во всё это. Впрочем, сказать, наверное, ещё опасней... Это как "попробуй не думать о белой обезьяне" ... Никто не сможет иметь такой дар, знать о нём и не пользоваться им. И никто не сможет пользоваться и не злоупотребить... Это если рассуждать чисто теоретически...
- Давай рассуждать чисто теоретически, - угрюмо кивнула женщина. - Ты всю жизнь был видным теоретиком. И если ты мне чисто теоретически что-нибудь вырассуждаешь, действовать чисто практически буду уже я сама. Как бы то ни было, Лену я с ним оставить не могу. И забрать он него не могу. Я боюсь, пока он есть на свете, я уже ничего не могу. Виталя, Виталя, что же мне делать?..
5
Они лежали в постели.
- Да нет, какое первое апреля, - всё ещё виновато лепетал он, пытаясь в полутьме увидеть её глаза. - Я и сам не знаю, почему... Убей Бог, не пойму... Будешь смеяться, - он хихикнул, - но мне тогда чуть ли не как-то самому показалось, что это правда. Как-то явственно себе вообразил, что ли... Очень явственно...
- Я тебе навоображаю, я тебе, дураку, следующий раз так навоображаю... и её я больше на порог не пущу...
- Она-то при чём, нет, Лен, это ж я сам, ты что?..
- А что это ты её защищаешь? Я тебе позащищаю, защитник, - она укусила его за шею. - Не надо она нам, она какая-то шальная, от неё дурость заразная...